Путь домой. Главы 1-18

— Николай Эрнестович, надо быстро организовать патрулирование рабочих кварталов. Иначе люди озвереют окончательно, получится погром, "русский бунт, бессмысленный и беспощадный" — это и нужно царским опричникам для оправдания ввода войск в Москву.

Бауман подозвал остальных членов стачкома. Люди вооружились захваченными у полицейских саблями и револьверами, а также просто дубинами и железными ломами. Активисты возглавили небольшие отряды из наиболее сознательных рабочих. Вовремя! Со стороны устья Пресни поднимался черный дым, слышались крики, истошный визг женщин.

Ростислав возглавил одну из дружин, сформированную из рабочих мебельной фабрики Шмита. Дружинники увидели горящую винную лавку. Поддатые мужики вытаскивали ящики с водкой и хлебали выпивку из горла. Здоровенный блондин в грязной поддевке, сопя и похрюкивая, рвал простенькое ситцевое платье на девочке лет двенадцати. Пожилой мастер, не дожидаясь приказа, слегка ударил насильника по голове обухом топора.

— Что ж ты, Яшка-паскуда, делаешь? Чешется — иди на Драчевку, а к дитю лезть — последнее дело. Ну, больше не будешь сильничать...

Мастер перехватил топор поудобнее, собираясь без лишних проволочек отрубить педофилу голову. После разорванных на куски полицейских психологический барьер перед убийством, тем более заведомого мерзавца, снят полностью. Но стоит ли торопиться? Ростислав пригляделся к окровавленной физиономии насильника и узнал Яшку-посыльного из заводской конторы Шмита, предположительно, агента полиции или православного союза.

— Петрович, не торопись! Успеешь еще снести башку этому козлу. Но прежде сексуального придурка стоит допросить — сам он поперся громить лавку или кто его надоумил.

— Мужики, не надо, пощадите, нельзя же из-за какой-то девки человека убивать... — заюлил очухавшийся посыльный.

Ростислав усилил нажим, не давая опомниться врагу. Для дополнительного эффекта физик врезал носком ботинка по яшкиным яйцам. Понимая, что его вполне могут если не убить, то оскопить, Яков раскололся быстро. Посыльный начинал еще активистом зубатовского общества взаимного вспомоществования рабочих. Позднее общество было поглощено православным союзом. Многие рабочие отошли от организации, разочаровавшись в казенном патриотизме, но наиболее темные и религиозные недавние крестьяне стали массовкой для черносотенцев. Яшка получил задание от полицейского исправника (он же руководитель местной ячейки ПС) подбить рабочих на погром. Оперативно Яков подчинялся дьякону местной церкви. Посыльный опознал священнослужителя в неприметном мужичке, которого изловили дружинники при попытке поджога местного реального училища.

— Ну что, святоша, сменил рясу на пиджак, а кадило — на бутылку с керосином? — риторически спросил Ростислав, накручивая на кулак бороденку второго задержанного. — Этих козлов запереть в фабричном подвале, обязательно раздельно, строго охранять. Если попытаются бежать, прирезать. Но только в этом случае. Будем судить их революционным трибуналом.

Со стороны Горбатого моста показался еще один отряд рабочих-дружинников, возглавляемый Андреем Вельяминовым. Ольга держалась рядом с мужем, держа наготове револьвер. Физик пошутил:

— Супруга от поклонниц охраняете с оружием в руках?

Ольга не приняла шутки и крепко выругалась.

— Пээсовцы несколько раз стреляли в наших товарищей. Есть раненые. Мы захватили троих провокаторов, подбивавших несознательных рабочих на погромы.

Ростислав вспомнил про познания Ольги в стенографии и быстро принял решение.

— Берите свою добычу, тащите в подвал фабрики вместе с нашими пленниками и допрашивайте самыми жесткими методами. Наплюйте на гуманистические предрассудки. Если потребуется, воспользуйтесь опытом святейшей инквизиции. Запишите всё, что православные козлы расскажут, — неважно, останутся ли пээсовцы потом в добром здравии, — и быстро в Лосинку. Пусть Ма Ян немедленно передаст сведения по радио в редакцию "Искры".

Казаки появились в Москве через два дня. Похоже, князь Святополк-Мирский, сменивший покойного Плеве на посту министра внутренних дел, получил серьезную поддержку при дворе, очаровал либералов и сумел быстро договориться с военными. Широколицые диковатые всадники на мохнатых лошадках заняли ключевые точки первопрестольной.

Члены стачкома с серыми от недосыпания лицами пытались убедить рабочих дать организованный отпор карателям. Но до конца идти были готовы немногие — сотни две дружинников из числа квалифицированных рабочих, уже дравшихся с городовыми. Молчаливое большинство, как и в 1993, предпочитало выжидать. Ростислав свирепел и переходил на мат, видя и слыша, как вроде бы неглупый взрослый мужик, отец семейства, бестолково чешет затылок и косноязычно твердит:

— Таперича про нашу жизнь до царя дойдет. Уж государь-то разберется, не обидит, защитит народ православный. В церкви, в воскресную службу, батюшка обещал... Мы против иродов-фабрикантов и фараонов, не против царя. Не сумлевайтесь...

Забастовка выдыхалась. К удивлению физика, самыми нестойкими и склонными к компромиссам оказались самые обездоленные — неквалифицированные выходцы из деревни. Стачком после долгих дебатов согласился принять посредничество московских либералов. Выторговать удалось даже больше, чем рассчитывал Ростислав. Обещания навести порядок с выплатой зарплаты, право на легальные профессиональные союзы, помощь на восстановление домов после урагана. Кроме того, неофициально Святополк-Мирский обещал не преследовать организаторов забастовки и участников линчевания полицейских. Формально амнистия не объявлялась, но фактически дело спускалось на тормозах. Однако казачьи части оставались в Москве на неопределенный срок. Отряды православного союза получали официальный статус и полицейские полномочия для "поддержания порядка". Власти и фабриканты маневрировали, чередуя нажим и уступки. В общем, результат забастовки нельзя было назвать ни победой, ни поражением. Впрочем, главный успех прошедшей "разведки боем" — формирование активного революционного ядра и его сплочение вокруг московских большевиков.

В легальных газетах о забастовке не говорилось почти ничего, зато официозная пресса переполнялась елейными статьями о рождении долгожданного наследника у императорской четы. Про гемофилию у цесаревича Алексея Николаевича, естественно, ни слова. Жарким душным вечером в Лосинке Ростислав и Ма Ян развлекались, цитируя наиболее идиотские верноподданные перлы официальных "патриотов". Вспоминали со смехом и историю о четырех поросятах, услышанную недавно от Андрея Вельяминова. Чуть больше года назад цензура запретила безобидный календарь от Сытина — криминалом оказались четыре поросенка на картинке, в коих цензор углядел намек на императорских дочерей.

Отсмеявшись, Ма Ян чуть помрачнела и сказала уже серьезным тоном:

— Слава, нам давно пора обсудить дальнейшие планы. Еще в Женеве мы приняли решение — использовать знания двадцать первого века в интересах коммунистического движения. И больше года мы крутимся, как протоны в синхротроне, приближая победу революции в России. Уверена, вероятность успеха велика. Но что дальше? Не получится ли через несколько десятилетий такой же контрреволюционный бедлам, что и в нашей истории? Развал Советского Союза, ползучая реставрация капитализма в Китае, самоизоляция КНДР, склоки в европейских компартиях...

Ростислав задумался, стараясь поточнее сформулировать ответ. Наконец медленно проговорил:

— Знаешь, любимая, меня такие мысли донимают с момента эксперимента. Но в первые месяцы реальной альтернативы у нас просто не было. Устраивать свою жизнь где-нибудь в Швейцарии или США, потихоньку подталкивая развитие науки и техники, неприемлемо этически, несовместимо с левыми взглядами, да и вообще спокойная жизнь не для нас. А моих знаний истории двадцатого века было недостаточно, чтобы сразу определить возможные и желательные направления изменений в развитии человеческой цивилизации.

— Но с Лениным и Троцким ты говорил очень уверенно.

— Я просто подсказывал им их же выводы и убеждал принять во внимание перспективу близкой революции, — заметил Ростислав. — Это позволило большевикам действовать на опережение. Зато практическая революционная работа в Москве помогла мне понять очень многое о нынешнем обществе.

— Активный эксперимент всегда полезнее пассивного наблюдения, — кивнула Ма Ян.

— Думаю, что главная проблема — крестьянство. Традиционно его относят к мелкой буржуазии. Но атрибут мелкой буржуазии — работа на рынок. А изрядная часть российских крестьян занято в почти натуральном хозяйстве, продавая лишь малую часть произведенного продукта и покупая сверхжесткий минимум промышленных товаров. Поэтому даже копеечный заработок рабочих-сезонников, каких-нибудь рублей двадцать в месяц в Москве, кажется крестьянам сумасшедшими деньгами. При этом крестьянин во многом зависит от общины, вмешивающейся и в хозяйственные дела, и в частную жизнь. Фактически русское крестьянство со своими общинными традициями — живое ископаемое, реликт традиционного общества раннего средневековья.

— Похоже на Азию, — заметила Ма Ян. — И в Корее, и в Китае община с круговой порукой сохранялась очень долго.

— В нашей истории столыпинская реформа поколебала общину, но не покончила с ней. Для крестьян революция свелась, в первую очередь, к борьбе за землю. А вот потом... Потомственных квалифицированных рабочих сравнительно мало, многие из них погибли в гражданскую войну. Но индустриализация потребовала резкого роста рабочего класса, так что после коллективизации на заводы хлынула масса полуграмотных крестьян с кучей религиозных предрассудков и руками, привыкшими к сохе, а не к станку. Известный афоризм Маркса "бытие определяет сознание" я бы дополнил определением "постепенно". А в Советском Союзе общество менялось быстрее, чем сознание, и в городах преобладали носители крестьянского менталитета. Был в XXI веке такой философ по фамилии Кара-Мурза. Он силился доказать, что причина всех советских достижений — как раз крестьянские общинные традиции. И, между прочим, подобными традициями объяснял южнокорейское экономическое чудо.

— Какая чушь! — Ма Ян раздраженно фыркнула. — Американцы с шестидесятых очень много вкладывали в Сеул, а рабочие в Корее получают мало, вот и всё чудо. А корейская интеллигенция европеизировалась очень давно. Но историю Советского Союза я знаю недостаточно.

— На самом деле роль крестьянства, при всём моём уважении к труду земледельцев, в советской индустриализации первых пятилеток была пассивной. Экспорт зерна давал средства, но инженерные кадры были отчасти дореволюционными, отчасти — из получивших образование рабочих. А после Великой Отечественной выходцы из крестьян действительно стали в массовом порядке занимать инженерные и управленческие должности. И началось торможение, в конце концов приведшее к краху 1991 года. Я давно обратил внимание, что среди крупных советских ученых крестьянское происхождение — редкое исключение. Гораздо больше потомственных интеллигентов. Хватает выходцев из духовенства, порвавших с религией. Да и из рабочих семей немало. В прошлые века понятно — социальные барьеры пробивали лишь отдельные гении. Но при всеобщем образовании что тормозит крестьянским детям путь к вершинам науки? Гены те же. Видимо, проблема в менталитете. Общинные традиции способствуют конформизму, а религиозность препятствует рациональному познанию мира. Даже у получивших образование крестьян и их потомков научное диалектическое мышление не стало нормой. Отсюда и интерес ко всяким паранормальным явлениям, к религии. Сперва истерический интерес к "пророчице Ванге", чтение книг писателей-деревенщиков, преклонение перед самыми архаическими чертами жизни русского народа, потом официальное празднование тысячелетия "крещения Руси". Именно неспособные к рациональному мышлению люди вопреки собственным интересам поддались на антисоциалистическую пропаганду перестроечных времен.

— Возможно, дело в сталинских деформациях социализма? — предположила Ма Ян.

Физик поморщился.

— Немарксистский и вообще ненаучный подход получается — сводить всё к личности Сталина. Поклонники приписывают ему персонально все достижения Советского Союза, критики валят на него все зверства и провалы. Реально Сталин просто выражал интересы и архетипы сознания масс, вовлеченных революцией в модернизацию страны, но сохранивших средневековый менталитет. В Советском Союзе передовые рабочие и техническая интеллигенция подталкивали прогресс, а недавние крестьяне тормозили его. Противоречивая политика Сталина — отражение этого конфликта. В любой стране доминирование крестьянства вело, в лучшем случае, к стагнации. Вспомним средневековый Дитмарш, Швейцарию до Дюфура.

— Еще тайпины и ихэтуани в Китае, — добавила Ма Ян. — Вроде бы освободительные движения фактически боролись за возврат в средневековье. "Боксеры" даже уничтожали железные дороги. А у нас в Корее подобную роль играло движение тонхак. Да и в КНДР не все гладко. Ким Ир Сен начинал неплохо, но потом республика зашла в тупик самоизоляции. Даже идиотские игры с чистотой корейской крови начались.

— Крайний случай извращения социализма в крестьянском обществе — полпотовская Кампучия. Пол Пот объявил, что марксизм не годится для Азии, что ведущий класс — не пролетариат, а крестьянство. Вместо марксистского диалектического материализма — туманные националистические рассуждения об особой кхмерской "духовности" и особом "кхмерском социализме". Это стало официальной доктриной "ангка". В итоге — уничтожение городов, возврат в раннее средневековье с истреблением трети населения, причем наиболее культурной трети. К счастью, в СССР индустриализация стимулировала рост европеизированных групп населения, противостоявших озверелому кулачью. Если бы у Союза была еще сотня лет спокойного развития для приведения менталитета в соответствие с экономикой! Европеизация — процесс медленный, но неуклонный. Естественно, под европеизацией я имею в виду не умение завязывать галстук или чистить зубы, хотя это тоже не мешает, а формирование самостоятельно мыслящих, не склонных к конформизму личностей, осознающих свои классовые и личные интересы. Не общинников, тупо подчиняющихся заведенному порядку, и не осатанелых шкурников, чихающих на общество. Но шкурники консолидировались первыми. Обуржуазившиеся элементы во власти смогли опереться на окрестьянившиеся массы. Не случайно начало контрреволюционному перевороту положил Горбачев — ставропольский крестьянин, пусть и получивший образование.

Ростислав со злости ударил кулаком по столу, чуть не опрокинув вазу с хризантемами. Ма Ян попыталась успокоить мужа.

— Слава, не кипятись, мне кажется, история нашего двадцать первого века теперь представляет чисто академический интерес. Мы сами творим наше будущее, своими руками и головой.

— Вообще-то я не уверен, что мы попали в собственное прошлое, а не в параллельное. Хотя разобраться без научного центра уровня нашего ЦЕРНа, с соответствующей приборостроительной базой, всё равно невозможно. Будем делать, что должно, и будь, что будет, — перефразировал Марка Аврелия физик. — А если наша бывшая ветвь Вселенной продолжает существовать, там неизбежна мировая социалистическая революция. Глобализация объединяет капиталистическое хозяйство в одну систему, кризисы учащаются, и рано или поздно мировой пролетариат, в первую очередь, в новых индустриальных странах, объединится и уничтожит буржуазию.