Дорога в никуда,

Демид с гордостью обвел глазами свой дом.

-А как же... болячка?

-Болячка? Так нету её.

-Каак нету? Я сама медсестра, знаю, что это такое.

-А вот так, я через год явился на ВТЭК, они там ошалели — вместо огромной опухоли, частичная, уплотнение какое-то, сбежались все на меня смотреть. Я, конечно, порадовался, сам-то заметно лучше себя чувствовать стал, ну помурыжили меня анализами, обследованиями, дали группу ещё на год, решили, что ремиссия, и все может вернуться.

Сестры опять в слезы — живой я, они уже самое плохое думали.

-Оставайся, живи с нами, то, сё, а у меня Мик здесь, домишко недоделанный, куча дел, да и с женой поговорить предстояло.

Демид поморщился.

-Пришел, мужик чужой там обосновался капитально — гражданский муж, она затряслась вся... похоронила и забыла уже. Мужик вроде дельным оказался, порешали мы с ним — оценщик приходил, квартиру реально оценили, он мне, поскольку я полностью на эту квартиру деньги зарабатывал, две трети стоимости и отдал. Пожелал счастья им да и ушел. Душа рвалась сюда, вот я и прилетел уже самолетом. А этот бродяга от Файзуллы слинял через неделю, вот и болтался тут диким зверем. Я его потом с неделю вычесывал да отмывал.

Мик сердито гавкнул.

-Это он до сих пор обижается, хотя я ему доходчиво объяснял, что мне надо поехать. Вот так. Группу на следующий год сняли — признали совершенно здоровым, а ты говоришь... Природа, она... — тут все предусмотрено Всевышним, от муравьишки, до слона, это мы, венцы творения, слепоглухонемые к ней.

-Демид, — потрясенно смотрела на него Маринка, — но это же просто чудо??

-Может, и чудо, а для нас с этим вот ловеласом — быль.

-И не тянет домой?

-Знаешь, дом мой — вот он, наверное, надо было пройти через такое, чтобы осознать. Я к своим наведываюсь, как не навестить, но неделя-две и все, не могу — снится мне все это. И срываюсь сюда.

-А жена?

-Жена? Так мы тогда ещё в первый приезд развелись, живет, наверное, не интересовался. — Пожал плечами Демид.

-И у тебя обиды не осталось?

-На что? Не каждая может принять такое вот — молодая, наверное, успешная, и вдруг 'полудохлый муж, которому требуется забота и уход, и много денег на бесполезное лечение' — это я её цитирую. Честно, я про неё очень редко вспоминаю, ни к чему, чужие люди. Что задумалась, Марин?

-Я бы так не смогла... — пробормотала Маринка.

-Как так? Ухаживала бы за смертельно больным, сомневаюсь?

-Я не про это, что я больных не видела у себя в больнице и с летальным были, я бы... — она помолчала, — ну та Маринка, про сейчасную не знаю, та бы доставала тебя претензиями и истериками долго.

-Ты такая вредная? — изумился Демид.

-Ой, даже не знаю как и выразиться, мне пока надо осознать и самой себя понять, но так истерить, вести себя точно уже не смогу, что-то выгорело внутри и сильно. Там, в России, у меня отец, ох сколько мы гадостей и наговорили, и наделали друг другу, а сейчас... — она помолчала и удивленно сказала, — надо же, мне его почему-то жалко??

-И вот задумалась я, — как-то растерянно заметила Маринка, — оказывается друзей-то у меня и нет...

-Да ладно, так не бывает, кто-то да есть! Одно дело у меня — узнав про мою болезнь, многие как-то так аккуратно растворялись, как кусок сахара в горячем чае. А ты? Молодая, здоровая, думаю, до поездки сюда, ты была цветущей? Подружка одна да есть, такая надежная?

-У меня четкая теперь граница "До" и "После". И в теперешней жизни мало кто мне нужен: сестренки, брат, Мик, пара друзей, из небогатых, но отдававших мне последние копейки, не боявшихся со мной общаться. "Болезнь-то не заразная, но мало ли" — выдал тогда один из бывших приятелей. Здесь четко осознается все былое, в чем-то сам виноват, многое бы изменил в своей жизни, но одно твердо знаю, как я сейчас живу — это самое лучшее, что было в моей жизни. Как я с тщанием и действительно с любовью отделывал внутри свой домишко, а с печкой пол лета возился. Наскачивал из интернета всяких инструкций, вот и прикидывал-мараковал, три раза перекладывал, но горжусь тем, что получилось. С кирпичами была целая эпопея — сам ведь делал и обжигал, дедовским способом, но красавица моя получилась на славу. Здесь всегда находится дело, которое именно по душе. Вон у меня кустики по периметру растут, смородинка, тоже с родины тащил, былинки были, а уже первый урожай снял, чуток, но ведь уродились ягодки, а мне и в радость. Огородик небольшой поначалу осилил, теперь добавляю грядки каждую весну — загораюсь что-то новое посадить-вырастить... Нет, не вернусь я назад в цивилизацию, точно. Ну, может, когда совсем старым стану, опять же — если стану. Но каждый год езжу для подстраховки на обследование, мало ли... пока здоров.

Маринка сидела опечаленная:

-Демид, а ведь я и впрямь всех, даже добрых знакомых порастеряла. На работе девчонки... чего-то постоянно с ними цеплялись, делили, я часто обижалась, старалась не разговаривать, в позу вставала. Отец? Там отдельный разговор... Сейчас вот думаю — какая дура. Я просто как бы сбоку себя увидела... да, загадили мне голову с истинной верой, а если честно — сама хотела... Говорили мне мамины подружки, в какой вере родился — в той и живи. А я, — она запнулась, — и сына... Эх! Извини, Демид, не могу пока... не могу!

Маринка утирала слезы, которые откуда-то взялись.

-Марин, а ведь ты счастливая, у тебя сын есть, и он, судя по всему, сумел как-то выбраться из этого, ангел-хранитель у него сильный, да и матушка твоя оттуда, с небес, ему помогает, точно тебе говорю! Я как спущусь, потихоньку пошарюсь в инете, если на самом деле была передача, точно найду!

-Демид, если Петька действительно дома, у отца — это самое большое счастье!!

-Ладно, давай спать!

А утром Маринка проснулась от неестественно яркого света за окном. Приподнявшись на топчане выглянула в окно и ахнула, за окном была зима.

-Демид? — обернулась она, но топчан был заправлен, и их с Миком в домике не было.

А Маринка, которая никогда не удивлялась первому снегу там, дома, ну выпал и выпал, тут, быстренько умывшись-одевшись, выскочила на улицу и застыла, вокруг было действительно белое безмолвие. Везде небольшим слоем лежал снег, такой белый, что резало глаза, все замерло, не было ни единого звука, только забавно смотрелась цепочка следов человеческих и собачьих, как кто-то сделал набросок рисунка. Тишина стояла невозможная, горы, украшенные чистейшим снегом, были одновременно и красивые, и суровые... Маринка бездумно смотрела вокруг, не было никаких мыслей, она просто впитывала в себя всю эту необычную красоту.

Так и стояла она, пока на неё сзади не налетел Мик, не ожидавшая такого подлого нападения, Маринка рухнула в снег, а пес запрыгнул на неё и начал тыкаться мордой в лицо. Раньше бы она надулась, заорала, сейчас весело барахталась с собакой, а Демид, появившийся на краю поляны, улыбнулся.

-Понемножку, по капельке начала чаще улыбаться Микова находка, значит, пошла на поправку.

А то, что душу вот такая суровая, но дух захватывающая красота излечивает, он твердо знал и мог дать голову на отсечение.

ГЛАВА 16.

Колины мужики заканчивали четверть, и настойчивая баба Шура достала-таки его, поехал на свой праздник Николу Зимнего в деревню, надо было посмотреть, что и как в доме, протопить, расчистить дорожки. Мальчишки увязались с ним.

-Да, дед, как тут стало, как на вокзале! — взгрустнул Петька.

-Не бухти, ща печку затопим!

И суетились все втроем до позднего вечера, нежилой дом как-то нехотя оттаивал, везде в каждом углу было ещё стыло, воздух был каким-то затхлым. Коля матерился про себя, понимая, что оправдания-то его раздолбайству — липовые, слабак он оказался, Галинка ушла, и он выбрал самое простое — напиваться. Мальчишки, намотавшись за день, давно уснули, а он все сидел возле печки и думал.

И ещё представлял реакцию этой смешной Шуры — вот уж кто будет его пилить, выбрав время, когда мужики удерут на улицу. Будет бурчать по-своему, но Коля на удивление быстро понимал... когда она бурчит, у неё становилось такое агрессивное лицо! Голос не повышала, но дай ей в руки чего потяжелее... Маленькая, сухонькая, она, казалось, не спала — когда бы не встал Коля, она уже суетилась, на плите что-то уже доваривалось, на столе свежезаваренный чай, нарезанные бутерброды — пацаны утром ели обязательную овсянку и только потом бутеры.

Петька в первые дни попробовал бунтовать, но баба Шура при всей её мягкости в обращении с ними, как-то быстро умудрилась приучить его к каше.

И ещё Валик. Этот пацан ему, Коле, как в награду достался — мальчишка, как понял дед, рос типа травы при дороге, мамашка его не сильно заморачивалась, как у него и что, это с Петьки-то Галюня сдувала пылинки, да и Маринка при всей её дури, пацана никогда не бросала — так и вырос раздолбаем типа: "Подай-принеси, хочу-не хочу". А вишь, судьба как вывернула — Галинку забрала, эту идиотку где-то, если жива, небось, крутит-выворачивает, и внуку досталось. И не будь Валика... Коля в этом месте всегда замирал, холодело все внутри у него.

Сейчас Петька изо всех сил тянулся за братиком, а тот, видать, побаивался, мало в его жизни тепла было, вот он и старался, особенно поначалу стать нужным, чтобы в детдом не попасть.

А Коля даже в церковь зашел, постоял у какой-то понравившейся ему иконы седого старца, как умел попросил за пацанов, спасибо сказал, что второго внука ему послали, поставил свечек — бабки, там работающие, подсказали, кому, а на выходе поинтересовался, чья икона этого старца.

-Николай Чудотворец это!

Коля аж крякнул, развернулся и опять подошел:

-Тезка, не за себя прошу, пусть у моих пацанов жизнь наладится. Они по малолетству уже жуткие испытания прошли!

Пацанам вон как в деревне нравится, на речку смотались — там деревенские расчистили участок под каток, гоняют шайбу с утра. Эти два от нетерпения подпрыгивают, ждут каникулы, коньки есть, в понедельник договорились идти прикупить клюшки...

Дед полюбил ходить с ними по выходным прогуляться. Иной раз даже в кино ходили, сейчас же приладились каждый выходной — умные люди сделали в небольшом помещении ДК зал ретро-фильмов. И по выходным, днем, постоянно были фильмы-сказки, зал был полный, и взрослые с не меньшим восторгом смотрели их. Вот и Коля молодел душой, но боялся он, ох как боялся, что "двинет кони-сыграет в ящик" раньше времени, пацаны-то небольшие, а больше никого и нет у них.

-Шура — да, но она чужестранка, да и возраст у неё, эх, дурища Маринка, куда тебя понесло? А ещё надо с класснухой поговорить, Валику сложно дается русский язык, баб Шура, она молодчина, но в русском тоже не очень, да и Коля учился на трояки. А пацан в математике твердую пятерку имеет, память хорошая, все предметы на четыре-пять, а русский никак... Петька вон смеется одну корову замучился говорить как надо писать, пишет упорно 'карова'. Классная посоветует репетитора нормального. Пацан твердо сказал — выучится на мента, чтобы всю сволочню... Мать вон никогда не вспоминает, морщится так, если спросишь что. Моя-то хоть про Петьку не забывала, а у Валерки, знать, совсем безмозглая была.

Послышалось топанье — сонный взъерошенный Валик пошлепал в туалет.

— Надо будет его по весне до ума довести, — подумал Коля.

-Дед, ты чего не спишь?

-Да вот, задумался!

Валик ловко подсел к нему, привалился к боку, а Колю затопила щемящая нежность, обнял своего внука, и так хорошо сиделось им. Валик, уже засыпая у него под боком, пробормотал:

-Дед, а ты у меня самый лучший!

Дед вздохнул

-И вы у меня тоже!!

Четверть закончили неплохо. Лидуня с Марком принесли мужикам билеты на елку в Кремль, Валик даже не поверил сначала, потом скакал от радости, подарили мужикам на Новый год по куртке, теплые такие, навороченные. Коля заворчал было, но Марк спокойно так сказал:

-Мальчишки нам не чужие, отстань!

Новый год встретили в деревне, конечно же — пускали салюты, как без этого, баба Шура — трусиха на улицу не пошла, боязливо смотрела в окошко, дед с пацанами пошлялись по оживленной в новогоднюю ночь деревне, потом спали долго, потом пацаны убежали на речку.

А баба Шура ругалась, мешая русские и таджикские слова.

-Такой красавис дом и савсем бросать? Идиёты!

-Шур, ты не ворчи, потеплеет, все сделаем: пересушим все, где чего подкрасим, огород распашем, не бухти.

Второго завалился Шурик — он постоянно забегал, посмеиваясь:

-Я для пацанов типа старшего брата!

-А кто против-то?

Приволок подарки под елочку всем. А Шухрона разревелась, ей и внуки, и Коля уже подарили под елочку-пацаны по красивому переднику, один в ромашках-васильках-маках, второй с хохломским рисунком. Коля два теплых халата, а Шурик привез красивую жилетку, меховую.

-Ну чего ты, баба Шура, ревешь? — уговаривал её Валик. — Все же хорошо.

-Ай, не было у меня такого в жизни давно, чтобы нужна я кому-то была.

-Сейчас-то нам всем нужна, не рыдай, потом опять капли вонючие пить будешь!

Съездили в Москву, Марк ещё и Натальиной внучке билет достал, восторгу было море, после Москвы переночевали дома — поздно приехали. И опять были в деревне заполненные дни, выпал снег, и оба, отодвинув деда старательно расчищали дорожки, и свои, и соседским старикам помогли. Откопали старые Петькины санки и лихо катались на них с небольших бугров, носились, как оглашенные, на льду. Баба Шура, как мышка, шуршала в избе. И уже на последнем дню заметил Коля, что дом-то ожил. И ездили теперь каждый выходной, то Коля иногда один, иной раз с пацанами, то Шурик — протапливали, убирали снег, а Коля даже зажмуривался, представляя, как весной и летом его замучает Шура — уже сейчас на подоконниках начали появляться горшки-плошки с чем-то, типа перцев.

-А что будет дальше с её неумной энергией... А Петька окреп, стал такой весь упругий, он-то боялся, что пойдет в них с Маринкой, толстым будет, но, видать, от отца передалось, строение тела-то. Отец, кстати, не сильно-то и волновался, когда пацана не было — там вторая жена, девчонку родили, алименты, правда, исправно приходили, а контакта не было. Петька раз увидел его, поговорили несколько минут и разошлись. Внук сказал:

-Шурик лучше! — и все.

А Коля и не настаивал, чего их напрягать, если они друг другу не интересны.

Сразу после Нового года Марка опять дернули на его севера, Лида печалилась, а Марк бодренько так говорил:

-Ищи варианты, приеду, полетим, погреемся из зимы в лето. Не только я, тебе тоже из кислой зимы со слякотью и серым небом на солнышко надо.

Вот и занималась поисками отдыха Лидуня, просматривала все, прикидывала, а на электронную почту стали приходить предложения от турфирм и почему-то больше всего было про остров Хайнань — на одной широте с Гавайями, тепло, не сильно освоен туристами, вроде как, подходяще. Лететь, правда, десять часов, что скажет Марк.

Прилетевший, намерзшийся, наскучавшийся муж, согласился сразу.

-Самое то, давно планировал Китай увидеть, но останавливало всегда — многочисленность, а здесь, надеюсь, народу не так и много, летим? А по весне, в мае поедем к детям, посмотрим, как они обустроились на новой квартире?