Двое и старуха. Записки некроманта

— А что Настурция?

— Насколько ты успел узнать, она происходит из очень небогатого рода — ее отец был вынужден сам вести учет средств, а она могла часами сидеть и смотреть, как он это делает — к общению с ровесницами она не стремилась, так как чувствовала себя гадким утенком, над которым только что и будут делать, так издеваться — дети порой так жестоки, — вздохнул отец. — Однажды ее отец серьезно заболел и целый месяц провел в кровати, а когда поправился, то открыв книгу учета средств, обнаружил что, пока он болел, за финансами следила его тринадцатилетняя дочь. Он провел бессонную ночь перепроверяя ее записи, но все было учтено вплоть до последней медницы. Он позвал Настурцию и спросил ее, где она этому научилась. Та сказала, что в день, когда он слег, она всю ночь изучала его записи, а на следующий день села за гроссбух. Причем, заметь, в своих расчетах она даже не пользовалась абаком, не говоря об арифмометре, который просто был им не по карману. Все арифметические операции девочка с легкостью проводила в уме. Отец был настолько потрясен, что купил ей учебник по основам экономики, изучив который, она пришла к нему с предложением, как немного увеличить их доходы. К его чести, он не стал смеяться над ней, а внимательно выслушал и поступил по ее совету. Так вот, в результате ее идеи, их доходы выросли, пусть не на много, но все-таки. Отец сразу понял, что у его дочери есть талант и стал, по мере возможностей развивать его — покупал ей сначала учебники, а потом более серьезную литературу и всегда поступал так, как она советовала, а в шестнадцать лет полностью передал ей управление финансовыми делами семьи. С тех пор они больше не бедствовали, даже стали иногда давать приемы, а это о чем-то да говорит. Когда же мы поженились, она упросила меня сделать ее управляющим, думаю, иначе она сошла бы на нет от безделья, и знаешь, сынок, — лучшего управляющего у меня никогда не было!

— Вот вам и ответ вопрос о том, как воспитывать девочку, — найдите ей занятие, которое увлечет ее не на шутку: математику, астрономию, искусство, архитектуру — что угодно, помимо умения вести светскую беседу, кокетничать да танцев, одним словом сделайте из нее Личность, какой была моя мать и какой является сейчас ваша жена, — я выколотил трубку.

— И когда это ты успел стать таким мудрым, — пробурчал отец. — Можно подумать, что мы поменялись ролями.

Я улыбнулся, пожал плечами и вышел из библиотеки, оставив его в глубокой задумчивости.

* * *

Как я не хотел погостить подольше, но время поджимало — Спелое Зерно уже перевалило за середину, и если я хотел хоть немного насладиться общением со своими столичными друзьями и любимой девушкой, мне надо было выезжать. Особенно это было трудно после того, как наконец-то, долгожданный мир установился в нашей семье — Настурция теперь смотрела на меня без неприязни, я бы даже сказал: с оттенком дружелюбия, что, учитывая ее замкнутый характер, многого стоило. Отец, видя все это, светился от счастья — его мечта исполнилась — всем было хорошо. Когда же я пришел прощаться, отец, как всегда, обнял меня и передал просьбу Настурции зайти к ней перед отъездом.

Несмотря на ранний час, донна Настурция была уже у себя в кабинете:

-У тебя ведь кто-то есть там, в Столице, — скорее констатируя, чем спрашивая, сказала она.

— Виновен, — поднимая руки, улыбнулся я.

-У меня есть для нее подарок, — Настурция открыла ящик стола и достала деревянную коробку — взгляни, по-моему, это для нее — в самый раз.

Я открыл футляр — в нем лежала большая серебряная заколка для волос, сделанная, на первый взгляд, просто, но с безупречным вкусом — как раз для Муэри.

— Но как вы... — начал было я.

— Знание людей. После нашей беседы, я поняла, что она не из тех, кому подавай золото да дорогие камни.

— Что же, вы правы. Это для нее — в самый раз, — признал я, закрывая коробочку.

-Удачной дороги, Кэвин, — сказала донна Настурция и склонилась над гроссбухом и свитками.

— Донна Настурция, — окликнул я ее с порога, — Сколько будет двести пятьдесят восемь в квадрате?

— Шестьдесят шесть тысяч пятьсот шестьдесят четыре, — не отрывая взгляда от записей, рассеянным голосом ответила она, и вдруг, быстро подняв голову, скорчила рожицу и показала мне кончик языка.

* * *

Путь в Столицу занял у меня всего пять дней — Йоген показал мне, как можно срезать солидный кусок тракта. Вот только ночевать мне приходилось не в трактирах, а в простых деревенских избах, где всего за пяток медниц Гордецу всегда была обеспечена чистка и полная кормушка овса, а мне — котелок горячей картошки с маслом да кружка квасу, а так же место на печи. Столкнувшись впервые с такими нравами, я поначалу боялся заснуть и не проснуться. Однако, каждый раз открывая глаза, я видел на столе свой завтрак — как правило, яичницу со шкварками и кружку с молоком. Эльфийский Плащ Путешественника сослужил и здесь доброе дело — не ввел принимавших меня людей в соблазн. Да, эльфы знали, что больше всего нужно путнику...

Оказавшись, наконец, в Столице я направился к Ютеру. Желание увидеть друга и любимую девушку подгоняло меня и заставляло ускорять шаг. Но вот я в Эльфийских Садах, открываю дверь пансиона Ютера, и... Если осенью, зимой, весной, да и в начале лета это заведение, казалось, не пользовалось особой популярностью, то сейчас все места за столиками были заняты. Я протиснулся к стойке в надежде найти за ней хозяина пансиона, но вместо эльфа там стояла невысокая чуть полноватая русоволосая сероглазая женщина лет тридцати.

— Чего угодно? — спросила она

— Хозяина! — потребовал я.

Она внимательно осмотрела меня и улыбнулась.

— Вы, наверное, тот самый Кэвин, о котором муж успел мне прожужжать все уши. Нет его, и появится не раньше полуночи.

— А он не прожужжал вам уши о девушке по имени Муэри? — улыбаясь, спросил я жену хозяина заведения.

— А то! — рассмеялась женщина. — Не будь он эльфом, я бы забила тревогу, но на этот счет я спокойна. Эльфы, стоит им полюбить, перестают замечать в других женщинах женщин. Подруг — да, это сколько угодно, а вот женщин — нет! Я даже с ней успела познакомиться. Очень хорошая девушка, скажу я вам.

— В таком случае, где я могу ее найти?

— Не знаю, она съехала от нас неделю назад.

Куда могла податься Муэри, я знал, но решил сначала поговорить с Ютером — что-то подсказывало мне, что случилось нечто серьезное, и корни всего этого здесь.

— У вас, нет небольшой комнаты, бадьи с теплой водой и скромного ужина?

— Увы, сударь, всё занято, — вздохнула хозяйка заведения, — Кроме пары комнат, специально для Друзей Эльфов, — улыбнулась она. Я давно заметил одну вещь — чем добрее и искреннее человек — тем красивее у него улыбка, несмотря на внешние изъяны, наверное, потому что улыбается он сердцем, а не мышцами лица.

Комната для Друзей Эльфов оказалась не очень большой, зато светлой и отделанной с безупречным вкусом. Спустя несколько минут появились работники с бадьей, чистой водой и подносом с ужином. Действовали они со знанием дела — три минуты — и горячая ароматная ванна была готова, в которую я с наслаждением погрузился и стал отмокать от дорожной грязи, потом воздал должное ужину, а после решил немного поспать. Все равно, раньше полуночи Ютера я не увижу, а сидеть шесть часов и строить пустые догадки мне не хотелось.

-Кэвин, вставай, ну вставай же! — я почувствовал, как меня аккуратно трясут за плечо.

Я открыл глаза и увидел над собой Ютера. Таким серьезным я его еще ни разу не видел:

-Ютер, дружище, что стряслось? — зевая, спросил я.

-Позор, — сказал эльф, — Позор для всей нашей общины. Один из нас совершил мерзость — взял женщину против ее воли.

-Муэри, — прошептал я.

-Да, и поскольку она является твоей женщиной, мы решили, что судить его будешь ты.

— И какое наказание я могу ему вынести, — спросил я, быстро одеваясь.

-По нашим обычаям, за такие преступления положено изгнание из общины, которую он опозорил на срок определяемый судьей, максимальная мера наказания — полное изгнание отовсюду. Иначе говоря — он станет изгоем, а для эльфа это хуже смерти. Но, Кэвин, — Ютер остановил меня в дверях, — Не будь к нему столь суров.

— Почему это? — резко спросил я.

— Парню всего восемьдесят три года, он приехал из Древолесья два месяца назад, когда тебя здесь не было, а Муэри была уже на короткой ноге со всеми здешними. Ее любили, как любят друга, так как все отлично знали о вас. Когда же это случилось, Муэри, не говоря никому ни слова, просто съехала отсюда, а он сам пришел с повинной. С тех пор он под домашним арестом в одной из комнат. А теперь, пойдем.

Комната Галагда — так звали подсудимого — изнутри была гораздо больше, чем казалась снаружи, но особенности эльфийских манипуляций с пространством меня в данный момент не занимали. Гораздо больше мне был интересен сам Галагд — эльф сидел на кровати и с интересом разглядывал меня — своего судью. Я взял один из стульев, поставил его спинкой вперед напротив провинившегося, сел и стал так же бесцеремонно рассматривать его.

— Так ты, стало быть, тот самый Кэвин, о котором она ни словом не обмолвилась, — дерзко сказал он.

— А ты, значит, тот самый Галагд, что взял ее против воли, — процедил я сквозь зубы и, не удержавшись, дал ему пощечину. Вся бравада махом слетела с него, и он уставился в пол.

— Я пришел сюда не словами играть, и ты это отлично знаешь, — жестко сказал я. — Рассказывай, что тут у вас произошло. И еще, — добавил я, — Хоть я не ваш Старейшина, но любую ложь сердцем чую.

Эльф внимательно посмотрел мне в глаза, а затем кивнул головой и бесцветным голосом начал:

— Только теперь я понимаю, что мне надо было сначала расспросить хотя бы того же Ютера, и ничего бы этого не случилось, но я поступил, как привык поступать в Древолесье — просто подошел к ней и представился, она улыбнулась и назвала свое имя. С каждой нашей встречей она нравилась мне все больше и больше, пока я не решил, что в небольшой интрижке ничего дурного не будет. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, так это то, что когда я спросил, есть ли у нее жених, она лишь покачала головой, — быстро, что бы не получить еще одну пощечину, сказал эльф. — Я понял, что путь свободен и, спустя несколько дней, пригласил ее к себе на ужин. Мы, болтая о том о сем, подчистили все, что было на тарелках, выпили кувшин вина, а потом, когда я ее обнял, она вздохнула и сказала: "Если уж тебе так приспичило, то делай", мне бы дураку остановиться, но куда там! Я решил, что это часть игры, в которую так часто играют эльфийки... Не думай, что я заботился только о своем удовольствии! — вдруг крикнул Галагд. — Я хотел, чтобы и ей было хорошо тоже, но очень скоро это стало слишком уж похожим на некрофилию, и я тогда спросил ее: "В чем дело?", она... — тут он скрипнул зубами и отвернулся.

— И что она тебе ответила?

— "Делай свое дело побыстрее, пожалуйста", — через силу чуть слышно произнес подсудимый и надолго замолчал.

— После этих слов я тотчас оставил ее, — справившись с собой, продолжил он. — Она оделась, а когда уходила, то сказала: "Не бойся, я никому ничего не скажу. Всякое бывает" и... улыбнулась, грустно так. Мне — насильнику, мерзавцу. Почему она не сопротивлялась, Кэвин? — Галагд посмотрел мне прямо в глаза. — Я бы сразу ее отпустил. Я бы ее отпустил, если бы она просто сказала, что не желает меня. Почему? — эльф снова сорвался в крик.

-Потому что, когда люди сильно желают женщину, большинство из них воспринимает отказ, как оскорбление, и тогда они просто берут ее, не спрашивая, хочет она этого или нет, если же та сопротивляется, то ее бьют, иногда до бесчувствия, — глядя в пол, посвятил я его во всю грязь людских нравов. — Так что, она не хотела, чтобы ее, кроме того, что возьмут против ее желания, так еще в придачу и избили. Откуда ей было знать, что для эльфа взять женщину против воли, — сделать немыслимую мерзость?

Какое-то время мы сидели молча, избегая смотреть друг на друга, пока Галагд не сказал:

— И что теперь? Здесь я оставаться не могу. Куда и насколько мне отправился — решать тебе.

— Отправляйся назад в Древолесье или куда хочешь. Срок изгнания — двадцать пять лет, — я поднялся со стула и направился к выходу.

-Что? Мне за то, что опозорил общину, да осквернил твою женщину всего двадцать пять лет? — Галагд встал передо мной. — Нет, так не пойдет.

— Пойдет, потому, что ты не знал людских нравов, а она — эльфийских обычаев. И еще потому, что ты оставил ее сразу, как осознал свою ошибку, — и, отстранив его в сторону, вышел вон.

Ютер ждал меня у входа в пансион.

— В Древолесье или куда ему угодно на двадцать пять лет, — сказал я эльфу.

Тот было открыл рот, но я, подняв руку, сказал ему:

— Завтра, все завтра.

И быстрым шагом направился к Университету. Больше всего на свете я хотел увидеть Муэри и никого больше.

* * *

Я осторожно открыл дверь комнаты девушки. Она спала, чуть приоткрыв рот. Ее чудесные волосы были небрежно заплетены в косу. Моя рука сама потянулась, что бы коснуться их, но я с трудом сдержал этот порыв. Незачем будить бедняжку — ей и так в последнее время досталось. Я присел на корточки и какое-то время просто смотрел на нее. Затем я встал, осмотрел ее комнату "Кошкой" — простенькое заклинание ночного зрения — и обнаружил новую деталь — на полочке под зеркалом рядом с гребнем появились большие ножницы. Стараясь ступать как можно тише, я подошел к зеркалу, взял их, потрогал заточку и помрачнел — заточены они были на славу. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, для чего они предназначались — Муэри в отчаянии хотела остричься, чтобы раз и навсегда избавиться от того, что привлекало к ней мужчин, да все не могла решиться. Я сунул ножницы в карман — от греха подальше и на цыпочках направился к выходу, но стоило мне сделать шаг, как я услышал сонный голос:

— Кто здесь? Кэвин, это ты?

— Я. Спи дальше, — шепотом ответил я.

До меня донесся легкий смешок.

-Посмотрите на него! Сначала будит, а потом: "Спи дальше". Хам! Иди ко мне, я так по тебе соскучилась, ну же! — сказала девушка, расплетая косу.

"D'arts no frei" — одними губами произнес я и сжал левую руку в кулак. Я тоже по ней соскучился...

* * *

— Двадцать пять лет... Не слишком ли сурово, за незнание обычаев. Причем не только им, но и мной тоже?

— Какое там "сурово", — не переставая гладить и перебирать между пальцев ее главное богатство, милостиво предоставленное мне в полное распоряжение, усмехнулся я, — Он был возмущен мягкостью приговора, и никак не мог поверить, что его вины тут немного.

— Я же говорила тебе, что виновата не менее его, — тихо сказала Муэри.

— И ты тут не причем. В том, что случилось виноват я, — сказал я и убрал руки от ее волос.

— Кэвин, ты что с глузду съехал? Ты-то здесь причем? — пораженно спросила меня девушка. — А ну живо вернул руки туда, где были!

— А при том, что не сделал тебе предложение сразу, отложил до разговора с отцом, хотя знал, что он поймет и что-нибудь придумает — со злобой на себя сказал я. — Он ведь спросил у тебя, есть ли у тебя жених? Было такое?