— Хватит, хватит! Я без тебя всё это знаю и понимаю, как оно льстит Хонзе. Но ведь и прежний король Данзара магам Бар-Шаббы благоволил. Однако в войне против Геона они все равно его не поддержали?
Граф Рексфорд одним глотком осушил свою чашечку. И посмотрел в глаза другу:
— Прошло почти двадцать лет, Кендал. Успело вырасти и опериться целое поколение. Дар, может, и неизменен, а вот умы?.. Мэйнард Второй — не его отец. И неделю назад он принял на рассмотрение закон об отмене ограничивающих амулетов. На всей территории Данзара.
Его светлость, не поверив собственным ушам, приподнялся на стуле.
— Ты, должно быть, шутишь!
— Если бы,— не поведя бровью, отозвался тот.— И Мэйнард, похоже, тоже не забавляется. Ибо, цитирую, 'амулеты — есть позорное клеймо, что порочит достоинство свободного государства и демонизирует Силу, данную нам богом'!.. Сказано было данзарским послом на закрытой аудиенции у архимага неделю назад. Не только у эль Гроува в Бар-Шаббе свои люди есть, так что сведения, можно сказать, из первых рук... Хотя, подозреваю, их не особенно-то и прятали.
Лицо герцога потемнело, губы сжались. То, что он услышал, даже звучало чудовищно. Отменить закон? Упразднить амулеты? Подставить под удар население целой страны, и не чьей-нибудь, а своей собственной?.. Дикость! Опасная, безумная, не оправдывающая себя! Да, чародеев в разы меньше, чем обычных людей, дай боги одна десятая по всему миру наберется, однако, принимая во внимание тех же беженцев и магическую вольницу в Данзаре...
— Он этого не сделает, Айрон,— отрывисто сказал магистр алхимии.— Уловка, чтобы подобраться поближе к Хонзе — да, но не в самом же деле? Он получит хуже, чем гражданскую войну! Он получит настоящую бойню! Не верю, что Мэйнард сам этого не понимает!
Граф Рексфорд с ответом не торопился. Хмуря широкие темные брови, он крутил в руках пустую кофейную чашечку, невидящим взглядом уставившись куда-то сквозь запертые ставни.
— Все может быть, Кендал,— наконец проговорил он, устало растирая пальцами виски.— Не будем загадывать наперед. В конце концов, правитель Данзара, кем бы он ни был, отнюдь не дурак. И не чародей. Если он решит упразднить амулеты, их снимут и его придворные маги — сжечь мосты, но оставить лодку у него не выйдет, а это слишком большой риск. Так что, будем надеяться, хотя бы отмены закона нам удастся избежать.
Герцог невесело улыбнулся.
— Хотя бы отмены закона,— эхом повторил он вслед за другом.— Но не войны? Это ведь ты хотел сказать, Айрон?..
Тот молчал.
— Понятно,— резюмировал Кендал эль Хаарт.— И сколько у нас времени?
Граф, издав какое-то невразумительное восклицание, махнул рукой.
— Так мало или так много?— педантично уточнил герцог.
— Не знаю,— раздраженно выдавил из себя магистр щита.— Но одно знаю точно — я завтра же отзову свое прошение по поводу Оливера. Нечего ему там делать. А в Мидлхейме, если уж на то пошло, тоже есть неплохие школы.
Он говорил о младшем сыне, которому вот-вот должно было исполниться шестнадцать — и который, как когда-то отец и старший брат, готовился отправиться этой осенью в высшую школу Бар-Шаббы. Герцог склонил голову набок:
— Твое право. Если ситуация действительно так плоха, может, оно и к лучшему. А Райан? Его тоже, получается, заберешь?
— Поди его забери,— скорчив гримасу, отозвался товарищ.— Лоб здоровый, слова поперек не скажи, лучше отца всё знает! Да и четвертый курс ведь, может, повезет, доучиться успеет. Опять же, Райан не юнец зеленый — уж знаний хватит ноги унести, если вдруг припечет.
— Тоже верно,— вполголоса обронил герцог и потянулся к кофейнику.— Еще?
— У меня скоро из ушей польется,— кисло отозвался Рексфорд.— Кофе не вино... Да наливай уже. Сидит весь в образе. Нейла-то на будущий год дома не оставишь?
— Пока не вижу смысла,— наклоняя кофейник, сказал хозяин дома.— Если до осени ситуация не ухудшится критически, в Бар-Шаббу он поедет.
— За пять лет вперед уплачено?— хохотнул магистр щита.
— И это тоже. Вот, держи... Кстати, раз уж мы об этом заговорили — так что там с Нейларом? Ты разобрался?
Айрон сделал глоток еле теплого кофе и пожал плечами:
— Я да. А он пока нет. Говорю ему: специальность-то выбрал? Третий курс на носу, как-никак, всего год до распределения. А он: 'Я, наверное, как отец'. В алхимики, значит. 'Наверное'! Мы с тобой уже при поступлении знали, где пригодимся!
— Ну, то мы с тобой...
— Да брось!— отмахнулся магистр щита.— С его-то данными? Мне Райан рассказывал, как твой старшенький из щитов кружева вяжет одной левой — и это на втором-то году обучения!.. В бойцы ему прямая дорога, нечего тут и думать.
Кендал эль Хаарт вспомнил валящиеся из рук сына шесты и скептически крякнул.
— Бойцам не только сила нужна,— сказал он.— Но и руки, а с этим у Нейлара беда. Про щиты да 'кружева' я знаю, мэтр Эллезар три листа исписал, разливаясь, да только с остальным что делать?
— Ничего,— самым будничным тоном отозвался граф Рексфорд. — Повторяю, оставь ты парня в покое! Задавил вконец своей непогрешимостью, он шаг в сторону при тебе сделать боится.
— Ну, ты уж совсем из меня тирана семейного делаешь,— возмутился Кендал.— Я даже голоса на сыновей сроду не повышал.
— Можно подумать, оно тебе надо,— буркнул тот.— Когда от одного примера зажмурится хочется!.. Трудно было подставиться разок-другой, удар пропустить, чтобы бедняга в себя поверил?
Кендал поджал губы:
— Привыкнет — потом больнее в ответ прилетит. Не для себя же стараюсь. И не боится он меня, не говори ерунды.
Магистр щита в ответ закатил глаза.
— Боится, не боится — кой демон разница?— булькая своим кофе, сердито ответил он.— Оставь его в покое, в сотый раз говорю! Ему не всевидящее око нужно, не тренировки до седьмого пота, а всего-то лишь немного свободы! И общество таких же юнцов, за которыми ему не придется тянуться, как за тобой, из последних сил выбиваясь. Дай угадаю — у Нейла и друзей-то, должно быть, нет?
Кендал неуверенно пожал плечами. Об этом он как-то не задумывался. Магистр щита торжествующе поднял вверх указательный палец:
— Что и требовалось доказать! Так чего же ты от парня хочешь? Конечно, он в близком контакте работать не умеет, практики, считай, ноль, а ты с ним вровень так на так никогда не встанешь. Зато мой Райан всё одно до сентября баклуши бить собирается, вот его к делу и приспособим: они с Нейлом погодки, опять же, знакомы, а уж приятелей у Райана целая толпа. Сведет с ними Нейла, побузят вместе разок-другой, парнишка расслабится...
Он повелительно вскинул руку, заметив, что товарищ собирается что-то возразить, и припечатал:
— Я тебя алхимии учить не лезу? Вот и ты меня не учи. Пришли сына завтра к нам, хоть под каким предлогом, я с Райаном утром поговорю. И хватит мне рожи корчить! Нейлар — боец. Не раскрывшийся еще в полную силу, неуверенный в себе, бывает, но боец. А уж что с ними делать, я лучше тебя знаю!
Глубокая ночь окутывала Геон. Темная, мягкая она распахнула свои крылья над побережьем, над скалами, над королевским дворцом — не слышно было ни голосов, ни плеска фонтанов, только чуть шелестели кроны деревьев да изредка где-то глухо и одиноко взбрехивал потревоженный пес. Разбуженный сторонним звуком, он поднимал лохматую голову, чутко прислушивался, принюхивался и вновь затихал, успокоенный. Тихо было вокруг. Мирно.
Дворец давно спал. Лишь колыхались на окнах тонкие занавеси да лениво, негромко переговаривались у ворот караульные. Для отдыха у них был целый вчерашний день, будет и следующий... В отличие от той, кому они служат. Что поделать, участь королев не та сказка, в которую каждой хотелось бы попасть. У королевы меньше свободы, чем у обычной крестьянки: королева всегда на виду, всегда помнит, кто она и для чего она здесь, королева всегда в ответе — за страну, за народ, и не перед богами, а перед самой собой. Сколько бы ей ни было лет, как бы она ни устала нести свое бремя, она — королева!
Стефания Первая сидела в постели, откинувшись на гору подушек. Взгляд ее бесцельно блуждал по спальне, привычно выхватывая из темноты, чуть разбавленной неясным лунным светом, очертания предметов и мебели. Огромное зеркало в золоченой раме, высокие вазы с цветами у распахнутых настежь балконных дверей, холодный зев камина, над которым чернеет прямоугольник парадного портрета — старого, написанного еще полвека назад... Сейчас, ночью, холста было не разглядеть, но Стефания помнила каждый мазок, каждую черточку, каждый локон в прическе изображенной на портрете девушки. Новоиспеченной королевы Геона, молодой супруги его величества Когдэлла Четвертого, совсем еще девочки с ясными глазами и ямочками на щеках, в тяжелом парадном облачении, таком непривычном и сковывающем — как юна она тогда была! И как тяжко смотреть в безвозвратно ушедшее прошлое! Из груди ее величества вырвался вздох. Не горький, вдовий — нежных чувств к венценосному супругу Стефания никогда не питала, пусть и считала свой брак вполне удачным. Нет, это был вздох-прощание, вздох-сожаление — о молодости, что унесла с собой не только красоту, но силы и здоровье. Что значат морщины и дряблая шея по сравнению с полным бессилием? Когда ты не чувствуешь собственных ног, когда целиком зависишь от других, будучи не в состоянии даже поднять с ковра упавший платок? Ты, королева!.. Она отвела взгляд от портрета и, не глядя протянув руку, взяла с серебряного подноса бокал. Вода в нем была совсем теплой, лед давно растаял. Сделав глоток, ее величество ткнулась затылком в подушки: бессонница, верная спутница старости, давно поселилась в королевской опочивальне, а настойку корней лурии, заботливо оставленную одной из камер-фрейлин на том же подносе, Стефания терпеть не могла. Лурия дарила забвение, но оставляла после себя приторную до горечи сладость на языке и тяжелую голову наутро. Много ли радости в таких снах? Королева вновь поднесла к губам бокал — пить ей не хотелось, но лежать вот так, без движения, не смыкая глаз, было выше ее сил. Занять себя хоть чем-то, пока...
Кружевная паутина занавеси балконных дверей вздрогнула, словно под порывом ветра. Стефания подняла голову. И улыбнулась: в центре комнаты, вырастая прямо из пола и с каждым мгновением увеличиваясь в размерах, беззвучно закружился мутный воздушный смерч. Секунда, другая, вот уже он поднялся в человеческий рост, вот замерцал серебристыми искрами, задрожал и растаял во мраке спальни. Оставив вместо себя невысокого плотного человека с курчавой окладистой бородой, в длинном черном камзоле и с потертой сафьяновой папкой подмышкой. Человек поднял руку и сухо щелкнул пальцами: дверная занавесь, снова вздрогнув, застыла, словно схваченная морозом, по стенам спальни, как по воде, пробежала крупная рябь — непроницаемый защитный купол накрыл собой комнату, отсекая ее от всего остального мира.
— Данстен!— королева, отставив бокал, протянула верховному магу руку.— Пришел таки? Думала, не дождусь.
— Разве такое бывало, ваше величество?— улыбнулся в ответ герцог эль Гроув.— Вашей стойкости могут позавидовать скалы.
Алым бликом вспыхнул в полумраке крупный рубин амулета, что до поры прятался в недрах папки. Сунув голову в петлю цепи, маг с удивительной для своих лет и комплекции резвостью обогнул высокую спинку кровати и склонился над рукой ее величества. Королева рассмеялась:
— Тебе не надоели эти церемонии? Уж сколько лет...
— И каждый день — как первый,— отозвался Данстен эль Гроув, присаживаясь на край постели. Они переглянулись с одинаковой легкой усмешкой, добродушной, чуть снисходительной, которая может родиться только меж очень близкими людьми, вместе прошедшими огонь и воду и понимающими друг друга без слов. Конечно, никому из них не нужны и не важны были те 'церемонии', но ему нравилось слышать ее смех, а она любила тепло его сухих, жестких ладоней. Четверть века прошло с их первой встречи наедине, четверть века они были вместе: под покровом ночи, втайне от всех, укрытые магическим куполом... Четверть века — как один день.
— Садись поближе,— хлопнув рукой по перине рядом с собой, сказала Стефания.— Что нынче так задержался?
— Всё потому же,— исполняя ее просьбу, отозвался он. И с видимым удовольствием откинувшись на подушки, пояснил:— Наплачемся мы с Бар-Шаббой, душа моя! Дай только срок.
Лицо королевы помрачнело.
— Опять плохие новости? Как будто амулетов нам было мало!.. Ну, что на этот раз?
— Пока что ничего,— отозвался он, задумчиво глядя прямо перед собой.— Но это, сдается мне, ненадолго. Мэйнард Второй хитер как целая стая лис, и на архимага имеет большое влияние: закон об отмене амулетов он, конечно, не примет, но, сама понимаешь, грамотно запущенный слух всегда работает лучше правды! Маги Данзара своего короля на руках носить готовы, а маги Бар-Шаббы... Скажем так, их его решительность тоже весьма впечатляет. И пускай последнее слово остается за Хонзой...
Стефания досадливо передернула плечами.
— Хонза!— перебив герцога, прошипела она.— Он давно выжил из ума! Ты думаешь, кто-то всерьез отнесется к его воле?!
Верховный маг медленно покачал головой.
— Не он меня заботит, душа моя. Ты права — если выбор Хонзы пойдет вразрез с мнением большинства, Бар-Шабба, не моргнув глазом, спишет это на его старческое слабоумие. Дело не в том! Я сомневаюсь, что архимаг вообще успеет сказать свое слово!
— Но ведь ты говорил — у него еще осталось около года?
— Это если сам,— веско уронил герцог эль Гроув.— На что, прямо скажу, я уже не рассчитываю. Хонза мешает всем. И его уберут, как только представится такая возможность. А мы до сих пор не знаем, кого из претендентов на место архимага Мэйнард действительно кормит с рук! Обработка идет сразу во все стороны: данзарский посол не только в доме главы частый гость, он и остальных не забывает.
Верховный маг Геона помолчал, морща брови, и, забывшись, ударил сжатым кулаком по одеялу:
— Да что посол! Из каждого угла в Бар-Шаббе несет Данзаром! Мэйнард начал со своих чародеев, а уж те, кого он взрастил на правах и свободах, понесли заразу дальше. Большинство из них молодые, неопытные, зато горячие и умеют убеждать — особенно таких же юнцов.
Рука Стефании, лежащая на запястье мага, напряглась.
— Ты говорил о Бар-Шаббе. А мы? До нас это уже докатилось?
— Не в таких масштабах, и мы делаем всё возможное, но...
Он умолк, не закончив фразы. Ее величество вскинула голову:
— Этого нельзя допустить. Ни за что! Такие восстания, что видел Геон, Данзару даже не снились, но кто их помнит? Одни старики, которых почти не осталось!.. Молодость правит бал, Мэйнард сделал на нее ставку — и если мы что-нибудь не предпримем, то оглянуться не успеем, как адепты школ Мидлхейма начнут не только задумываться, но и прислушиваться. Ты ведь знаешь, как это бывает!
— Знаю, душа моя,— отозвался он, успокаивающе сжимая в ладони ее пальцы.— И как бывает, и чем заканчивается... Не рви себе сердце. Пока я жив, им нас под себя не прогнуть, как бы Мэйнард ни старался. В конце концов, мы тоже не котята беспомощные!
