— Кедрик — это золотой?
— Кедрик — это серебро, а золотой — это драк! — Смакла с неудовольствием покосился на Степана. — Коли был бы ты правильнишний демон, ты бы мне этаких золотых драков да цельный бы сундук...
— Сундука не обещаю, — сказал Стёпка выуживая из кармана одну монету. Остальные он решил не показывать, поскольку гоблин не внушал ему, мягко говоря, никакого доверия. — А один у нас уже есть. Хватит?
Остолбеневший младший слуга завороженно уставился на новенькую монету:
— Ты демон! Я же говорил!
Он тут же повалился на колени:
— Не нужон мне сундук! Мне мешочка довольно... ма-а-а-ахонького! Исполни, не кочевряжся! Ну что тебе стоит! Рукой махни, перстами шевельни...
— Кончай ты штаны протирать! — рассердился Стёпка. — Надоело! Щас как шевельну перстами, не обрадуешься! Сто раз тебе сказано было: не демон я, не демон! Я... Степаном меня зовут, понял! А деньги мне хозяин твой дал, чтобы мы до Ванеса поскорее добрались и спасли его.
— Серафиан? — не поверил Смакла. Видимо, он был не самого лучшего мнения о чародее. — Да у него снега опосля пурги... — он прикусил язык и испуганно оглянулся. Рядом с ними не было ни одной живой души. Смакла опять уставился на монету:
— Полный драк!.. Слышь, разменять его надобно!
Верно, сообразил и Стёпка, не будешь же каждый раз требовать сдачи. Обманут ещё или отберут. Эх, надо было у Смиряны деньги брать, зря отказался. Целых два кедрика ведь обещала, а за моральный ущерб можно было и больше стребовать.
— И где тут у вас деньги меняют?
Смакла не колебался ни секунды:
— Шуруй за мной. Знаю я здеся верных людёв. Не у всех в замке душа гнилая, есть и такие, кому верить можно.
Они спустились во двор, миновали кузницу, поплутали немного среди телег, бочек и брёвен и двинулись к воротам. В шумной толчее угнаться за проворным гоблином было непросто. В очередной раз с трудом увернувшись от огромной телеги, Стёпка увидел, что Смакла направляется к стоящим на страже вурдалакам. Крепкие, широкие, выше всех на голову, закованные в сверкающее железо, лохматые и усатые, похожие на викингов из какого-то фильма, они стояли по трое по обе стороны ворот, весело переговаривались, похохатывали и на снующий туда-сюда разномастный люд почти не обращали внимания.
Смакла дёрнул одного из них за рукав кольчуги:
— Шкворчак, а Шкворчак, дело есть!
Вурдалак развернулся всем телом и посмотрел на мальчишек с высоты своего внушительного роста. Он был заметно моложе Гвоздыри, светлее лицом, имел буйную русую шевелюру и длинные казацкие усы. В серых прищуренных глазах плясали задорные смешинки.
— Опять обидел кто, Смаклянтий? — прогудел вурдалак, оценивающе оглядев остановившегося на некотором расстоянии Стёпку.
Младший слуга понизил голос:
— Шкворчак, а Шкворчак, разменяй золотой!
— Никак, разбогател-таки, Смаклянтий. Откель у тебя золотой?
— Не у меня — у него, — кивнул гоблин на Стёпку. — Это Стеслав, Серафианов племянник. Хозяин дал ему целый драк на сладости. А он его на кедрики раскидать хочет. А мне таких денег ни в жисть не видать, у меня богатых дядьёв нету.
Стёпка подивился: надо же, как Смакла переиначил его простое, в общем-то, имя: Стеслав. А хорошо, между прочим, звучит, по-весски. Демон Стеслав и друг его непутёвый Ванесий.
Шкворчак остро глянул на Стёпку:
— Покажи.
Тот молча продемонстрировал сверкнувший на солнце жёлтый кружочек.
— Новёхонький, — уважительно присвистнул вурдалак, и Стёпка вдруг пожалел, что выудил из кармана именно эту монетку. Лучше бы попалась та, с обкусанным краем... Хотя, какая разница!
— Лады. Меняю.
Вурдалак протянул похожую на лопату и очень мозолистую ладонь. Стёпка покачал головой и отступил на шаг, словно опасался, что его могут обмануть. Почему-то он решил — или что-то заставило его решить, — что так будет лучше.
Шкворчак жутко ухмыльнулся — ну и клыки у них! — высыпал из кожаного мешочка горстку невзрачных серебряных монеток и демонстративно отсчитал Смакле двадцать штук.
Стёпка посмотрел на Смаклу. Гоблин кивнул. Золотой перекочевал в мешочек стражника. Шкворчак был доволен. Стёпка — тоже. Смакла отчего-то хмурился.
— Приходи ещё, племяш! — крикнул им вслед вурдалак, пряча мешочек за пазуху.
— Не обманул? — спросил Стёпка.
— Всё честь по чести, — заверил его Смакла. — Два по десять кедриков. Вурдалакам завсегда верить можно, они обманщиков шибко не любят. Забирай своё серебро.
Он ссыпал монеты в Стёпкину ладонь и вздохнул.
Они отошли в сторону, чтобы не попасть под копыта и колёса: гружёные и порожние повозки громыхали по булыжникам, выкатывались из ворот, теснились и разве что не сталкивались друг с другом.
— Так, — Стёпка почесал нос. — Вот что, Смакла. Я ведь у вас тут, в вашей жизни ни фига не разбираюсь. Это... ну, ничего не знаю совсем: кому платить, за что и сколько. Пошлины какие-то, ну и всё такое прочее... Понял?
Смакла неопределённо пожал плечами, не догадываясь, к чему ведёт Стёпка. Скорее всего, он и не слышал толком, что тот ему говорит, потому что неотрывно смотрел на лежащие в Стёпкиной ладони монеты. Зачем демону этакое богатство, ежели он и без того — демон?
— Вот, — продолжал Стёпка, разглядывая один кедрик, на котором и в самом деле был изображён кедр с крепким стволом и пышной кроной. — Не знаю я ничего здесь. А ты знаешь. Ты же местный, живёшь тут... Или не знаешь?
— Знамо, знаю, — не слишком уверенно кивнул Смакла, с трудом отводя взгляд в сторону. Нет, ну на кой ляд этому неправильному демону этакие деньжищи? — Чего тут знать? Все платят и ты плати. А не заплатишь — заставят. Так по шее накостыляют — век помнить будешь, ещё и спасибу свою десять раз скажешь, не поленишься.
— Я о том и говорю. Неохота мне зазря по шее получать. Поэтому, как старший, назначаю тебя казначеем нашей спасательной экспе... нашего похода.
— А почему меня? — насупился Смакла. — Не желаю я быть никаким зачеем!
— Чудак чело... гоблин! — засмеялся Стёпка. — Казначей — это тот, кто хранит у себя общие деньги и тратит их для всех. Врубился? Подставляй руки.
Он высыпал в смуглую ладошку Смаклы все монеты, кроме одной. Её он оставил на всякий случай, чтобы не просить каждый раз у гоблина мелочь:
— Будешь расплачиваться за проезд, ночлег и харчи.
Смакла, не веря, смотрел на деньги округлившимися глазами. Его слегка заострённые уши вдруг запылали.
— Ты почто мне деньги свои отдал? — спросил он хрипло.
— По то, — исчёрпывающе объяснил Стёпка. — Отдал, потому что отдал. Чем ты недоволен?
— А ну как я их тебе не возверну?
— Ну и не надо. Ты что, не понял? Нам же всё равно вместе идти. Куда ты без меня?
— Знамо, никуды, — согласился Смакла. Такое объяснение его, похоже, вполне устроило. Он запустил пятерню в волосы. — Тады это... Харчами надо бы запастись.
— Себе покупай, а мне не надо. У меня уже всё есть. Мне Серафиан вот такую котомку со всякими припасами... это... прислал.
— Эвон как! — Смакла был окончательно сражён. — А я думал, что он...
Стёпка не успел узнать, что гоблин думал о чародее. Из-под арки ворот с шумом, лязгом и звоном подков вырвалась кавалькада всадников. Чтобы не угодить под копыта, мальчишкам пришлось прижаться к стене.
Перед Стёпкой замелькали конские головы, гривы, багряные с золотом щиты и плащи, кольчуги, мечи в ножнах, копья, бородатые лица воинов, островерхие шлемы, притороченные к седлам сумки, снова гривы, щиты и хвосты... Около двадцати верховых промелькнули, прогремели подковами по камням. Резко напахнуло конским потом.
— Дорогу! Дорогу князю!
Невозмутимые гоблины нехотя принялись раскатывать по сторонам свои повозки. Но свободного пути дальше всё равно не было: мешали сваленные кое-как камни, брёвна и бочки. Всадники, бранясь, осаживали разгорячённых коней.
Князь не кричал, не ругался. Бросив повод набежавшим слугам, он легко спешился, приказал что-то склонившемуся к нему воину, окинул коротким взглядом стены замка, двор и, убедившись, что напрямик ему не пройти (ну не перебираться же ему через эти завалы досок, брёвен, камней и песка), направился назад, туда, где стояли мальчишки.
Он не отличался ни ростом, ни особенной статью, и только дорогие пластинчатые доспехи с золотой насечкой выделяли его среди остальных воинов. Да ещё, пожалуй, лицо — оно сразу приковывало к себе внимание. Это было лицо человека, с малых лет умеющего и привыкшего повелевать, человека, сознающего свою власть и знающего, как ею пользоваться. Кроме того, это было лицо человека недоброго, возможно даже, злого. Человек с таким лицом запросто мог приказать своим воинам зарубить какого-нибудь крестьянина, виновного только в том, что подвернулся под руку в недобрый час.
Он прошёл быстрым решительным шагом мимо мальчишек, прошёл очень близко и не заметил. Кто они были для него? Никто, мелочь, голь, шелупонь безродная. Стёпка успел разглядеть презрительно прищуренные глаза, короткую бородку, густые усы, уже тронутые сединой, да ещё щедро украшенную самоцветами рукоять подвешенного на широком ремне меча.
За князем, слегка приотстав, шагал высокий и довольно худой воин с каким-то серым, бесцветным лицом, на котором выделялись только пронзительно-голубые глаза и длинные вислые усы. Кольчуга его была попроще княжеской, меч не блистал каменьями, на плаще не красовался родовой герб, но голову воин держал не менее гордо и по сторонам посматривал с тем же презрительным превосходством, мол, видали мы и не такие замки и вообще вы все здесь деревенщина дремучая, мхом заросшая, и скоро мы вас всех к ногтю, к ногтю.
Он скользнул невидящим взглядом по Стёпкиному лицу, прошёл мимо, шага через три споткнулся вдруг о невидимую преграду и как-то испуганно и чересчур быстро оглянулся. Стёпка встретился с ним взглядом и почувствовал мгновенный приступ необъяснимого страха. Словно змее в глаза заглянул. Сердце кольнуло изнутри ледяной иглой, на душе стало отчего-то нехорошо, как после ссоры с лучшим другом. Под рубашкой шевельнулся страж, и Стёпка заново ощутил его увесистую бронзовую тяжесть.
Воин оглянулся ещё раз, потом, не желая отставать от князя, прибавил шагу. Навстречу им уже спешили, уже встречали князя поклонами; слуги гнали прочь зазевавшихся плотников, из распахнутых дверей важно выступал почтенный белобородый чародей...
Стёпка поморгал — у него было такое ощущение, словно соринка в глаз попала. Страж тихонько ворохнулся и затих.
— Кто это был? — спросил Стёпка.
— Светлейший князь Бармила, — без особого почтения отмахнулся гоблин. — Хотел до самого придела верхом. Привык у себя мужиков копытами топтать.
— Он у вас здесь самый главный?
— Самый главный у нас отец-заклинатель, — Смакла показал глазами вверх, куда-то туда, где, видимо, находились апартаменты замкового начальства. — Главнее его никого нету! Перед ним даже Серафиан — тьфу! А князь царём прислан с важным поручением. Мне дед Жварда давеча сказывал.
— Так здесь, значит, и царь есть? — спросил Стёпка. Почему-то это его удивило.
— Знамо, есть, — сказал Смакла опять же без какого-либо почтения. — Куды ж ему деться, коли он царём посажен.
— А где он у вас сидит?
— Он не у нас сидит. Он в Кряжгороде сидит, Великой Весью правит. А нам он не указ, нету над нами его власти.
— Ты там бывал, в Кряжгороде?
— Куды мне! Там даже мой деда не бывал. Шибко далёко. Ну, пошли уже, я харчей себе прикуплю... — Смакла покосился на Стёпку, не запротивится ли тот вдруг такой трате общих денег. Мало ли что он там поначалу говорил, а ну как да передумал уже.
Стёпка не мог забыть испугавший его взгляд серолицего воина. Страж уже успокоился, но заноза в душе осталась, и ощущать её было неприятно.
— А этот, который вместе с князем шёл, он кто?
Смакла зябко передёрнул плечами и скорчил недовольную гримасу, словно что-то горькое раскусил:
— Князевой светлой персоны верный колдун-оберегатель. Полыней кличут. Ты о нём меня больше не спрошай... И никого не спрошай.
— Почему?
— Болтают о нём всякое разное. Неладное, мол, творит.
— Но спросить-то можно. Что он такое творит?
— Ежели ты о нём спрошаешь, выходит — ты его вспоминаешь. А он колдун. Колдуны завсегда чуют, ежели кто о них припомнит или там обложит за глаза недобрым словом. Он тебе потом во сне явится и отомстит. Или порчу какую наведёт, — Смакла вдруг рассердился. — Пошли уже!
Оказалось, что в замке можно приобрести буквально всё. Причём, почти не сходя с места. Через полчаса Смакла стал обладателем крепкого дорожного мешка, основательно набитого всяческой снедью, забавной войлочной шляпы, хороших, хоть и слегка великоватых штанов взамен своих рваных, и обоюдоострого ножа с костяной рукояткой, потому что без "хорошего ножа в тайге хана". А под конец Стёпка уговорил гоблина купить ещё и сапоги, поскольку те бесформенные чуни, в которых щеголял Смакла, ну никак не годились для дальнего похода по лесам и горам. Это даже Степану было ясно, хоть он и не мог назвать себя опытным путешественником. Смакла легко позволил себя уговорить и без сожаления расстался с чунями. И на всё про всё у них ушёл лишь один серебряный кедрик, одна двадцатая золотого драка. На самом деле у них ушло намного, намного меньше, потому что гоблин сплутовал и полученные даром от земляков харчи и шляпу ловко выдал за покупку, а разницу припрятал в другой карман, на собственные, так сказать, нужды и потребности. Стёпка же хоть и решил прежде, что целиком гоблину доверять не будет, обмана не заметил. Зато он понял удивление Смаклы, получившего вдруг такую значительную сумму из рук демона.
Покупать нужные и полезные вещи было приятно. Хотелось приобрести ещё что-нибудь, ещё много чего-нибудь, но Стёпка сумел себя сдержать, потому что все вещи, даже самые нужные, предстояло тащить на себе. А мешок уже и без того заметно оттягивал худые плечи младшего слуги.
— Смакла, сколько может стоить конь? — спросил он, когда они уже вернулись в каморку.
— Ко-онь, — протянул гоблин, любуясь пусть не новыми но, как выяснилось, первыми в его жизни настоящими и только ему принадлежащими сапогами. — Конь много может стоить. Мой деда сторговал у купцов мерина за полдрака.
— Мне мерин не нужен, — сказал Стёпка. — Я про хорошую лошадь спрашиваю, такую, как у князя.
— Мерин тоже был хороший, — возразил Смакла. Он закинул свой мешок за спину и вздохнул. — Деда плохого ни в жисть бы не приглядел. А у князя не лошадь, а жеребец. Или у вас, в демонском мире, коней нет, что ты жеребца от кобылы отличить не умеешь?
— У нас их совсем мало осталось. Они нам, понимаешь, не нужны.
— На ком же тогда у вас ратники скачут? — удивился Смакла. — Телеги кто тягает?
— У нас другие кони. Железные, — пояснил Стёпка, подумав. — А телеги у нас без коней, сами по себе катятся.
— Силён ты брехать, — поскучнел Смакла. — А я и ухи развесил.
— Не хочешь, не верь, — отмахнулся Стёпка. Ему не хотелось попусту спорить с гоблином, который чародеев и колдунов принимал как должное, а в самодвижущиеся телеги верить отчего-то не желал. — Ты про княжьего коня не ответил. Сколько стоит?
