Созерцающие путь

ближённые поспевали следом.

* * *

Мы мчались галопом по широкой мостовой меж опустевших

зданий, когда над головой вдруг раздался резкий свист. Вражеские

кугели, перелетали через нас, падали на крыши и улицы впереди.

Значит, либо имперцы уже подтащили артиллерию к самой сте—

не, либо у них появились какие-то новые сверхдальнобойные ка—

тапульты. Оставалось лишь надеяться, что все жители окраинных

кварталов успели уйти. Городские власти призывали их к этому с

самого начала осады.

Бомбардировка оказалась довольно плотной, море пламени

преградило нам дорогу. Лошади дико заржали, иные встали на

дыбы. Сзади отчётливо слышался шум сражения: наши отчаянно

пытались сдержать атакующих.

— Ваше величество! — крикнул первый советник. — Ехать даль—

ше по улице невозможно. Надо уходить в сторону, пробираться

переулками, пока враг до нас не добрался.

Я только кивнул в ответ. Оставаться здесь, под снарядами и

с имперским авангардом буквально на хвосте, было равносильно

смерти.

Мы свернули в первый попавшийся переулок, наполнив его

дробным цокотом копыт. Мимо пролетали серые стены с тёмными

дырами окон. Я старался не думать, что нас ждёт за следующим

поворотом.

На улицу нам выехать не удалось, помешала баррикада. Её

навалили напротив выхода, не заботясь особо о тактике, а может

быть с умыслом: перекрыть противнику дорогу, если для нападе—

ния он решит воспользоваться переулком. Так или иначе, всадни—

кам невозможно было перебраться через это импровизированное

укрепление, а разбирать его для нас было некому и некогда: все,

кто был рядом, отражали сейчас атаку врага.

Похоже, имперцы не поленились развернуться широким фрон—

том, зашли далеко вправо и влево от бреши, чтобы двинуться ра—

132

зом по многим улицам. Удивляла только скорость их продвижения.

Казалось, что городские войска совершенно обескуражены проры—

вом и всё не могут собраться с силами для достойного отпора.

Пришлось, теряя драгоценное время, искать обходной путь че—

рез дворы. Выскочив, наконец, на открытое пространство, мы тут

же попали под плотный обстрел с неприятельских самоходов, уже

преодолевших хлипкий рубеж баррикад.

Конники не могут противостоять бронированным монстрам,

так что пришлось спасаться, бежать от неминуемой гибели, стара—

ясь отыскать по пути любую щель, способную защитить от желез—

ного шквала. Он косил верховых, как жухлую траву. Мало того, ко

всему этому стал примешиваться весьма ощутимый жар: машин—

ные огнемёты извергали в нашу сторону фонтаны огня. Послыша—

лись вопли горящих людей, неистовое ржание лошадей. Несмотря

ни на что, гвардейцы пытались прикрыть меня, заслонить собою

от надвигающейся смерти.

— Спасайтесь, ваше величество! Уходите вон туда! — Мне ука—

зали на недальний проулок. — Мы вас прикроем!

Вскоре я нырнул в спасительный лабиринт сумрачных прохо—

дов на другой стороне улицы. Шум боя позади заметно приутих.

И снова бесконечная скачка между серых стен, снова блуждание

в тёмных дворах. Я сам себе казался крысой, готовой забиться в

любую дыру, лишь бы уцелеть. За мною следовал только мой вер—

ный советник, остальные либо отстали, рассеявшись по дворам и

переулкам, либо полегли, защищая своего короля. Я вытащил из

седельной сумки самострел. Страх заставлял меня дёргаться, на—

целивая его на каждую подозрительную тень.

* * *

Мы продвигались по улице, то и дело вскидывая оружие и

стреляя во всё, в чём нам чудилась хоть малейшая угроза. Вокруг

царил невообразимый хаос, от гари першило в глотке и в носу. Из—

за каждого угла, из каждого окна в нас норовили выстрелить или

что-нибудь кинуть. После гибели знаменосца нести стяг досталось

Крабу, что его отнюдь не обрадовало: ведь он стал для врага самой

желанной целью. Но приказы сотника не обсуждаются. Медный

133

перезвон, разливающийся над городом, раздражал донельзя. Тем

более что наша армия получила приказ изничтожать на своем пути

всё, что имеет отношение к северной религии: храмы и набатьни,

артефакты и священников.

Если бы командование не распылило так силы ради возмож—

но большего охвата территории, штурм шёл бы куда успешней.

Мы бы встретили, конечно, упорное сопротивление, но только на

определённом участке. А так вся наша техника осталась позади.

Не скажу, что шестьсот шестьдесят шестому не повезло. Скорее

наоборот: его экипажу повезло больше, чем нам или экипажам

других машин, штурмовавших назначенную нам улицу. В отличие

от остальных, он лишь потерял ход и теперь его срочно чинили в

районе непосредственных боевых действий. Я отрядил в помощь

самоходчикам троих из моего десятка.

Немногочисленную горстку людей — всё, что осталось от тре—

тьей центурии после штурма укрепления, — повёл наш чумной ка—

питан. Похоже, его здорово контузило в самоходе, который сейчас

бездвижно торчал на развороченной баррикаде. Мы безо всякой

поддержки двинулись вглубь неприятельской столицы вслед за ге—

ройствующим безумцем. И чем дальше шли, тем меньше нас ста—

новилось. Что себе думал этот центурион? Надеялся выслужиться,

получить следующий чин, заплатив за него нашими жизнями? Или

искренне хотел захватить какой-нибудь стратегически важный

пункт? Оставалось только гадать.

За следующим поворотом нас обстреляли. Впереди рассредо—

точился отряд защитников города. Товарищи мои валились, как

снопы. Мы отвечали из самострелов, а потом сошлись в рукопаш—

ной. Началась кровавая мясорубка. Все бились отчаянно, никто не

хотел ни уступать, ни отступать. Помню, как упал Краб, уронив

стяг центурии. Я подобрал его, ощутив в руках тяжесть толсто—

го древка, по всей длине обвитого железной полосой. И ринулся

на ближайшего сака, и воткнул острое навершие — не хуже, чем

у пики, — ему в рожу. А потом ещё и ещё, второму, третьему...

Помню, как отбивался от вражеских ударов или уклонялся от них

и каждый раз неизменно сражал противника. Дракон красным бли—

ком мелькал передо мной, весело изрыгал пламя на жёлтом по—

лотнище, словно упивался этой бойней. Я же полностью слился

134

со своим оружием, как бы став его продолжением, отстранился от

всего, будто вместо меня теперь некая безжалостная машина для

убийств металась от врага к врагу. Потом вдруг понял, что драться

больше не с кем. Да и некому: на ногах остались только двое: я

и капитан центурии. Остальные лежали на мостовой. Некоторые

ещё корчились в агонии. Офицер, не обращая ни на что внимания,

двинулся, пошатываясь, вперёд, будто не набегался ещё. Я поспе—

шил следом, догнал и взял за плечо, пытаясь остановить. Он огля—

нулся. Вид у него был совершенно ошалелый, глаза мутные.

— Надо возвращаться, командир... — выдавил я.

Взгляд его, наконец, прояснился, глаза сощурились.

— Трус! — взревел он, наводя на меня самострел. — И это пред—

лагает унтер-офицер, костяк нашей армии?!

— Но капитан, это ведь бессмысленно! — Я попятился от него.

Впереди послышался конский топот. Из переулка на улицу вы—

неслись два вражеских всадника. До них было рукой подать, так

что рассмотрел я их хорошо. Лошади под ними были чисто белой

масти, да и сами они были в белом, не лишённом изыска одеянии.

Ясно, не простые кавалеристы.

Они заметили нас, но сотник успел выстрелить первым. Один

из наездников выпал из седла, и тут же ответный выстрел другого

заставил офицера охнуть. Я покосился — он медленно оседал на

мостовую с торчащим из панциря дротом. Идиотский приказ брать

столицу саков во всём блеске ничем не прикрытых доспехов стоил

жизни уже не одному воину Империи.

Я остался один на один с врагом. Мой разбитый самострел

валялся где-то сзади. А оружие капитана было далеко, не дотянуть—

ся, да он ещё и упал на него, накрыв своим грузным телом. В ру—

ках было только знамя с имперским гербом, да топор на боку, мой

неизменный лабрис, пустивший сегодня немало крови. Не так уж

много, чтобы противостоять конному стрелку.

Однако молодой всадник почему-то медлил. Осанка у него

была горделивая, длинные светло-русые волосы струились из-под

головного убора на белоснежный мех воротника, а бледное краси—

вое лицо коверкала гримаса ненависти. Уж не о нём ли предупре—

ждал давешний сон?

135

* * *

Я сразу узнал этого варвара со стягом Империи в руках. В тот

раз я хорошо его рассмотрел через мощную оптику. Жуткие детали

недавней казни тут же вспомнились в мельчайших подробностях,

пронзив всё моё существо яростью и гневом. Ведь это он, именно

он истязал вчера моего единственного друга и утешителя. Это он

глумился над моим добрым наставником. А теперь вот нагло за—

ступил мне дорогу, похожий в своём рогатом шлеме на дьяволь—

ское отродье. Рожа грязная, небритая, сам весь перепачкан кровью

убитых им сэксондцев. Трупы густо покрывали мостовую позади

него, плавя снежную корку ещё дымящимся красным месивом. Как

жаль, что весь боеприпас я потерял где-то по дороге! Как жаль, что

последний дрот истрачен на имперского офицера, что стоял рядом

с этой тварью!

Я отбросил в сторону бесполезный самострел и вытащил из

ножен свой верный клинок, тускло блеснувший великолепной

сталью. Привычным, отработанным движением крутанул, пробуя

кисть, и воздух упруго свистнул под лезвием. Оставалось пустить

мерзавцу кровь.

Без долгих раздумий я бросил жеребца в галоп. Можно было,

конечно, уйти: улица за спиной была пуста, да и выстрелить мне

вслед ему, похоже, нечем было. Но как возможно оставить эту

мразь в живых?

Он тоже изготовился, выставил перед собой наконечник зна—

мени. На нём уже была чья-то кровь. Вражеский воин ждал меня

уверенно, в боевой стойке. Хотя он был молод, в нём чувствовался

немалый опыт. О том же говорили и ранговые знаки на обмунди—

ровании. Его импровизированная пика была достаточно длинной,

так что шансов достать имперца, рубя сверху наотмашь, было не—

много.

Расстояние между нами неуклонно сокращалось. На скаку я

повернул клинок вниз остриём. Время сжалось, движения замед—

лились, как в томительном сне. Казалось, что всё вокруг плывёт в

густом прозрачном сиропе. Враг сделал выпад, целясь мне в грудь.

Избежать удара не получалось, надежда была лишь на крепость

кирасы, выкованной на заказ искуснейшими оружейниками столи—

136

цы. Я повернулся в седле, насколько это было возможно, в сторону

и одновременно поднял руку для удара.

Толкнуло меня сильно, едва из седла не выбило, металл скре—

жетнул о металл. Крепкое навершие древка вспороло китель на

груди, скользнуло по броне, но не пробило. И тут я ударил, полага—

ясь не столько на расчёт и глазомер, сколько на стремление сердца,

переполненного ненавистью. Какое-то шестое чувство подсказало,

куда и как надо лучше бить из неудобного положения, да ещё и на

всём скаку.

Словами не передать, какое упоение охватило меня, когда про—

тивник открылся после неудачного выпада, и клинок, преодолевая

слабое сопротивление плоти, глубоко вошёл в щель за воротом его

панциря. Всю ненависть, накопившуюся за последнее время, вло—

жил я в этот удар, мстя за всё, чего лишился, за пустоту в душе,

мстя Империи и злой судьбе, мстя всему, что олицетворял для меня

этот имперец. Я чуть не выпустил эфес, но вовремя успел выдер—

нуть клинок из тела. Брызнула кровь, стальное лезвие окрасилось

алым. И это было едва ли не самое прекрасное зрелище в моей

жизни.

Жеребец, разогнавшись, проскакал ещё немного, потом я его

развернул. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как упал на колени

мой враг, как выпал стяг из его рук, как распласталось по мостовой

жёлто-красное полотнище. Потом солдат опёрся на руки, но пра—

вая подломилась и он завалился навзничь на своё знамя, обильно

орошая его кровью. Рогатый шлем слетел с него, открыв давно не

мытую голову.

Я неспешно подъехал ближе. Имперский воин недвижно ле—

жал на грязной, окровавленной тряпке. Глаза у него были ещё от—

крыты, но смотрели мимо меня, куда-то в бесконечность. А рядом

со своим умирающим слугой развернулся мерзкий дракон на жёл—

том поле — символ жестокого подавления, символ мирового зла.

Но сейчас он, слава Единому, валялся, низвергнутый, в грязи, по—

пираемый моим конём.

— Здесь ты и останешься, гадкое ничтожество! — прошипел я

сквозь зубы, обращаясь не то к имперцу, не то к меднокрылому

чудовищу. А, скорее всего, к обоим: для меня меж ними не было

разницы.

137

Сзади, за поворотом улицы, послышались вдалеке скрежет и

пыхтение, характерные для имперских самоходов. Похоже, двину—

лась вторая волна атаки. Надо было уходить подобру-поздорову. А

я всё смотрел на поверженного. Полотнище так намокло его кро—

вью, что герб Империи стало почти не разобрать.

Преисполненный возбуждением от победы и свершившейся

мести, я презрительно плюнул туда и тронулся прочь. Чуть прио—

становившись, последний раз взглянул на бездыханное тело моего

верного подданного. Его лошадь топталась неподалёку. Вздохнул

и дал коню шпоры.

Здания пролетали мимо, оставались за спиной, топот копыт

эхом отдавался в безлюдном ущелье улицы. Оборачиваться не было

нужды: вряд ли имперцы кинутся в погоню за одиноким всадни—

ком. Мой путь лежал в верхний город, где на площадях собирались

объединённые силы королевств Северного Союза. Мне следовало

быть там как можно скорее, чтобы возглавить решающий удар по

врагу. Меня встретили возле следующего ряда укреплений. Пустив

мимо ушей приветствия, я спросил:

— Как дела в верхней части Мэйдла? Что с переправой север—

ной армии?

— Ваше величество, значительная часть войск уже в столице,

— отвечали мне. — Площади переполняются прямо на глазах. Для

контрудара почти всё готово. Только вас и ждали.

Дальше я поскакал в окружении эскорта, уже нового. Теперь,

оказавшись в относительной безопасности, я мог подумать о пла—

не предстоящего сражения. Но мысли всё время почему-то, раз за

разом возвращались к молодому имперскому солдату, лежащему

на окровавленном флаге посреди улицы. Вспомнились его серо—

зелёные глаза и взгляд, уставленный в неведомое. Только сейчас я

осознал, что в душе стало пусто, совсем пусто. Улетучилась куда—

то радость победы, сердце не тешила осуществившаяся месть. Не

осталось даже ненависти, которая помогала мне держаться все