Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Это было верхом наглости!
— Ваши уста должны знать, что они отвечают за ваше существование, бросаясь такими словами, вы рискуете! — дочь Элкоида вскинула подбородок и одарила казначея ледяным взглядом.
Сент же улыбнулся, и вот уж где жалости было через край, будто она не правительница, а попрошайка юродивая с площади.
— Я говорю вам так, госпожа моя, потому что удивительно не часто к вам можно попасть без того, чтобы оказаться под бдительным оком влиятельного Эрота. Но я помню вас еще крошкой, и я помню, как любил вас отец, как пошел на все, ради вашего спасения. Он все же был моим другом, как мне хотелось бы верить. И то, что вы, именно вы, настояли на том, чтобы мне была передана должность казначея, для меня показатель того, что вы еще не совсем перешли на сторону Ордена.
Мужчина устало вздохнул.
— У меня нет детей, да и если бы были, я вряд ли был бы для них хорошим отцом, особенно девочке. Но я считаю своим долгом перед памятью вашего отца и всей вашей семьи открыть вам глаза.
Мясистые пальцы обхватили тонкое горлышко кувшина с драгоценным вином.
— Выбирайте мудро, с кем вы будете делить сей напиток. Больше такого удовольствия вам не испытать. Потому что Костроса нет больше. Теперь это мертвая земля. Ибо она не согласилась с тем, что Орден правит страной вместо императора. И десяток послушников ночью, как воры и убийцы, пришли в их край. Я думаю вам не стоит объяснять, что последовало за этим.
Домэна вскочила.
— Это ложь!
— Разве я могу врать правительнице? Да и какой в этом смысл?
— Очернить в моих глазах моих братьев по Ордену, например?
— Сложно очернить Тьму.
Принцесса была поражена. Но разум не допускал возможности того, что...
— Для влиятельного вы, моя госпожа, удобная ширма. Никто, несмотря на вашу, как говорят, разумность и образованность, не будет с вами советоваться и считаться. И я говорю это вам не от себя, а от имени Влиятельного. Посему, моя госпожа, прошу адресовать все ваши просьбы напрямую вашему благодетелю, и не гонять старика по жаре. Уж простите за прямоту, но хоть кто-то должен был вас просветить. Кстати, Даровин уже поставил в известность Влиятельного о вашем желании захватить Степь. Как ни странно, оно им одобрено. Так что в моем приезде сюда не было смысла. То, что должно быть выделено на сбор армии и флота для перехода к Вольным городам уже оговорено и подписано.
Мир почернел вокруг Домэны, сузился до крохотной точки, в которою едва попадал толстяк, сидевший напротив. Тьма почти выплеснулась из нее, хотя контроль она освоила превосходно.
— Убирайтесь!
Казначей непринужденно поклонился и, тяжело шаркая ногами, удалился, оставив дочь Элкоида в бешенстве, которого она не испытывала никогда в жизни. И лишь в своем паланкине, который с трудом поднимали десять рабов, Сенту удалось отдышаться и вознести богам молитвы. Пусть Темные уходят к далеким северным берегам, после нескольких лет всевластия они испугались слухов, пришедших из-за моря, о появлении Копья. Пусть Домэна отправится туда, где сгинул ее отец. Первая влюбленность сделала ее послушной игрушкой Эрота. Пусть девочка повзрослеет, пусть сопротивляется его воле, пусть усложняет ему задачу. А если она погибнет, пусть сделает это во имя процветания своей страны. Ибо таков удел настоящих правителей.
* * *
На небе не было ни единой тучки. Выбеленная зимой голубизна порадовали бы жителей арада. Запылали бы огни в святилище, жаровни бы раскалились до красна, заблестел бы очищенный от снега и грязи белый алтарный камень. лились бы песни, варилось бы вкусное варево в больших котлах. Может улыбнулся бы арад Дор. Может не допустил бы довольный бог того, что случилось. Только все те, кто хотел вознести хвалу и благодарность, воззвать к милости, сами стали жертвой богу, и не тому, которого хотели порадовать, а чужому злому, черному. Из-за непреклонной воли или по тому раскладу, что только судьбе и ведом, но более никого не было в араде живых. Кроме северянки и семерых детей вождя.
Едва найдя в себе силы приблизиться, Манат скинула верхний халат и бережно накрыла им Самсару, встала на колени рядом, взяла в горячие ладони одеревеневшие холодные пальцы улянки. Странное чувство охватило девушку. Будто поймали маленькие дети крохотную птичку, посадили в горшок, накрыли плотно крышкой. Она бьется о глиняные стенки, а не пробить, она зовет на помощь, а кто поможет?
Встать, разорвать связь с матерью, духу не хватало. Но и выбора не было. Только едва поднявшись, опять упала Манат на колени, откинула толстую ткань. И правда! Была Самсара совсем без украшений-оберегов. Разве так заповедовали боги уходить? Без защиты и Света потеряется душа.
Шнурок, на котором висел подаренный первой женой арада названной дочери медальон-светило, был толстым, руками не порвать. Дрожащие пальцы Манат, выдирая волосинки, торопливо сняли с шеи украшение и бережно опустили на застывшую грудь улянки. Блеснуло бронзовое колесо. Отогнало тьму. Может и подарило частичку тепла. Только на то и оставалось надеяться, что еще не поздно!
Девушка зажала ладонью рот, чтобы не всхлипнуть, а то, кажется, только потекут слезы, и все кончится уже для самой северянки.
— Сестра? — послышался из ямы голос Рияны.
— Да! Сейчас.
Первым на поверхности оказался Врок. Манат поднимала малышей, которых подсаживала, пыхтя от натуги, Рияна, а все думала, что надо было сначала проверить двор, вдруг там вражьи мечи и стрелы или того хуже — тот самый мрак, может он притаился, ждет своих жертв. Но если это так, а дети бы остались внизу, не было бы у них и шанса на спасение.
— Зера... — послышалось сзади.
Манат обернулась. Возле тела Самсары сгрудились дети. Бледные испуганные, они смотрели на Первую жену арада. Северянка мотнула головой и подала руку Рияне. Пришлось поднатужиться, но вскоре девочка уже сидела на холодном полу амбара и тоже не сводила глаз с Самсары.
Один из детей арада, Илом вдруг покраснел и разрыдался.
— Мама...
Все, кто был младше Рии, вслед за ним ударились в слезы. Они звали Нуду и Ташу, не понимая, что тех скорее всего уже нет. Рияна шикнула на них, топнула ногой, но сама готова была разразиться слезами.
Манат же смотрела на пустой проем, там, за тонкими стенами амбара, от легкого ветерка порхали снежинки. Там было холодно и опасно. Ее маленький ножик так и остался лежать возле ямы, будто тоже умер, в тот момент, когда Самсара вложила ей в руку кинжал хозяйки.
Теперь в руке девушки поблескивала золотыми переливами толстая витая рукоять с красным камнем на навершии. Когда тот перестал, сиять Манат и не заметила, наверно, когда она спала.
Поземка заклубилась у самого входа, приглашая следовать в тот мир, где их ждала неизвестность.
— Я вернусь, мама! — прошептала девушка и, покрепче перехватив рукоять зачарованного оружия, шагнула во внутренний двор.
Вроде бы и не изменилось ничего. Вот амбары стоят, вот большой добротный дом за высокими стенами. Никто не хотел воевать с их арадом, никто не приходил с мечом уже давным-давно, кроме разве Шуяра, да и тот дальше границ не продвинулся. Славился арад хорошим войском, сильным хозяином, не было страшно тут детям расти, работать мастерам. Полон был жизни их Дом. Бурлил он. Не раз уже метнулся бы кто-нибудь через двор, пробежала бы Ара за свежими лепешками, прошли бы общинники за мерой зерна, мастера бы переговаривались у входа. Слышался бы звон металла и крики за домом, где тренировались обычно молодые воины. Но не хранил ныне снег отпечаток следов, звенела тишина, только память Манат и полное надежд сердце рождали призраков. Теперь кроме ветра и снега не было ничего.
Малыши, вытирая носы рукавами, следовали за ней.
Неправильно это! Надо сначала самой!
Только вряд ли дети отошли бы сейчас далеко от названной сестры. Она была взрослой. А значит знала, что делать. Ох, как же наивны дети!
Чтобы выйти на Большой двор, надо пройти дом насквозь. А там, за прочным пологом, может быть все что угодно. Нельзя идти с детьми!
У самого порога замерла Манат:
— Тут стойте! Я как пройду дом, вас окликну, спрячетесь в воинской.
Рияна быстро закивала, прижав к себе Тауриса, любимого братца.
В доме после яркого светила и белого снега было безумно темно, точно тот самый мрак теперь поселился тут.
Сглотнув, северянка осторожно вступила в темные комнаты, уставленные плетеными корзинами, хлопнул полог, испуганно вздрогнула Манат, едва не побежала обратно: резко вдруг очертились стены и потолок, корзины и тюки, тени, как живые, разбежались по углам. Только тут заметила девушка, что камень на кинжале мягко светился, и хоть был он создан богами красным, но свет его ныне был мягкий, белый.
В длинном коридоре светло и снежно, не задернут проем ведущий на большое крыльцо, не растоплены очаги. Будто нет никого уже давным-давно.
Манат до боли сжала кулак, и тихо, едва дыша отогнула полог, за которым была воинская. Кинжал осветил пустую холодную комнату, увешанную шкурами и оружием. Очаг давно погас, но тут еще чувствовалось что-то от живых людей.
Воротясь назад, девушка махнула Рияне и детям, те быстро, как юркие белки, прошмыгнули в комнату, где можно было укрыться хоть на время.
— Возьми! Может отведет зло! — протянула кинжал старшей девочке Манат.
— А ты? — удивлённо прошептала та.
— Я лучше лук со стрелами возьму. Для меня от них больше толку.
Рияна благоговейно взяла оружие и, плотно сжав губы, кивнула. Лицо ее в свете камня было испуганным и каким-то чересчур взрослым. Она очень боялась, и не только того, что за стенами дома может быть опасность, но и того, о что там нет никого... Манат же взяла со стены упругий тяжелый лук. Черный выхоленный. С ним сложнее, но такой она натянет. Где же жилы...
* * *
Сначала было тяжело, а потом будто заледенело сердце, как от мороза руки. Осталось лишь уповать на то, что лица всех тех, кого нашла Манат, честны, и, когда пришла за ними темная богиня, они были спокойны. Не было агонии битвы, не было крови, не было боли. Они точно засыпали. Пусть и с оружием в руках, с натянутой тетивой. Дома, в отличии от зерновой ямы, не стали спасением для их обитателей. Так уснула подруга в обнимку с едва народившимся сыном в доме кузнеца. Дочь гончара мужа достойного получила, все было, и дом, и зерно, и ткани, что еще нужно для большой семьи, и вот теперь с детьми рядком.
Не удержалась Манат, выбежала на улицу, упала на колени. Рвалась душа на части. Да хоть бы и разорвалась, да все без толку.
Два дома у самых ворот сгорели, и окутать бы огню весь арад, да только мрак, наверное, даже его поглотил.
Вот и нашлись самые сильные первые воины и сам арад. Лежали они у широко распахнут ворот, обратив свои лица к небесам.
Тут к своему ужасу заметила Манат и Нуду с Ташей, обе с мечами, и, пожалуй, лишь на их лицах можно было увидеть отголосок страха и безысходности, они знали, что за их спинами их дети.
Все обратилось в тлен. Даже животные и птицы. Все, кто находился в городище, ушли к прародителям. А ведь чувствуют зло умные кони. Вон как волнуются перед грозой или бураном, а здесь... ничего. Ракушка лежал в своем стойле, закрыв глаза и чуть откинув большую красивую голову, будто бежал по степи, торопился навстречу рассвету.
Манат бродила по араду, как призрак. И не знала, что делать, не знала, как вернуться к детям. Не все общинники и воины были в этот раз в городище, есть те, кто стерег границы, кто уехал за дровами, на охоту на дальнюю рыбалку. Надо ждать их. Но не в этом месте, где страшно зажечь огонь, страшно есть то, чего коснулся мрак.
Надо уходить, но куда?
Перестук копыт и дикий звериный рев заставил девушку кинуться к ближайшему дому и затаиться.
— Манат! Все стороной обходишь, — причитал кто-то у самых ворот арада. — Всех забрала, кроме меня, знать брезгуешь проклятой!
Ноги сами понесли девушку, пусть и медленно, пусть и сильно хромая, а то и падая, но Манат добралась до места перед воротами.
Там стоял конь, черный, немолодой уже. Испуган он был, пятился, неврно переминался с ноги на ногу, приплясывал, но прочная веревка, прикрученная к колу, не давала ему убежать. Рядом с ним на коленях стояла женщина. Волосы ее белые рассыпались, спина дрожала. Обхватив руками голову кого-то из воинов, она прижалась к его лбу губами и стонала, ничего не замечала вокруг, вся в своем горе.
Заметила Манат, когда подошла ближе, что к седлу были приторочены мешки и мешочки. Все в узорах и завязочках. И посох.
— Жрица!
Вскинула голову женщина и медленно обернулась на голос. Манат замерла. Это была та самая Божана. Только будто состарилась она на многие лета.
— Ошиблась я! Во всем ошиблась! — зашептала женщина исступлённо, и вдруг быстро и проворно вскочив на ноги, кинулась к девушке. Вылетел из-за пояса кинжал. — Но не дамся тебе, Последняя! Отберу у тебя добычу твою. Всех их отберу!
Бежала жрица к Манат, снег за ее спиной поднялся, как гигантская волна, шел за ней. Девушка начала пятиться, понимая, что обезумела говорящая с богами. И вместо спасения получит северянка кинжал в сердце. Ей бы бежать, но не обгонит она безумицу.
— Сестра! Берегись! — послышался истошный визг. Обернулась северянка, а там Рияна с зажатым в руке кинжалом.
Не было времени сомневаться. Руки натянули тетиву быстрее чем голова скомандовала. Ударила черная воинская стрела в мягкое тело, остановила бег жрица. Захрипела. Оступилась пробитой ногой. Рухнула у самых ног лучницы. В ужасе отпрянула Манат, сжалась — из шеи жрицы торчал окровавленной иглою кинжал.
Глава 7
Хриплое дыхание обжигало изнутри, да так, что хотелось северянке расцарапать грудь, выпустить подкравшийся к самому сердцу огонь, что кличут люди страхом.
Жрица недолго пребывала в агонии. Вскоре, как и все вокруг, затихла, только в отличие от тех, кто просто уснул, снег под Божаной становился алым, выплеснувшаяся из говорящей с богами жизнь покоряла все больше пространства. Только смерть все равно победила — остановила и это.
Не уходила никуда Темная Богиня, всегда рядом была, пока бродила по мертвому араду Манат, пока искала хоть кого живого, пока заставляла разум забыть застывшие глаза матери. Всесильная стояла в сторонке, уж она-то знала, что дальше будет.
Ветер холодный — кусачий пес налетел вдруг, закружил полы курты и халата, запутался в волосах, точно волны речные, захлестнул ушедших и весь арад, смыть хотел, в загробный мир унести. Задрожала Манат, будто содрали с нее одежду и всю кожу разом, да отдали на растерзание этому свирепому псу.
Сзади послышался шорох. Широко распахнутые глаза Рияны наполнились слезами. Кинжал Самсары в ее руке розовел камнем на рукояти. Нет, не был он того кровавого цвета, как ночью в яме, нет, а точно в воду капля жизни упала и растворилась, оставив розоватую дымку.
— Кто это? — указала девочка на жрицу.
На ответ найти силы оказалось сложнее, чем натянуть тетиву:
— С богами говорящая! — не своим голосом прошептала Манат.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |