Ради тебя

— Как интересно! Маленький святоша пригрел змею на груди и не заметил. Забавно! Эх! Боюсь, принц склонен к опрометчивым поступкам, что уже показала схватка с Гаррошем, и если Легион придет, Вариан может пережить собственного сына. Одного, точно...

* * *

— Когда Его Величество прибудет во Дворец? — в очередной раз вопрошал Кадгар у одного из личных помощников Короля.

Но тот лишь пожимал плечами в ответ.

На рассвете запыленные и еле живые от усталости прибыли из Хилсбрада паладин и маг с кулоном жреца. Подготовка к ритуалу отняла почти весь день. Но Кадгару повезло — он знал это, потому трудностей не боялся, ведь помимо того что личная вещь оказалась глубоко привязана к душе жреца погибшего в Таллоке, на нем сохранились и капли его крови, а значит, все должно было пройти успешно.

И Кадгару было важно, чтобы король присутствовал при этом зрелище, ведь повторить подобное будет уже невозможно.

Вариан должен знать истину! Пусть мятежный дух жреца скажет ему правду о случившемся сам.

Но, как назло, Короля не было, а Дренор не давал магу передышки — там нуждались в нем те, кто был жив, и кого он еще мог спасти.

Да, можно было отложить ритуал, но потревоженный кулон все больше терял связь с носителем, расставшись с его могилой.

В конце концов, в полночь, когда уже было ясно, что тянуть смысла нет, и пора было открывать портал в Дренор, Кадгар, собрав все силы и мужество, позвав паладина и своего помощника Шилака, приступил к священнодейству.

Под его руками текли руны, переливались энергии, и меняло направление движения само время. Сердце билось ровно, силы, вливаемые помощником, компенсировали потери энергии Архимага.

Кулон перед ними в окружении знаков и письмен, словно задышал, и на его стон-вздох ответили даже камни дворца — его владелец был убит, сомневаться в этом не имело более смысла.

И вот свет становится все теплее, и Кадгар уже протягивает руку бесплотному духу, когда все в комнате падают на колени, прижатые к каменному полу истошным криком умирающего, и его мучившейся не освобожденной душе.

Кадгар, задыхаясь, глотал слезы, понимая правдивость слов Астеры о неупокоении, но призрак вдруг заговорил, и все мысли о Дреноре выветрились из головы Верховного мага.

— Предатели... Кругом предатели... Отпустите мою королеву! Проклятые демоны! Проклятый предатель! Ты бросил невинное создание на откуп исчадиям зла во имя своих планов! Королева Банши... Спасла... Королеву людей... Но магия не помогает! Свет! Я не могу спасти мою Королеву! Свет, ответь же мне, почему же я так слаб?!

Глаза призраки замерли на паладине, что тоже пал ниц под гнетом великой силы и ныне пытался подняться.

— В твоих глазах тепло... к ней... оно, точно нить ведет... Найди ее среди Отрекшихся... Они забрали ее... Они отобрали Свет...

Кулон треснул и остался лежать на камнях безжизненной крошкой.

А Кадгар, пытаясь отдышаться, корил себя за то, что отринул доводы собственного сердца и пошел на поводу у чужих слов.

Королева невинна, но теперь тело ее в руках бессердечной Сильваны. А зная Банши, маг с ужасом представил себе лицо короля увидевшего жену во вражьем лагере, ставшую умертвием, подчиненным его врагу.

Глава 19

Королева

На черно-белой доске стояли изящные, мастерски изготовленные фигуры: мудрый король, верные кони, могучие слоны и пешки... Те, кто будет беспрекословно исполнять приказы и умрет первым, дабы проложить путь идущим следом.

Этой игре учат всех, кому на роду написано править, ей начинают обучать даже раньше, чем держать меч. И Вариану всегда казалось, что он знает, как играть в эту игру. Ему объясняли, какую фигуру можно отдать врагу, а какой комбинацией завершить партию, получив то, что полагается — победу, а она королю необходима. И с рождения он велся на эту уловку — на победу. А что такое была победа для ребенка? Теплый взгляд отца, его одобрительный кивок, ласка матери.

До гибели Короля Ллейна ему всегда давали побежать. А если он делал неверный ход, фигурку мягко переставляли обратно и рассказывали, что стоит сходить по-другому. Странный способ воспитывать наследника — лишить его самого главного — горечи поражения, чтобы знать его привкус, бояться его и бороться, искать выход, не сдаваться, не опускать руки.

Однако жизнь быстро исправила оплошность учителей. И когда маленький мальчик стоял посреди пылающего Штормграда, горечь и страх были непередаваемыми, Вариан, ощутив их тогда первый раз сполна, запомнил те чувства на всю жизнь. Понял он и что по рождению Вариан Ринн — не просто человек, а сын короля, правитель. Огромные орки на его глазах рубили солдат — защитников города, уничтожая тех, кого учителя называли пешками, но на самом деле, то были ЕГО ЛЮДИ, и за их жизни он нес ответственность.

Многие говорили, что нрав Короля суров и сам он вспыльчив из-за того, что сотворила с ним Престор. Может, они и правы, только пламя того пожара до сих пор бушует в его душе и все, что угрожает его людям, его королевству, мгновенно вводит Вариана в состояние ярости.

Ринн на мгновение закрыл глаза, поглаживая пальцами фигурку королевы. Тупая боль прихватила сердце, и выпала из раскрытой ладони на стол одна из самых искусно сделанных фигур. Самая сильная фигура... Его королева.

Это была давняя партия с Кадгаром, Вариан уже даже и не помнил, сколько она длилась. В те редкие встречи с магом, когда они могли позволить себе посидеть за бокалом вина и приятной беседой, не касающейся численности армии и нападения демонов, мужчины обычно успевали сделать лишь по одному ходу и то не всегда.

Кадгар уже месяц как не появлялся во дворце, все время находясь в Дреноре. А он так желал встретиться с Королем, но наступление Железной Орды сорвало все планы. И Вариану оставалось лишь надеяться на то, что архимаг справится, что он вернется живым, потому что без его помощи противостоять Гул"Дану будет очень трудно.

За спиной короля хлопнула дверь.

— Отец, — хриплый голос Андуина заставил Вариана вздрогнуть.

Принц, отправившийся неделю назад в Выжженные Земли, должен был вернуться гораздо позже. И пока тело, кажется, безумно медленно поворачивалось, сердце короля замерло от страха. Но сын был цел, только лицо осунулось и посерело.

— Кадгар так и не появился, не связывался? — сразу же задал так волновавший его вопрос Король.

— У портала пока тихо, войско готово дать отпор. Но... — молодой человек замялся. — Я должен кое-что показать тебе.

Бровь Вариана удивленно приподнялась.

— Астис погиб! — плечи принца поникли.

Вариан скрипнул зубами. Телохранитель был прекрасным воином, верным защитником его сына и королевства.

— Как?

— На нас напали огры. Астис принял на себя магический удар их шамана, — Андуин тяжело вздохнул. Но вдруг распрямил плечи, будто собрался с духом, быстро пересек комнату и остановился возле отца, в руке его был зажат кусок пергамента. Этот клочок и был протянут Королю, тот взял его осторожно, все еще удивленно глядя на сына.

— Это было среди его вещей. Я ... — принц сжал кулаки. — Я виноват, отец. Это моя вина!

Вариан раскрыл испачканный землей и кровью пергамент. Почерк был свойственен тому, кто привык держать меч, а не перо, часть текста отсутствовала, обрываясь обугленным краем.

"Я выполнил свою часть договора. Королева мертва. Ваш ход. Вы мне обещали... "

* * *

К солнцу после стольких месяцев сначала тьмы, а потом полумрака пришлось привыкать заново. А ведь Ле никогда особо не любила прямые жалящие лучи. Однажды ей довелось побывать в Выжженных Землях, где песок и камни раскалялись настолько, что мир дрожал и казался иллюзией. Светило было в той местности врагом похлеще жал скорпионов, умело прячущихся среди камней.

Полы длинного темного плаща, капюшон которого скрывал лицо жрицы, сейчас мели пыль разрушенных мостовых портового города Таллока. Где-то здесь закончилась ее счастливая жизни и началась эта попытка собрать осколки и обрести новую цель.

Скрытые в лесу на приличном расстоянии от руин города Серг и Сильвер с лошадьми ожидали возвращения женщины, которая не могла не посетить это место в надежде обрести ясность в своих дальнейших планах.

Лейна застыла посреди площади, на том самом месте, где почти год назад лежало ее безвольное, искалеченное тело, и она уже прощалась с жизнью, прося прощения у своего малыша.

Дом старшины таллокийцев был рядом, точнее то, что от него осталось, здание лежало в руинах. Именно здесь их и разместили с Андуином, едва они прибыли, именно здесь ей преподнесли чашу, где дурманящего сознание зелья была больше, чем самого напитка. Она разбиралась в травах, она должна была почувствовать горьковатый привкус. Но...

Ле корила себя. Она все же не была настоящей правительницей способной за елейными речами услышать подвох. Она не способна была подозревать всех, как это делал Вариан. Она доверилась и подвела и себя, и своего ребенка. Но даже сейчас, после всего того что случилось, ей не хотелось верить, что Андуин мог знать о случившемся. Но ведь именно его телохранитель, чьи глаза зло блеснули в пламени свечи, надрезал ладонь Садидаса и приложил в пергаменту, отчего тот вспыхнул на мгновение. А потом его шаги и бряцание доспехов потонули в тишине, которая обрушилась на жрицу.

Но перед этим его кинжал был очень близок к горлу Серга, мешком осевшего возле жрицы. Однако, тонкие губы мужчины скривились, и, заложив кинжал за голенище сапога, предатель ушел. Может, он подумывал смилостивиться над ней, Сергом и молодым жрецом, зная, что их ждет в лапах демонов, может, хотел сам прикончить по какой-то причине. В любом случае он передумал.

И, возможно, именно поэтому Ле сейчас стояла здесь, посреди уничтоженного города, живая...

Когда они покидали дом в Тирисфале, жрице казалось, она поймет после посещения Таллока, что ей предпринять, но теперь, глядя на вывороченные камни мостовой, Ле осознала, что без помощников ей не справиться.

На территории Альянса она была преступницей и считалась умершей, убитой теми, кому поклонялась. Сима — единственная, кто мог помочь ей в том, чтобы вывести предателя на чистую воду, она приближена ко двору. Но как поведет себя графиня, увидев Ле? К тому же этим жрица могла подставить дорогого для нее человека под удар. Да и всю ее семью!

Все оказалось сложнее, чем виделось посреди туманов Тирисфаля.

Так как же...

До жрицы донесся звук, хрустящих под чьими-то тяжелыми сапогами камней и мусора.

Ле напряглась. Она стояла в тени рядом со стеной разрушенного дома — ее не увидят сразу. По ногам потек сизый туман, готовый скрыть жрицу, дать ей возможность уйти.

Нет, Ле не оказалась бестолковой ученицей. Наоборот, приняв решение и поняв, что тьма — не зло, а лишь вид оружия, так же как меч или лук, она открылась новой силе. Боль ушла, а на ее место стал приходить тот самый азарт, что был свойственен Ле — волшебнице. Она любила силу и магию. Но было одно "но", и теперь это "но" приносило боль, гораздо более острую, чем тьма. Она не могла убивать, просто не умела этого делать. Даже после того, что случилось. То, что жизнь любого существа есть великая ценность, и она неприкосновенна, для Ле было законом. Но лечить жрица тоже больше не могла. А значит, надо привыкать к тому, что заклинания ныне несут в себе смерть, а не жизнь, учиться применять их правильно, рассчитывать силы. Это еще более ответственная работа, чем лечение.

Звуки шагов замерли. Пришелец остановился.

Ле не видела его со своего места — часть обвалившейся крыши скрыла женщину от глаз неизвестного. Жрица осторожно пятилась под прикрытием тени к углу здания. Но тот, кто стоял за преградой, оказался не просто человеком. Когда она уже решила, что все обошлось, в нее понесся сноп света. От соприкосновения с ним рухнувшая часть крыши из толстых обгоревших досок разлетелась в щепу. Жрице хватило мгновения, чтобы обратиться облаком, а ее сопернику мгновения, чтобы вынырнуть из клубов пыли и обнажить меч.

Размышлять стало некогда. Ле обрела форму почти рядом с противником, закованным в доспехи, и выкрикнула заклинание. Оно у Темных Жрецов было в разы сильнее тех, кто поклонялся Свету, и должно было заставить обратиться в бегство врага на несколько мгновений. Это дало бы ей возможность уйти. Но противник оказался сильным и умелым, заклинание его не коснулось. А у нее еще было маловато опыта, чтобы переключиться на новое атакующее заклятье.

Ле отпрянула, приготовившись к бою. Капюшон слетел, давая ей больший обзор, а ее противник с закрытым забралом вдруг замер, будто вмерз в землю.

— Ле!

Женщина застыла. Почти сорвавшаяся с пальцев смертоносным Поцелуем вампира тьма рассеялась.

— Скай!

Глава 20

Доверие

— А ты не подумал, что я могу быть шпионкой Отрекшихся? — грустная улыбка скользнула по губам жрицы.

На лице ее плясали отсветы пламени маленького костерка, и в это свете она казалось Скаю неживой, нереальной, как статуя в заброшенных эльфийских городах.

Когда он понял там, в Таллоке, кто перед ним, сердце паладина дрогнуло. На секунду он решил, что она — воскресшая, но грудь женщины вздымалась и опадала, а преодолев расстояние до жрицы в несколько шагов, скинув перчатку, он обжегся о ее кожу. Нет, она не была горячей, наоборот, прохладной и нежной, но его рука, ожидавшая холода смерти, не была готова к такому подарку судьбы.

— Я не хочу думать ни о чем другом, кроме того, что ты жива. Сегодня, по крайней мере, — он сказал это, глядя ей в глаза, будто открывая душу. Никогда не делал он так, хотел, но не решался. — Я знаю, что ты невиновна.

— Откуда? — Ле опустила голову.

На руках жрицы спал малыш. Теплое одеяло оставили на обозрение только щечку, к которой мать нежно прикасалась. Она делала это часто, даже того не замечая; губы невесомо скользили по коже младенца. Ей нужно было знать, что сын в порядке, рядом с ней.

— Садидас рассказал.

— Как такое возможно? — телохранитель Ле удивленно подался вперед. — Он мертв!

Скай горько усмехнулся.

— Иногда магия способна творить не только зло. Кадгар прибегнул к древнему ритуалу и вызвал дух жреца. Его последние воспоминания были о тебе, Мышка.

Ле вскинула голову.

— Значит, Вариан... Король знает?

— Кадгар должен был ему рассказать, — пожал плечами Скай.

Ему очень хотелось посмотреть, дрогнул ли хоть один мускул на лице Ринна, когда тому сообщили о случившемся. Хотя... любые слова можно вывернуть наизнанку. И раз у Короля хватило духа обвинить Ле во всех грехах, то не мудрено, что он мог и не поверить Архимагу.

На поляну опустилось молчание. Ночь царствовала везде кроме крохотного круга, освещенного пламенем костра. За границей света, тонущие во мгле, шумели деревья. Кроны их волновал по-осеннему холодный ветер.

Скаю показалось, что он провел здесь, в Предгорьях, целую жизнь, и она была безумно тяжела. Он метался, не верил, ненавидел. Эти месяцы были похожи на агонию. И сейчас паладин был опустошен. Украдкой кинутый взгляд на Ле, лишь усиливал это чувство. Он искал ее, но искал ее такую, какой помнил: светлую, добрую, веселую. Но сейчас рядом с ним сидела совсем другая женщина. Сердце разрывалось от радости, что она жива и от печали, что прежняя Ле исчезла навсегда.