Нежность Пустоты Грядущей

-Ты знаешь, для чего это? — Сеятель поднял нож к лицу Джаннары и она покачала головой.

— Скратанги используют его для того, чтобы убивать тех своих детей, которые им кажутся неугодными. Слишком бунтующие, недостаточно красивые, непригодные для продолжения рода, — он провел пальцем по стальной плоскости, по золотистым на ней угловатым символам и знакам, -Очищают себя для того, чтобы становилось прекраснее Великое Древо.

Схватив Джаннару за шею, он притянул ее к себе и воззрился на нее, склонив голову.

-Я не позволю им убить меня, — и, отступив от нее на шаг, он вонзил ту безгрешную сталь в бледную кожу между своих грудей.

Забившись, Джаннара закричала сквозь кляп, раскачиваясь, болтая ногами, тщетно стараясь вырваться, а господин ее медленно опустился на пол, хрипя, выбрасывая потоки темной крови через полные губы, размахивая руками так, как будто пытался поймать драгоценное насекомое, многие годы манившее его редкостью своей. Когда же он стих, рыдания и слезы стали всем, чем могла показаться Джаннара и теперь только от них содрогалось обвисшее ее тело. Голова ее склонилась, закрылись глаза и одна за другой капли, пробуждавшие в Занмаре сладкое чувство превосходства и победы падали на каменный пол.

Выбив тонкую и хрупкую дверь, высокие существа в черной пластинчатой броне, в гладких шлемах с маленькими на них рожками ворвались в ту комнату, освещая все вокруг яркими лучами укрепленных на их плечах фонарей. Осмотрев все углы, ткнув оружием и штыками на нем в мертвое тело на полу, убедившись в том, что здесь нет опасности, они направились дальше и только двое остались, один напротив Джаннары, а другой возле двери, осторожно выглядывающий, не выпускающий из рук маленький, со складным прикладом, автомат.

Еще до того, как стоявший напротив его госпожи снял шлем, Занмар был уверен в чувствах своих и разочарование предсказуемости обдало его бездыханным жаром своим. Светлые волосы и горделивый взгляд, спокойная страсть и жесточайшая мудрость выдавали корневика и взор, которым он одарил Джаннару, медленно поднявшись от ее ног и задержавшись на груди, был полон гневного презрения.

-Я знаю, кто ты, — он прикоснулся пальцем к ее кляпу, — Я помню тебя вместе с Джонасом.

Руки за ее шеей, он расстегивает тонкий ремешок и тот остается в его руке.

-Что случилось с вами?

-Мы...— хриплый дрожащий голос Джаннары, забывающий слова, слишком слабый для оправданий, вынудил ее замолчать. Откашлявшись, вытерев о собственное плечо губы, она подняла голову и посмотрела в глаза стоявшему перед ней. — Мы потерпели крушение из-за рассинхронизации двигателей.

Мужчина кивнул, помахивая кляпом.

-Как ты оказалась здесь? — он с любопытством воззрился на один из экранов, вчитываясь в изображенное на нем.

-Я нашла одну из наших станций и дала сигнал бедствия. На него отозвался Сеятель...

Он с размаха ударил ее по лицу ладонью в грубой перчатке.

-Кто?

Кивком головы она указала на мертвеца под ее ногами.

Присев, мужчина внимательно всмотрелся в него.

-Он называл себя сеятелем? — голос его тихой был ненавистью.

-Он...он и был им...— под его спокойным взором она теряла решительность быстрее, чем когда-то невинность.

-Ты полагаешь, что Сеятель мог бы умереть так легко? — не поднимаясь, он повернулся к ней, посмотрел на нее поверх плеча, скривив губы, — Что мы могли бы так просто и быстро захватить его дворец?

-Быть может...— она отвернулась от мужчины, — Он хотел этого...

-Ты была его любовницей? — он провел пальцами по лбу Сеятеля, коснулся его губ, покрытых высохшей кровью.

-Я беременна от него, — и тогда он поднялся, приблизился к ней, медленно наклонил голову сначала в одну, потом в другую сторону, рассматривая ее с дрожащей улыбкой на влюбленных в презрение устах.

Он плюнул в нее так, как другие посылают воздушный поцелуй и остался доволен результатом, глядя, как слюна стекает по ее лицу, залепляет глаза, замирает на губах, течет по подбородку к черному блестящему шару кляпа.

Упершись конечностями в стены, Занмар чувствовал, как дрожит во рту его туго свернутый язык. Его прекрасная госпожа была потеряна теперь для него если не навсегда, то на то время, которое понадобится ей, чтобы выносить, родить и выкормить ребенка. Он помнил, несмотря на то, что память его вместо прежней, текуче-каменной, становилась теперь собранием малоподвижных дымов, что некоторые человеческие самки не были способны к спариванию еще долгое время после рождения ребенка по причинам далеким от физиологии и опасался, что Джаннара может быть именно такой. Он мог бы помочь ей ухаживать за ребенком, охранять его, убить его, чтобы у нее было не о ком заботится и она быстрее стала пригодной для совокупления, вновь вернув ему возможность обладать ею.

Улыбаясь, корневик выходит из комнаты и тогда второй воин снимает шлем, чтобы выпустить из-под него длинные волосы свои. Она бросает шлем в угол и он ударяется об одну из машин, отчего та выбрасывает гневные искры. Подойдя к Джаннаре, она сбрасывает с плеч ремень автомата и он падает на пол с глухим нервным звуком, встает перед ней, опустив руки, соединив их пальцы над промежности и всматривается в ее лицо.

-Отродье, — медленно, растягивая и наслаждаясь, она произносит то слово, — Джонас проклял бы тебя.

Наклонив голову, спрятав за спиной руки она рассматривала висящую перед ней, тихо плачущую девушку и Занмар чувствовал от того нечто, ранее ставшее бы возбуждением, но теперь лишь ползшее по его панцирю скребущим чесоточным паразитом, сжимающее внутренности и вынуждающее сворачиваться язык. Протянув руку, воительница сжала грудь Джаннары грубой перчаткой, чешуйчатыми пальцами ее скрутила сосок, другой рукой схватила за промежность.

-Ты опорочила его имя, — она приблизила свое лицо к ее груди, — Ты предала свой народ. Джонас не стал бы и разговаривать с тобой после всего, что ты сделала.

Ее пальцы в грубой перчатке ласкают Джаннару, скривившую лицо от тех болезненных наслаждений и она молчит, ей нечего сказать, ибо все, что слышит она, не вызывает у нее сомнений. Глядя на лежащее перед ней мертвое тело, она испытывает головокружительное сомнение, разрастись которому, обрести шипы и ядовитые яркие цветы не дает лишь уверенность в том, что Сеятель может позволить себе все, что пожелает и немыслимо подходить с собственными суждениями к планам и действиям его. Он говорил, что умирал уже много раз, что иногда по несколько присутствий имеет он на одном Великом Древе, если есть в том нужда и в том, что умер он не видела она окончания, в разрушении этого дворца не чувствовала поражения. Замысел его превосходил смерть и вожделение, учитывал гниение и распад, предполагал, что не может быть восстановления и возвращения, но только созидание подобия и правдоподобность его.

-Сними меня, — сквозь слезы и стоны страдальческих удовольствий прошептала Джаннара и девушка резко отдернула руки, отступила на шаг, всматриваясь в нее с таким подозрением, как будто опознала в ней одного из тех существ, что могут притвориться человеком, не будучи им.

Выбивая ногой остатки двери, в комнату вошел вооруженный длинноствольной винтовкой атр с красными пятнами на фиолетовом теле и жвалы его широко разошлись, когда он увидел лежащее на полу тело. Вздохнув, он закинул винтовку за спину и присел, положив руки на лоб сеятеля.

-Что ты делаешь? — резко развернувшись, корневичка сжала руки в кулаки, приготовившись к удару, злая от непонимания, раздраженная недоумением. Накладные ресницы ее едва не сорвались с век, когда она бросилась к атру, хватая его за плечо и поднимая.

-Воздаю ему честь,— атр оставался спокойным и только шевелящиеся волоски на животе выдавали его волнение, — Разве ты не знаешь, кто это?

-Кто? — она расслабила руки, выпрямила спину, отступила на шаг, сощурила глаза, позволяя ему видеть всю недоверчивую злость ее.

-Один из тех, кто создал когда-то атров, указал нам путь, научил нас первым двадцати танцам. Теперь таких как он почти не осталось на Великом Древе. Почти все они умерли. Говорят, что они погибли от забытой войны или погибли от болезни. Мы не знаем точно. Но встретить любого из них, даже мертвым — большая удача. Теперь мой род навеки благословлен, удача никогда не оставит меня.

Вырвав пистолет у приникшей к широкому поясу кобуры, она выстрелила в голову атра. Оружие ее способно было поглощать больших по размеру червей, чем то, которое Джаннара подарила своему слуге, пуля его пробила твердый покров, выбросила брызги липкой желтой жидкости, разбила мозаичные глаза и, тяжело перебирая руками в воздухе, ставшем слишком плотным для них, тело наемника медленно упало на спину. Стерев со своего лба крупную каплю, очистив ладонь о пластины брони, корневичка вернулась к Джаннаре. Выдернув из ножен на левом бедре короткий меч, она приподнялась и перерезала кожаные ремни, подхватив едва не упавшую на пол девушку. Обессиленная, неподвижная, она лежала на полу и только руки и ноги ее едва заметно дергались, пальцы дрожали, пытаясь согнуться, все усилия прилагала она для того, чтобы вернуть себе подвижность, оставаясь при том беззвучной и внимательной, ожидая удара, помня об опасности, наблюдая за облаченной в легкую броню соплеменницей.

Еще один атр ворвался к ним, в каждой руке сжимая по пистолету. Взгляд на Сеятеля, взгляд на мертвого сородича и он, блистая двумя стальными шарами глаз, потрескивает жвалами, что означает смех.

-Дворец под нашим контролем, госпожа. Сорок три болида достигло цели, две сотни защитников взяты в плен и собраны на главной площади.

Обернувшись, девушка посмотрела на Джаннару с лукавой насмешкой во взоре окруженных золотом глаз.

-Сколько убито таких, как он? — она пнула руку мертвого Сеятеля.

-Пятеро, госпожа. Еще троим удалось скрыться.

-Ты думаешь, мы обманываем тебя? — склонившись над телом Джаннары, упершись руками в колени, воительница отбрасывает назад закрывающие глаза пряди.

-Я думаю, что Он слишком велик, чтобы мы могли понять его, — она пытается приподняться, но руки ее все еще слабы и она вновь падает на холодный пол.

Этого Занмар уже не может выдержать. Он должен быть там, рядом с ней, видеть, как трясутся от слабости ее руки, наблюдать за ее глазами, когда она пытается вернуть себе утраченную силу. Если он не увидит, как дрожат ее ресницы, когда с колючей болью кровь растекается по знающим только член мужчины и рукоять пистолета пальцам, не сможет запомнить все, что произойдет дальше, все те бесконечные, полные пьяного презрения возбуждающие, скованные унижения, какие предначертаны были ей, какие видел он в серых глазах раздражающей воительницы, от которой исходил такой нежный и буйный жар, что казалось ему, будто больна она удивительной лихорадкой, не лишаясь болезни только потому, что та делала ее скулы острее, а ноги — стройнее. Он забился, снова и снова пытаясь вытолкнуть решетку и теперь на него обратили внимание. Держа поднятым пистолет, девушка приблизилась, всмотрелась в темноту узкой отдушины.

-Что там? — она ткнула в решетку дулом, отчего возник приглушенный, подобный далекому удару колокола звук.

-Это...мой слуга...— Джаннара села, медленными, осторожными движениями растирая запястья.

-Ты спала и с ним? — зависть, услышанная в голосе воительницы удивила Занмара и он невольно подумал о том, что, несмотря на вид и повадки свои, она вполне могла быть девственницей.

-Да, — в том безразличии могли бы несколько высохнуть листьев.

-Я хочу посмотреть на него, — сощурив глаза, она всмотрелась в тяжелые болты, удерживающие решетку и приблизила к ней лицо, — Эй ты! Отойди подальше, я буду стрелять!

Поспешно перебирая конечностями он забрался в темноту прохода, отвернулся от света и три выстрела, содрогнувших узкую трубу прозвучали для него оглушающим визгом, от которого еще долго не мог он избавиться, чувствуя, как холодным трепетом блуждает он по панцирю его.

-Иди сюда...я тебя не обижу...— развернувшись, он видит ее голову, закрывающую выход, она движется из стороны в сторону, пытаясь всмотреться в темноту. Он не верит ей, но страдания его госпожи дороже всего на Великом Древе и он идет к ней.

-Что это...— воительница отступила, когда он выпрыгнул из трубы сквозь разодранные прутья и направила на него пистолет. — Что это за тварь?

-Он сделал его.

-Кто? — наклонив голову, корневичка всматривается в Занмара, не чувствуя в нем угрозы, осознавая свою власть над ним и радостно от того улыбаясь, предвкушая и воображая уже все жестокости, какие можно совершить с этим маленьким хрупким существом.

Джаннара кивнула в сторону огромного мертвого тела.

-Мерзость, — воительница отворачивается от маленького существа, уверенная в его безобидности. Испытывая к ней одновременно ненависть, ведь она имеет ту власть, что должна принадлежать ему и завистливое восхищение, ведь она делает все то, что мечтал совершить он, Занмар подбирается поближе к своей госпоже, к ее ногам, на побледневшей коже которых безумствуют следы оков, веревок и ремней. Дрожащие, не сгибающиеся пальцы Джаннары прикасаются к его панцирю, проводят между верхних глаз, дотрагиваются до отростков над ними, еще никак себя не проявивших и при этом она улыбается отстраненной, странной, янтарной улыбкой, в которой бредят древние насекомые, никогда и не помышлявшие о будущем.

-У меня будет ребенок...— склонившись, почти прикасаясь покрытыми коростой сухой кожи губами к его панцирю, прошептала она, не подозревая, что он подслушивал их разговор и сейчас, в этом интимном откровении, он ощутил весь ужас грядущего рождения, прозрение того, что теперь этот потомок будет вечным слугой ее во всем и ей не будет нужды в ком-либо еще и понял, что должен будет убить его как только он появится на свет. Если бы он знал верный способ уничтожить его в утробе, не повредив матери, то немедля воспользовался бы им, но опасность повредить ее красоте была слишком велика и он решил, что прозрачное и вкрадчивое терпение будет полезнее для него.

-Вставай, — воительница схватила Джаннару за руку, подняла резким и сильным рывком, — Я не хочу, чтобы ты пропустила казнь.

Она волокла ее, с трудом передвигавшуюся на подламывающихся ногах, державшуюся за стены, по коридорам, заваленным обломками, телами мертворожденных и атров и несколько раз Занмар вынужден был скользить острыми коготками по гладкой броне, прикрывавшей человеческие тела. Радость от того, что и они были повержены оказалась столь велика, что он чуть не потерял свою госпожу, когда замер, очарованный непристойно

мертвыми глазами корневика, лежавшего на спине с глубокой раной в груди. Снаряд пробил его броню, разорвал ее, добрался до плоти, вонзился в нее и взорвался в ней, выбрасывая ее наружу, превращая внутренние органы в единую, желтовато-красную неудержимую массу. Старательно обходя рану, боясь оцарапаться об острые торчащие края черных пластин, Занмар добрался до лица и замер, пораженный его посмертной красотой. Юноша, с волосами обычного для корневиков цвета, коротко подстриженными, выбритыми на висках, острой челкой опускающимися на лоб, устало смотрел на потолок, по которому медленно расползались выцветшие и осыпавшиеся от времени и битв, преследуемые карликовыми форгами красные принги. Глаза мертвеца казались столь невыносимо дерзкими, что Занмар почувствовал нарастающую в нем яростную дрожь. Этот молодой самец и подобные ему, еще более жестокие, чем пленительная Джаннара, прошедшие в странствиях своих десятки ветвей и сотни листьев могли бы сжечь Великое Древо во имя великих целей своих и даже капризные ошибки их, даже их отважные проступки и неподкупные преступления были столь великолепны, что только восхищение непостижимым замыслом своим могли вызывать у тех, кто пытался обнаружить в них выгоду и цель. И не было сомнений у Занмара, что павший юный воин не меньше убил существ, чем было искр на черных, с пурпурными границами кругах, занявших все пространство вокруг его глаз, не могло случиться такого, чтобы было у меньше любовников, чем рассыпавшихся вокруг него серебристых гильз. Он был рад, что пришедшие с корней погибают, он опечалился бы, узнав, что они неуязвимы. Они были слишком прекрасны для того, чтобы быть бессмертными. Их красоту должно было видеть умирающей, страдающей, искаженной предсмертными муками, терпящей неудачи и расстройства, подвергаемой пыткам и унижениям, в этом было величайшее и единственное предназначение ее — дарить немыслимую радость тем, кто красоты лишен, кто никогда не имел возможности обладать ею и для кого вид вершащейся над нею мести есть сладчайший из всех.