Третья ипостась. Часть 3

Вспомнилась ее реакция на мое заявление о том, что меня хотели продать в Иарию. А ведь представляя ее мне еще тогда, в самый первый мой приезд в Резиденцию, Апрель упоминал об этом, она ведь тоже оттуда, из этой страны. В тот момент, еще не зная местной специфики, я не придала этому значения. Но сейчас...

— Как же ты оказалась в Верейне, Сорайя? Ведь Иария... О Боже, прости, если я тебя расстроила!

Да, реакция воительницы на мой вопрос была бурной — она буквально смяла в кулаке серебряную ложечку. Вот идиотка, лезу везде со своим любопытством!

— Прости! — воскликнула я виновато. — Забудь о моем вопросе.

— Нет! — поспешно проговорила та. — Я могу рассказать. Теперь уже не так страшно! Несмотря на то, что я родилась там, ненавижу это место всей своей душой, всем сердцем! Понимаешь, это на самом деле дикость, но нет такого другого места в Руре, где человеческая жизнь ценилась бы так низко. Людей убивают за все, по любому поводу. Если за какие-то действия в Верейне или в другой стране просто начистят морду, то там смерть без вариантов! Конечно, если главной доблестью султана, взошедшего на трон, является убийство им всех своих братьев, которых у него очень много, ведь у отца его не меньше двадцати жен. Каждый последующий поступает как предыдущий, и выхода из этого замкнутого круга не видно. Но самыми бесправными созданиями Иарии являются ее женщины. Они хуже пыли, которую топчут надменные мужчины, установившие такой порядок и внушившие им эту мысль. Но вот ведь что самое страшное — они сами в это верят. Полуживотное существование, которое вела моя мать, мои старшие сестры и все жены и наложницы моего отца, приводило меня в ужас, ведь по какой-то причине я понимала, что есть и другая жизнь, без постоянного страха, без боли, без унижений. Другие почему-то вообще не думали об этом. Мы терпели побои, постоянные домогательства, ведь любой мужчина в любой момент мог задрать на нас юбку и сделать все, что ему требуется, и мы не могли перечить, не могли никому отказать! Даже мы, хозяйские дочери, должны были быть всегда готовы удовлетворить потребности всех посетителей моего отца, а они вели себя как животные. Вот ты говоришь — гарем! Но это для тебя идея гарема отвратительна, а для иарийской женщины это избавление хотя бы от необходимости быть подстилкой каждому, ведь оставался только один, и изредка кто-то из друзей хозяина. Так я и продолжала жить, терпя все издевательства, пока меня не продали в жены.

От каждого ее слова мои глаза распахивались все шире. Неужели правда где-то может быть подобное варварство? В голове не укладывается, как может существовать такое уродство среди более-менее цивилизованных стран?

— Но, Сорайя, а как же Верейна? Почему Короли не устраняют этот беспредел?

— Не все так просто, дорогая! Верейна никогда не вмешивается во внутренние дела других государств, пока они не нарушают границы соседей. Это одно из условий равновесия. Пока ты в своей стране, тебе не поможет никто. Маяк Верейны для того и создан, чтобы указать путь, но пройти по нему каждый должен сам. И я решилась на это, когда стала женой одного из самых жестоких мужчин, которых я когда-либо знала. Он каждый год брал себе не меньше трех новых жен, но общее их количество всегда оставалось прежним, а о судьбе исчезнувших ходили самые зловещие слухи. Мне было всего двенадцать, и я не хотела умирать. Но выбора у меня не было. Не буду говорить тебе, что мне довелось вынести после замужества, но жизнь дома по сравнению с этим показалась мне образцом спокойствия. Я поняла, что долго не протяну.

— Но как же ты вырвалась оттуда? — недоумевала я.

— При помощи своего Таланта. Ты же знаешь, я поворачиваю вспять события. Однажды мой... муж заболел. Заурядная простуда, но вмешалась я, и она перестала быть обычной. Помнишь, я помогла тебе с ногой? Я вернула ее к тому состоянию, когда кость была целой, но ее осколки порвали мышцы, поэтому все происходило так долго и жутко болезненно. Его недомогание я возвращала к самому пику бесчисленное количество раз, пока он не сгорел от постоянного непрекращающегося жара. Ты переживала, что забрала у меня несколько минут жизни. Глупая, по сравнению с тем, сколько забрал у меня он... Почему, ты думаешь, я выгляжу старше своих лет?

Да, я давно обратила на это внимание. Но думала, что это просто особенность ее организма, или отпечаток тяжелых жизненных испытаний, даже не догадываясь об истинной причине. Ведь Сорайя еще тогда упоминала, чем чревато для нее частое применение Таланта. Но когда на кону жизнь...

— Ну, а потом, пока домочадцы не опомнились, я и сбежала. Скиталась, конечно, попала в Сайрен, прикинулась мальчиком, хотя и трудновато мне пришлось. Конечно, в нормальном обществе мне было не появиться, вот и примкнула к каким-то бандитам. Но после того, что я пережила, эта жизнь показалась мне раем. Там я и научилась обращаться с оружием, оказалось, у меня были к этому способности. Потом перебралась в Верейну, и здесь мой жизненный путь пересекся с путем тогда еще принца Аурелия. Я участвовала в показательном бою, он заинтересовался моей ловкостью и обращением с ятаганом. А потом появился Блай... И я поняла, что нет ничего, на что я буду не способна ради этого человека. Он принял меня такую, какая я есть, с моим прошлым, со всем этим шлейфом грязи и боли, который тянулся за мной, без единого упрека. Я знаю, ты думаешь, я ревновала его к тебе, когда не знала еще, что вы родственники. Поверь, он мог уйти в любую минуту, и я с радостью отпустила бы его, счастливая от мысли, что он счастлив. Я не сразу позволила себе ответить на его чувства, не хотела связывать наши судьбы, считая его достойным самого лучшего. Но Блай не из тех, кто легко отступает. И он запретил мне даже думать о том, что я должна испытывать перед ним вину за свое прошлое. Мы начали с чистого листа. И я до сих пор не верю, что рядом со мной такой добрый и благородный человек.

Я слушала с благоговением и даже не сразу поняла, что впервые слышу монолог, состоящий более чем из пары предложений, впервые она открылась так сильно. Эта история, начавшаяся столь ужасно, получила хорошее продолжение, и я приложу все усилия, чтобы она не закончилась слишком быстро. Они должны дожить до глубокой старости, уж кто-кто, а мои друзья, мои родные люди достойны этого.

А вот Иария... Что же делать? Почему же здесь, на такой небольшой по сравнению с остальной планетой территории, существуют такие противоположные общества? Как вообще могут люди вести себя хуже зверей?

— Но, господи, Сорайя, при таких замашках, как там еще народ есть? — озарило меня. — Если они там режут друг дружку почем зря, так ведь можно всех извести!

— Наши женщины очень плодовиты.

Ответ вроде очень простой, но меня убило наповал! Вот это отмазка!

Сорайя грустно улыбнулась, погладила меня по руке и выскользнула из гостиной. Знаю, пошла писать Киру очередную записочку. Эти двое любили друг друга так, что порой вели себя как школьники, очарованные первой любовью. И это было прекрасно.

* * *

После обеда мы с Ташей пошли прогуляться вокруг замка. Поглощенная своими мыслями, я не сразу заметила необычное обстоятельство — подруга молчала. Нет, не то чтобы она была болтушкой, но мы уже нарезали несколько кругов и не произнести ни слова за все это время — вот что было необычно.

— О чем молчим? — я подтолкнула ее локтем.

— Знаешь, — она, нахмурившись, смотрела на меня, — мы с Тивизой немного поболтали перед их отъездом...

Это была хорошая новость. Ведь Таша гораздо глубже переживала их поступок, она так за меня обиделась, что некоторое время не могла не то что разговаривать, а и смотреть на них, особенно на Апреля, несмотря на то, что очень любила его как отца. Мне Кир говорил, она была настоящей папиной дочкой, и Апрель обожал ее безмерно. Как это странно, наверное, знать взрослого человека, а потом воспитывать его заново, с младенчества, наблюдая, как складывается уже знакомый характер. И очень страшно. Вдруг не справишься. Вдруг не получится. Вдруг человек вырастет совсем другим, а не таким, который нравился, которого полюбили? Хорошо, если лучше! А если нет?...

Поэтому меня очень обрадовала даже такая, казалось мелочь, как простой разговор.

— Что? — она заметила мою заминку и как всегда все поняла. — Ну, не век же мне их гнобить! Ты права, так и должно было быть. Просто меня возмутило — ты принесла себя в жертву, а они...

— Они полюбили друг друга! — закончила я. — И я очень рада. И я не одна пожертвовала собой, ты тоже.

-А! — она махнула рукой. — Меня сейчас больше волнует то, что я услышала от Тивизы. Она не очень поняла про привидение, и я объяснила ей, что так у нас называли всякие непонятные сгустки света или тумана разной величины и формы, которые самостоятельно передвигаются и зачастую встречаются в заброшенных замках, каких-то подземельях, казематах... И она вспомнила, что видела сиреневое свечение именно внизу, в том самом коридоре, в котором та дверь, ну, через которую ты вошла в тутошнюю тюрягу. Лека не сразу появился, они успели вернуться сюда... хотели меня Гварле оставить, я ведь тогда еще пузыри пускала и ходила только под себя.

Несколько минут мы ошеломленно переглядывались, осознавая сказанное и услышанное, потом одновременно ринулись в замок.

Вооружившись факелами, мы снова с трудом открыли рассохшуюся дверь и решительно углубились в темные грязные коридоры.

Не сговариваясь, начали тщательно обыскивать каждое помещение, буквально обшаривали, щупали руками каждую поверхность. Конечно, ни одна не могла объяснить, что конкретно мы ищем, однако, обе, казалось, были убеждены, что Лека тут что-то оставил. Я думала, мои записи, что искала Таша, не имею понятия, но она не отставала от меня и азартно шмонала камеры как заправский вертухай.

Странно, но эти помещения уже не вызывали того страха или благоговения, которые овладели мной в прошлый раз. Я ведь не просто так, из любопытства пришла, я с конкретной целью. И петь уже не хотелось.

Вдруг, едва войдя в одну из камер, Таша издала хищный клекот и кинулась к лежанке, на которой еще сохранился какой-то тощий тюфячок. В одном месте он довольно заметно пузырился, явно намекая на нечто скрытое под ним. Одним движением она откинула ветхую ткань и уже хотела схватить...

— Не-е-е-ет! — истошно завопила я, Таша замерла и медленно обернулась, приложив руку к груди.

— Ты чего пугаешь! — просвистела она и сделала несколько глубоких вздохов.

Я подошла к ней, свет двух факелов ярко освещал лежащую на голых не струганных досках тетрадку формата А5 в покоробленной коричневой обложке. Мы переглянулись.

— Это то, о чем я вовсе не думала?... — недоуменно пробормотала Таша.

Я только головой покачала. Если это на самом деле то, о чем... она не думала, то мы стоим на пороге перед еще одним откровением. Конечно, все ясно, как день, даже в этом мраке, едва рассеиваемом светом факелов — перед нами лежал пресловутый третий дневник профессора Эллера. Брат отыскал его и принес сюда, посветившись перед Тивизой, а надежде, что она догадается сообщить нам об этом. Значит, после того, как я наделила его каким-никаким телом, первым делом Лека кинулся на полигон. Соскучился, что ли? Тогда я могу понять, почему он не передал мой дневник, ведь я осталась жива, а это все-таки личное! Но почему же эта прозрачная сволочь не сказала, где меня искать?! И где он сейчас?

Таша протянула к книжке руку, но я поймала ее и остановила.

— Слушай, ему же невесть сколько лет, вдруг развалится прямо в руках! Не знаю, как ты, а я сразу помру под обломками рухнувших надежд!

Таша поежилась и я всучила ей второй факел, чтобы она больше не делала резких движений, а сама оторвала от тюфяка кусок ветхой ткани и медленно, очень осторожно начала подсовывать под нижнюю обложку. Кропотливая работа держала в напряжении мышцы рук и плеч, в животе крутило от волнения, я уперлась языком в стиснутые зубы, будто это могло хоть как-то помочь работе, а сопение нависшей надо мной подруги несказанно нервировало, однако я боялась заорать на нее, будто колебания воздуха могли нанести раритету непоправимый ущерб. Когда край ткани выполз с другой стороны, я судорожным движением вытерла обильно выступивший на лбу пот, сделала несколько глубоких вздохов и осторожно обвернула находку, чуть касаясь, приподняла на вытянутых руках и медленно, будто несла поднос, уставленный хрусталем, двинулась на выход. Таша прыгала вокруг, стараясь максимально осветить дорогу, но добилась только того, что подпалила себе волосы и пару раз чуть не ткнула факелом прямо мне в лицо. Я устала шипеть на нее, поэтому с облегчением переступила порог, вышла из тьмы и холода, и, оставив Ташу разбираться с факелами, быстро пошла в свою комнату. Но подруга скоро догнала меня и заскакала рядом.

Я сразу прошла в эркер, к окну, наверняка эти письмена еле видны, надо будет разбираться. Жаль, нет увеличительного стекла. Я осторожно уложила сверток на гладкую поверхность подоконника, мы опустились перед ним на колени и развернули ткань...

Да, конечно, бумага была повреждена, но начнем с того, что это была не обычная бумага. Все-таки дневник писался через много лет после того, как мы заснули. И сохранилась она неплохо, в отличие от чернил, которые в некоторых местах просто отсутствовали. Но, даже несмотря на эти белые пятна нам удалось разобрать многое и... как там у Экклезиаста, сына Давидова, "...ибо от многой мудрости много скорби, и умножающий знанье умножает печаль"? Во-во, это как раз про такую гребаную ситуацию! Но чем дальше мы углублялись в каракули сумасшедшего ученого, тем меньше состояние наше подпадало под категорию "печаль", какое там, мы просто подыхали от ужаса. К такому мы не были готовы, это точно.

Оказывается, жил был на свете некий Гриша Эллер, увлекался химией и биологией, коллекционировал бабочек и жучков, тра-ля-ля, ну чем не замечательный ребенок?! Очень любознательный. Крайне любознательный. Давить таких надо...

Так вот и дорос он до заведующего био-химической лабораторией в каком-то НИИ, называл его просто институт, копошился там, копошился, пока совершенно неожиданно даже для самого себя не сделал пару открытий. Не успев до конца оклематься от неожиданности и осознать свою крутизну, любознательный кандидат наук был настойчиво приглашен на уже известный нам полигон. Там, конечно, можно было развернуться пошире, разработки не чета институтским, все гораздо серьезнее, связанное с ВПК. И вдруг...

Мы многое просто додумывали, все-таки пропусков было очень много. В одном месте был пробел на несколько страниц, и потом уже упоминались мы. Вернее, сначала я, и Таша снова было взбеленилась, но мы продолжали читать, и скоро справедливость была восстановлена — она тоже попала на эти страницы.

Сначала все шло будто от военных, и существование за их спинами еще каких-либо заинтересованных лиц тщательно скрывалось. Но разработки были серьезнейшими, сложнейшими, многое было выше обычного понимания. Выше человеческого понимания. Иногда начинали просачиваться слухи, кто-то видел странных посетителей, фланирующих по коридорам и лабораториям корпусов. Потом непонятно откуда возникли таинственные материалы, по своему химическому составу существующие только теоретически, уж ему-то, как химику, это было прекрасно известно. Ну не было еще таких технологий. На Земле...