После Пламени. Ангбанд

Вместо того, чтобы рисковать верностью своих воинов, Саурон собирался ее укрепить. На несколько столетий вперед. Это было не так уж сложно: дать вольным оркам оружие, доспехи и паек на несколько суток, пожелать им удачи. И распахнуть ворота. А потом — закрыть их за спинами уходящих. Наглухо. Остальное сделают нолдор. А заодно покажут, насколько готовы к бою и на что способны. В будущем это пригодится.

Саурон стоял на одном из уступов Тангородрима и смотрел, как бывшие воины Ангбанда покидали крепость. И гвардейцы смотрели. И армейские командиры, все еще преданные Властелину. Орки — с плохо скрываемой завистью. Майа — с интересом исследователя.

25

Учитель покинул людей давно, и мы были несчастны, лишенные его помощи. А после настал день, когда свет солнца померк, и черная тень накрыла весь мир, а птицы и звери в страхе попрятались. Тогда Учитель вернулся, подобный ослепительному пламени, и склонились мы перед ним, ибо поняли, что лишь он спасет нас от Тьмы.

Но он редко являлся нам и приносил мало даров, а приказывал многое, и тяжелы были жертвы, которых требовал он от нас.

С той поры мы ненавидели и боялись Мелхкиора, но тех, кто ему противился, поражали болезни, и звери нападали на них, и травы становились для них ядовитыми, а огонь обжигал. Потому мы исполняли все, что он велел. Тех же, кому Великий благоволил, он наделил властью и знанием, и прочим приходилось подчиняться им, как ему.

26

"Вольны жить и умирать". Умирать?! Нет! Не хочу! Видел я уже, что такое смерть. Если кого лесной дух заведет в болото, или змея укусит, или зверь загрызет, или вражеское копье проткнет, тот потом за небо уходит, духом становится. Молодым уходит, сильным, красивым. Там, за небом, нет зимы, и ягоды с орехами везде растут, много. А рыбы и дичи — видимо-невидимо, хоть голыми руками бери.

Но вот не раз уже было: живет человек, живет, и в бою удачлив, и в охоте первый. А потом слабеть начинает. Не от раны, не от яда какого, не от голода, а сам собой. Глаза хуже видят, зубы выпадают, руки дрожат. И кожа становится дряблой и складчатой, а волосы белыми. Такая болезнь скверная: никакая трава от нее не помогает, ни зелье колдовское. Сперва думали — ведун виноват, наложил заклятье. Мы сперва пытались его задобрить, уговорить. Потом запугать. Потом ведуна убили — а хворь не ушла. И в нашем племени осталась, и в других.

Когда Властелин Мелхгур пришел, его просить стали: избавь. А он — нет, говорит, это вас всех ждет. Это, говорит, смерть, и если бы ее не было, вы бы всю землю заняли, и вам стало бы нечего есть. Мы ему: Великий, так земли-то много, а понадобится больше — отберем у соседей, только спаси от напасти этой. А он: могу, конечно, и сам вас убивать, только зачем, если в Музыке все заложено. Теперь и не знаешь, кого больше бояться, то ли смерти этой, то ли Властелина Мелхгура. Разве только понравиться ему, пригодиться — может, и пощадит? Пусть те, что решили отречься и уйти, умирают, а я не хочу! Я сумею упросить Властелина.

— Я верен тебе, Великий, и нет для меня иного бога, кроме тебя, — решился я первым, пока остальные еще думали.

— Верен и веришь, Ларх? — взгляд Мелхгура стал пронзительным, и я невольно съежился. — Не устрашишься воды, и огня, и зверя лесного? Не дрогнет рука убить врага, если я велю?

— Не дрогнет, Великий.

— А друга? Брата? Ради меня, Ларх? Решишься — или...?

Друга, брата... какая теперь разница?! Я проглотил комок в горле.

— Решусь, Властелин.

— А как же твой сон? Голос? Как же Первый?

— Ты — Первый, Властелин Мелхгур. Первый — и Единственный.

Я нарочно говорил очень громко, топя страх в словах, вслушиваясь в свой голос, словно он был чужим.

— Не верь ему, Ларх! — крикнул Гнорк. — Пойдем с нами!

Я даже не взглянул на отступника.

— Не слушай их, Ларх! — почти сразу услышал я голос Гурна. — Мы с тобой!

Несколько человек подошли и встали рядом со мной. Сделалось легче.

27

Саурон начал войну. Послал на Белерианд армию. И ее надо было остановить. Немедленно! Любой ценой.

Феанор спускался с Орлиного Клюва в спешке, не думая об осторожности, и несколько раз мог бы сорваться, несмотря на всю свою ловкость, но то под ногой оказывался невесть откуда взявшийся уступ, то склон на пути нолдо становился непривычно пологим, то шаткий камень намертво врастал в землю.

Пламенный сам не заметил, как оказался внизу. Постоял несколько мгновений, закусив губу, и во весь дух помчался к крепости. К Тангородриму.

"Саурон — враг! Надо ему помешать. Сорвать его план!" — поглощенный этими мыслями, Феанор не сразу сообразил, что коридор, который давно должен был вывести его к вулкану, почему-то никак не кончается. И ответвлений нет.

Нолдо остановился. Ему отчаянно хотелось ударить силой Пламени в ненавистные сейчас стены, пробить, проплавить себе дорогу. Но это значило бы пойти уже не против Саурона — против Мелькора. И погубить все.

Феанор несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя успокоиться. Попытался мысленно дотянуться до Восставшего. Не получилось: то ли Вала был сосредоточен на чем-то и закрывался от осанвэ, то ли мысленной речи мешала слишком громко звучащая мелодия Саурона.

— Мелькор — мой друг, — тихо проговорил Пламенный.

Осторожно коснулся ладонью стены, словно хищного зверя погладил. Ангбанд молчал. Феанор пошел дальше — медленно и спокойно.

— Мелькор — мой друг, — повторил он. — И мне нужно к Тангородриму.

В стене открылся проход. Мастер свернул.

— Я выполняю желание Мелькора, — продолжал он уговаривать крепость.

Впереди заплясали рыжие отблески. Нолдо прибавил шагу, сосредоточившись на одной мысли: они с Восставшим вместе придумали план, и пока Властелина Ангбанда нет, именно его друг должен позаботиться, чтобы замысел не сорвался.

— Это воля Мелькора, — твердо сказал Пламенный, остановившись в сердце вулкана. — Его решение. И мой долг.

Под ногами мастера, отделенная лишь невидимой преградой, кипела расплавленная порода. Стены и свод казались сплетенными из языков огня.

— Это воля Мелькора! — закричал Феанор.

Подземное пламя отозвалось легко и радостно, словно ребенок, получивший разрешение погулять. Лава поползла вверх, перекатываясь тяжелыми рдяно-рыжими волнами, обволакивая незримый кокон, окружавший нолдо. Мастер завороженно следил за ней. По лицу его струился пот, волосы потрескивали от жара. Не будь Феанор защищен силой Пламени, его плоть обуглилась бы.

Мастер не чувствовал страха — лишь восхищение. Он забыл о своей недавней ярости, не думал об орках, которых вот-вот настигнет поток жидкого огня. Он был сейчас одним целым с этим вулканом — больше, чем когда-либо. Он стоял в центре начинающегося извержения и улыбался.

28

Пора. Я поднял руку, и пламя вспыхнуло перед порогом Дома. Встало стеною в человеческий рост. Гореть здесь было нечему — огонь питала моя сила.

— Верные мне пусть войдут в Дом.

Люди попятились в страхе. Никому не хотелось рискнуть первым. Жаль. Я думал, они больше похожи на меня. Я-то сразу решился бы на их месте. Или почти сразу.

— Кто предан мне, пройдет невредимым, — подбодрил я Воплощенных. — Первый из тех, кто отважится, станет вождем племени. Остальные — моими помощниками и учениками. Но помните: избранных будет лишь семеро.

Люди молча смотрели на ревущее пламя. Двое переступили с ноги на ногу. Норах и Гурн. Еще немного, и соберутся с духом.

— Не слушайте его, люди! — завопил желтоглазый Гнорк.

Найти Феанора он, похоже, и вправду надеялся, только вот начать поиски не спешил. И зря: надо было уходить сразу. А сейчас решимости у его спутников заметно поубавилось. Парню не стоило медлить дольше, если он не хотел остаться в одиночестве.

— Не слушайте! Он погубит вас! Он... Враг! — слово, похоже, вырвалось неожиданно для самого Гнорка, и теперь он смотрел на меня с опаской и сомнением. Словно ждал, что я стану спорить или рассержусь на него. Разумеется, не дождался.

— Мы уходим, — заявил бунтарь. — Сейчас!

И действительно зашагал прочь. Не оглядываясь. Молодец, хватило все-таки мужества.

Товарищи некоторое время смотрели на его напряженную спину. Потом один неуверенно двинулся следом. За ним другой. Третий. А после и остальные — сбившись в кучу и очень спеша. Словно я гнался за ними.

— Я верю тебе, Властелин Мелхгур!

Высокий голос. Женский. Ну, конечно — Рейлин. Ох, не зря я с самого начала предпочитал учить девушек!

— Я верю тебе и...

Она не успела шагнуть в огонь. Норах опередил. Зажмурился, сжал побелевшие губы: решился. Прошел. Встал рядом со мной. Бледный. Торжествующий. Невредимый. Гордый собой. Что же, вожак из него получится вполне толковый.

Следующим отважился Гурн. Потом — Рейлин. И еще две женщины: суровая и властная Круан и смешливая любопытная Лирти. После них неожиданно набрался храбрости Хорт. От него я такого не ожидал вообще-то: парень отличался скорее хитростью и осторожностью, чем склонностью к риску. Впрочем, он так себя и повел: сначала убедился, что первые пятеро уцелели, но и последним идти не захотел — на всякий случай.

Итак, остался кто-то один. Ларх, ну, что же ты, мальчик? Сейчас ведь упустишь свой шанс, а второго я не даю никому.

29

Я не успел! Кулн оттолкнул меня. Опередил! Но он же... Он не собирался! Он же с Гнорком был заодно. Не знаю уж, почему остался.

Я растерянно посмотрел на Властелина. И невольно попятился, поймав его взгляд. Холодный. Страшный.

А потом раздался крик. Огонь не пропустил Кулна. Рыжие языки не разошлись в стороны — оплели тело моего соперника, словно змеи, словно вьющиеся растения. Тот слепо метнулся прочь, размахивая руками.

— Он пытался солгать, — спокойно объяснил Властелин Мелхгур, и голос его легко перекрыл отчаянные, захлебывающиеся вопли. — Он хотел воспользоваться моей силой, а в сердце таил предательство. Но меня невозможно обмануть, люди.

Охваченный пламенем Кулн упал в нескольких шагах от ступеней и, хрипя, забился на земле. Пахло жареным мясом. Мы стояли, борясь с тошнотой.

Наконец Кулн затих. Никто так и не сдвинулся с места, чтобы помочь ему. Зато еще несколько человек последовали за Гнорком. Почти бегом.

Я замер, не сводя глаз с Властелина, чтобы случайно не зацепить взглядом обугленные останки. Мне было страшно, как никогда в жизни. Кто его знает, о чем думал Кулн, за что его сжег Мелхгур. Но я же... я буду честно! Что ни скажешь — все сделаю. Я хочу к тебе, Властелин! Я твой, я верю тебе. Только вот ноги не слушаются — как к земле приросли. Помоги, ну, пожалуйста, я же твой!

И вдруг Властелин улыбнулся мне. Кажется, даже сказал что-то, хотя я не слышал слов, только почувствовал, что он ко мне обращается. Тут я и рванулся вперед.

— Я с тобой! Я твой! — голос был словно чужой. Высокий, срывающийся.

Полдюжины шагов до ступеней Дома. Сквозь огонь. От слабости к силе. От сомнений к уверенности. От людей к богу. Из одной жизни в другую.

Я не почувствовал боли. И жара тоже. Только силы внезапно кончились, и по ступеням я поднимался медленно, как ребенок, не научившийся толком ходить. Мелхгур протянул мне руку, я схватился за нее — и встал рядом с ним. Рядом с избранниками. Лицом к пламени. К тому месту, где только что было пламя. Глаза застилали слезы.

30

Тангородрим, мелодии которого почти не было слышно с тех пор, как уехал Мелькор, неожиданно пробудился. В первое мгновение Саурон решил, что Властелин вернулся. Вернулся так внезапно и быстро, что майар не успели почувствовать его приближение.

Нет. Музыка трехглавого вулкана звучала громко, но не в полную силу и нестройно, словно тот, кто растревожил огненное сердце Ангбанда, лишь пробовал силы — так щенок пытается удержаться на непослушных лапах. Это не мог быть Мелькор. Но и никто из майар не осмелился бы без спросу коснуться мелодии Тангородрима.

Нолдо! Саурон по-волчьи оскалился, но гримаса ярости тут же сменилась улыбкой. Что бы ни возомнил о себе Феанор, что бы ни затеял, его глупая выходка принесет Ангбанду немалую пользу. Пусть нолдо немного порадуется, думая, что этим жалким подобием извержения спасает сородичей. Он слишком слаб, чтобы уничтожить идущее на юг войско. Разве что подстегнуть немного: самые медлительные сгорят, зато уцелевшие будут злее драться. А оставшиеся в крепости задумаются. Да и Мелькору полезно будет рассказать о подвигах его нолдо.

Майа снова посмотрел вниз. На лаву, стекающую по склону и постепенно догоняющую выпущенных из крепости орков. Те заметили опасность. Кое-кто заметался, бросая оружие — эти были обречены. Но большинство сохранили строй, только на бег перешли, торопливо забирая в стороны от пути, по которому должна была проползти расплавленная порода. Сказалась выучка.

— Смотрите, воины Ангбанда, — сказал Саурон собранным на наблюдательной площадке командирам. — Я легко мог бы спасти их всех. Но они захотели сами решать, что им делать, и отказались от поддержки Властителей. У этих орков новые вожаки — вот пусть они и останавливают огонь. Если сумеют.

31

"Маэдрос, вулкан Моргота пробудился!"

— Мой принц, на севере огонь! Ангбанд начал войну!

Я невольно поморщился. Больше трех мысленных обращений одновременно — и головная боль на пару часов обеспечена. А сейчас меня, похоже, пытались дозваться с половины застав. Не считая братьев.

— Да, Карнион. Я уже знаю. Встань у дверей и никого не впускай ко мне. Ждите.

От остальных пришлось закрыться: их попытки предупредить об опасности сейчас только мешали сосредоточиться. Я схватил палантир.

Тангородрим действительно извергался, причем лава текла прямо на орков, выходящих из Ангбанда. То ли Моргот сильно поглупел в последнее время, то ли разучился обращаться с вулканом, то ли в стане врагов начался разлад. О возможной роли отца в происходящем я старался не думать. Вряд ли он станет биться против собственных сыновей. Или давать советы Морготу, как лучше воевать с нолдор. Значит, и вреда от него большого не будет.