— Прекрасное животное, — заговорила она. — Погляди-ка ей в глаза — она видит в тебе хозяина, защитника.
— Ни от чего я не смог бы ее защитить.
— Но защита есть, хотя бы для ее умишка.
Он глянул искоса. — Что?
— Жеребец твоего отца. О, верно, лишь рука хозяина способна удержать власть над Каларасом. Но кобыла смотрит на тебя. Таковы пути зверей. Вера сильнее логики, и в том наша удача. Но гляди, она такая высокая... позволь, я помогу тебе влезть.
— Почему вы это делаете? — спросил он, не успев остановить слова.
От вопроса она напряглась.
— Отец отозвал вас — я видел, вы знаете. Он велел быть со мной добрее?
Ферен со вздохом отвела взгляд. — Все это не из-за его приказов.
— Тогда что он вам сказал?
— Это останется между нами.
— Речь шла обо мне?
Вспышка гнева озарила ее глаза. — Подставляй ногу, парень. Или всем снова придется тебя ждать?
Казалось, ей было легко подсадить его в седло; закончив, Ферен тут же ушла к товарищам.
Аратану хотелось ее позвать. Но он почти слышал, как прозвучит его голос: жалобно и пискляво, словно у ребенка. К тому же капризного ребенка. Однако подозрения не отпустили его, породив глубокий, давящий стыд. Горло сдавило что-то горячее. Отец верит, что сыну еще нужна нянька? В мужской компании над ним вечно будут сюсюкать?
"Возможно, ты считаешь, что не нужен мне". Примерно так сказал он в Палате Кампаний.
"Но так и есть! Ты передаешь меня кому вздумается!"
— Ученик! Ко мне!
Схватив поводья, Аратан заставил Хеллар пойти рысью. Животное тяжело поскакало — ее бег был совсем иным, нежели неровные скачки Бесры. Кроме Сагандера, на поляне никого не осталось.
"Без твоего вмешательства, отец, она мне нравилась бы больше. Не каждой женщине дано быть мне матерью. Зачем ты вообще вмешался в мою жизнь? Выгони, я буду только рад. А пока что оставь меня в покое".
— Она тебя хорошему не научит, Аратан. Ты слушаешь? Не смотри на нее. Спиной поворачивайся.
Он нахмурился, поражаясь внезапной горячности старика.
— У них вши. И другие болезни.
— Да, сир.
— Я — твоя компания в пути. Понял?
— А скоро мы доедем до Абары Делак?
— Никогда. Мы ее объедем.
— Почему?
— Потому что так желает лорд Драконус. Ну, хватит вопросов! Время урока. Нашей темой станут слабость и желание.
К полудню они проехали через старые лагеря лесорубов — широкие площадки вытоптанной почвы в окружении вывороченных сожженных пней. От Абары Делак их отделяло несколько миль, все дороги вели к этому селению. Здесь можно было ехать по двое, и Сагандер приказал Аратану так и сделать.
В каком-то смысле это стало облегчением. Прежде Ринт ехал прямо перед Сагандером; погран-меч не мог не слышать громкие, грубоватые заявления наставника, так называемый урок. Сам Аратан старался, чтобы немногочисленные его ответы звучали тихо. Оказавшись же на более широкой дороге, Ринт ударил пяткой коня, чтобы скакать рядом с сестрой. Они углубились в негромкую беседу.
— Слабость, — произнес Сагандер тоном утомленным, но неумолимым, — есть недомогание духа. Благороднейшим представителям нашего народа она попросту не известна; именно такое внутреннее здоровье, природная крепость оправдывают их общественное положение. Бедный трудится в поле — он слаб, его жалкая бедность стала лишь симптомом недомогания. Недостаточно, чтобы ты ему сочувствовал, ученик. Тебе придется понять, что слабость начинается вне тела, но должно протянуть руку, схватить ее и поместить внутрь. Это делается по выбору.
В любом обществе существует иерархия, измеряемая силой воли. И ничем иным. Таким образом, наблюдение за обществом выявляет естественную форму правосудия. Наделенные властью и богатством всячески выше тех, над кем они властвуют. Да ты слушаешь ли? Я не потерплю блужданий разума, Аратан.
— Слушаю, наставник.
— Есть некоторые заблудшие философы и гнусные агитаторы, доказывающие, будто социальная иерархия есть положение противоестественное и даже что ее нужно размягчить. Вот добровольное невежество, ибо подвижность уже существует, не правда ли? Болезнь слабости можно изгнать из себя. Зачастую такие преображающие события происходят во время напряжения сил, в битве и так далее, но существуют и другие пути — для тех, кто не создан для доли солдата. Разумеется, важнейшие среди них — обучение и непреклонное просвещение.
Дисциплина — вот оружие против слабости, Аратан. Смотри на нее как на меч и доспехи одновременно, будь способен и защищаться и нападать. Она стойко сражается с силами слабости, а полем боя служит желание.
Каждому из нас в жизни приходится вести эту войну. На деле любое усилие, которое приходится свершать — грань единого конфликта. Есть желания чистые и нечистые. Чистые желания дают силу дисциплине. Нечистые дают силу слабости. Я излагаю достаточно понятно?
— Очень, сир. Можно задать вопрос?
— Хорошо.
Аратан указал на окружившую их пустошь: — Лес был вырублен, потому что народ желал древесины. Чтобы строить, чтобы согреваться. Кажется, они были весьма дисциплинированными — ни одного живого дерева не оставили. Вот почему я смущен. Разве их желания не были чистыми? Разве их нужды не были достойными? Однако лес уничтожен целиком, и разве тут сила не разоблачила свою слабость?
Водянистые глаза Сагандера впились в Аратана. Учитель покачал головой: — Ты не понял ни слова из всех моих речей. Сила всегда сильна, а слабость всегда слаба. Нет! — Лицо его исказилось. — Ты мыслишь несобранно, излагаешь несвязные мысли — и они заражают других. Больше ни одного вопроса!
— Да, наставник.
— С дисциплиной приходит уверенность, наступает конец смущения.
— Понимаю, сир.
— Не думаю, что понимаешь. Но я сделал все, что смог, и кто посмеет заявить обратное? Тебя же тянет к нечистоте, она растет, словно болеет твой дух, Аратан. Вот что получается от неподобающего союза.
— От слабости моего отца?
Тыл кисти Сагандера, ударившего Аратана по лицу, показался мальчишке скоплением твердых как скалы костей. Голова откинулась назад, он чуть не свалился с лошади — рот заполнила горячая кровь — но Хеллар дернулась под ним, неожиданный толчок заставил Аратана накрениться вправо. Последовал громкий, смачный шлепок, заржала лошадь.
Крик Сагандера висел в воздухе, но казалось, он исходит издалека. Ошеломленный Аратан качался в седле, кровь хлестала из носа. Хеллар снова напряглась под ним, передние копыта яростно стучали по земле, разбрызгивая камешки, и Аратан туго натянул поводья, заставив кобылу задрать голову. Животное чуть подалось назад и застыло, дрожа всеми мускулами.
Аратан слышал, как возвращаются всадники. Слышал выкрики, вопросы... но казалось, все говорят на чужом языке. Он сплюнул кровь, пытаясь избавиться от мути перед взором. Но и смотреть, и думать было тяжело. Сагандер лежал на земле, как и его конь — тот дергался, и было что-то неправильное с его боком, чуть пониже лопатки. Казалось, ребра вдавились внутрь. Конь кашлял кровью.
Ринт оказался рядом, пеший — протянул руки, снимая Аратана с Хеллар. Мальчик заметил и Ферен, с темным от гнева лицом.
"Сагандер был прав. Меня трудно любить. Даже по приказу лорда".
Наставник все еще визжал. Бедро сломалось напрочь, увидел Аратан, пока его усаживали на пыльную обочину. На месте перелома виднелся след массивного копыта; повсюду была кровь, под ногой собралась целая лужа. На фоне белой пыли кровь казалась черной как деготь. Аратан смотрел на нее, а Ферен утирала ему губы тряпкой.
— Ринт видел, — начала она.
"Что видел?"
— Так сильно, что шею тебе сломать мог. Так ударил. Наш Ринт не любит преувеличивать.
Брат согласно хмыкнул сзади. — Лошади конец, — сказал он. — Лорд?
— Избавьте от страданий, — отозвался откуда-то неподалеку Драконус тоном холодным и ровным. — Сержант Раскан, позаботьтесь о ноге наставника, пока он не истек кровью.
Галак и Виль уже были рядом с наставником; Галак поднял голову и сказал — первые слова, которые Аратан расслышал отчетливо: — Плохой перелом, лорд Драконус. Нужно отрезать ногу, но даже тогда он может умереть от потери крови, прежде чем мы прижжем главные сосуды.
— Перетяни, — велел Драконус Раскану. Аратан видел, каким белым и больным стало лицо сержанта, пока тот снимал поясной ремень.
Учитель потерял сознание, лицо обвисло и покрылось пятнами.
Галак вытащил кинжал и принялся резать порванную плоть вокруг перелома. Бедренная кость разлетелась, осколки торчали из раздувшихся краев раны.
Раскан затянул ремень чуть ниже паха и сдавил бедро как можно сильнее.
— Ринт, — сказал Драконус. — Я так понимаю, ты видел случившееся.
— Да, лорд. Я случайно оглянулся как раз в момент, когда наставник ударил вашего сына.
— Я хочу знать мельчайшие подробности — отойдем со мной, в сторону.
Ферен не переставала давить Аратану на грудь. Он наконец ощутил давление, поднял взгляд и уставился ей в глаза.
— Лежи, — сказала она. — У тебя сотрясение.
— Но что случилось?
— Хеллар напала на наставника, повалила его коня и растоптала ногу. Готовилась сделать то же самое с головой, но ты вовремя ее отвлек — проявил отличные инстинкты, Аратан. Возможно, жизнь наставнику спас. — Говоря, она копалась с застежкой на его взмокшей шее; наконец, она стащила шлем и сделанный из оленьей кожи подшлемник.
Аратан ощутил, как прохладный воздух проникает сквозь потные волосы, касается кожи. Ощущение показалось благословенно нежным.
Но через миг он задрожал. Женщина сумела перекатить его на бок, прежде чем Аратана вырвало.
— Все хорошо, — шепнула она, окровавленной тряпкой стирая рвоту с губ и подбородка.
Он учуял запах древесного дыма, а затем вонь горелой плоти. Ферен на миг отошла, вернувшись, чтобы набросить шерстяное одеяло, — Отнимают ногу, — пояснила она. — Прижигают кровь. Делают край кости как можно более ровным. Сагандер еще дышит, но крови потерял много. Участь его еще не ясна.
— Моя вина...
— Нет, нет.
Однако он закачал головой. — Я сказал плохое.
— Слушай меня. Ты сын лорда...
— Неродной сын.
— Он возложил на тебя руку, Аратан. Даже если Сагандер переживет потерю ноги, твой отец может его казнить. Некоторые вещи недопустимы.
— Я буду говорить в его защиту. — Аратан заставил себя сесть. Мир кружился, женщине пришлось его удерживать, чтобы не упал. — Я причина случившегося. Сказал неправильное. Моя вина.
— Аратан.
Он глянул на нее, сдерживая слезы. — Я был слабым.
Еще миг она всматривалась в его лицо — глаза широко раскрылись, появилась усмешка... прежде чем со всех сторон нахлынула чернота. Все исчезло.
Кусты срубили, расчищая место для палаток; лошадей стреножили, сняли седла и оставили в отделении от туши убитого коня. Виль снял столько мяса, сколько они могли увезти, и присел около огня. На железной решетке готовилась, шипя и брызгаясь, сочная вырезка.
Вернувшись после долгой беседы с Драконусом, Ринт подошел к костру и сел рядом с Вилем.
Галак присматривал за Сагандером, а тот еще не пришел в сознание; Ферен не отходила от бастарда, который оставался таким же потерянным, как и учитель. Раскан был с господином у второго костра, на коем кипел почерневший котелок с кровяной похлебкой.
Виль потыкал в куски мяса. — Первый день, — прошептал он. — Плохо пошло, Ринт.
Ринт потер облепившую подбородок щетину и вздохнул. — Изменение планов. Вы с Галаком отвезете наставника в Абару Делак, под заботу монахов, а потом догоните нас.
— А мальчишка? Кома — дурное дело, Ринт. Может так и не очнуться.
— Очнется. С ломотой в черепе. Его треклятый шлем, кусок тяжелого железа — вот отчего откинулась голова. Рисковал сломать шею, хорошо, что отделался обычным сотрясением.
Виль покосился на него. — Должно быть, славный был удар. Не думал, что старик такой сильный.
— Мальчишка ничего такого не ожидал — да и с чего бы? Но завтра поедем медленно, Ферен с него глаз сводить не будет.
— А суд лорда?
Ринт чуть помолчал, пожал плечами: — Со мной он не советуется, Виль. Но ты знаешь, как господа смотрят на такое.
— Не повезло Сагандеру. Я уж гадаю, зачем мы с Галаком повезем его в Абару. Почему бы попросту не перерезать дураку горло, выставив голову на шесте?
— Ты усердно над ним трудился, а лорд заметил.
Виль хмыкнул. — Значит, не хочет нас обижать?
— Как скажешь. Но, кажется, тут есть положенная форма. Какая польза в суде, если никто его не увидит?
— А насчет Абары Делак? Что мы скажем монахам, если все путешествие должно было быть тайным?
— Вы сопровождали учителя в монастырь. В конце концов, они делают лучшую бумагу.
— То есть раньше делали. Верно?
— Ты пытался это объяснить ученому старику, но тот уперся.
— Значит, если он придет в себя, мы должны быть рядом — чтобы объяснить ему, что и как.
— Нет. Если он переживет ночь, мы его разбудим и Драконус сам скажет наставнику, что следует.
— Мы вас догоним.
Ринт кивнул, вынул нож и проткнул кусок мяса.
Виль фыркнул: — И чего я расстарался? Мог бы срезать куски с костей.
— Но тогда не было бы привкуса дыма.
Ферен присоединилась к ним. — Теперь это обычный сон, — сказала она, усаживаясь. — Он дергается и ворочается, но не сильно — лихорадки нет. Дыхание глубокое, спокойное.
Виль смотрел на нее, прищурившись. Потом улыбнулся: — Никогда еще не видел тебя в роли мамочки, Ферен.
— И не увидишь, Виль, если жизнь дорога.— Она коснулась руки Ринта. — Братец, я тебе уже говорила.
Когда он метнул на нее взгляд, она просто кивнула.
Ринт поглядел на полусырое мясо в руках и снова зачавкал.
— Вы двое, бывает, чертовски раздражаете, — буркнул Виль, начав снова переворачивать куски.
Сержант Раскан окунул нож в кровяную похлебку. Суп хорошо загустел. Сагандер может не оценить вкуса, по крайней мере вначале, но наваристая похлебка способна спасти ему жизнь.
Драконус встал рядом, оглядывая лошадей. — Думаю, я был не прав, собираясь отобрать Хеллар.
— Лорд?
— Теперь они истинно связаны.
— Да, лорд, связаны. Она действовала быстро и без всяких колебаний. Кобыла отдаст жизнь, защищая Аратана, уж будьте уверены.
— Уверен... теперь.
— Наставник оказался похуже, верно?
— Рождается глубинная горечь, сержант, когда твоя юность уходит далеко в прошлое. Когда боли в костях и мышцах соперничают с болью утраченных желаний, а сожаления терзают день и ночь.
Раскан обдумал сказанное со всем старанием, потряс головой: — Ваша способность прощать далеко превосходит мою, владыка.
— Я не говорю о прощении, сержант.
Раскан кивнул. — Верно. Но, лорд, ударь хоть какой человек моего сына...
— Хватит, — оборвал его Драконус более мрачным тоном. — Здесь дело не твоего ума, сержант. Но извинений не нужно — ты говорил от чистого сердца, я это уважаю. Даже начинаю верить, что лишь это следует уважать — не наше положение или участь.
Раскан промолчал, снова помешав похлебку. Он на мгновение забыл, какая пропасть пролегает между ним и лордом Драконусом. Говорил от чистого сердца, но бездумно и неосторожно. С другим высокородным такие замечания могли повлечь побои и даже лишение ранга.
