Лин задумался. Ему и страшно было — а вдруг он выведет Снега из терпения своими глупостями?.. Взрослые ведь очень гневливы к слабым... А к сильным терпеливы... Зиэль, правда, не такой... Ага, не такой!.. Только по отношению к Сивке и к Лину он не такой... и к Гвоздику. А к кому другому — вжик секирою или мечом, и кончен спор!
Снег молчал, не подавая ни малейших признаков нетерпения, но Лин... услышал... почувствовал, что тот ждет ответа на свой вопрос и спохватился, — он так задумался, что и о вопросе-то забыл...
— Наверное, да. Понял. А... разум... Он только у людей или еще у богов?.. Ну, ты же сам сказал...
— Содрать... непременно содрать, высушить и натянуть на барабан! Боги! Зачем вы прислали ко мне этого сомнительного святотатца? Да уж не самому ли ты Зиэлю сынок? А?
У Лина аж дух захватило от такого... от такого... Да он бы за это... Сам Зиэль его отец???
— Шучу. Свет от тебя другой исходит. Его отпрыска я бы воспитывать не стал, нет. И не слыхивал я, чтобы у него были дети. Да, вопросы ты подкидываешь... Есть у них разум, но не простой, а божественный, как это и положено богам. Они как бы... Они существуют с уже заложенным запасом ума и знаний, им не надобно учиться... Хотя они могут перенимать опыт... Но боги — всегда одни и те... Тьфу! Нет, не так я сказал, прошу у них прощения! Боги постоянны в пребывании своем и в круге деяний своих. В отличие от человека. Ладно, не морщи лоб, основное кратко я пояснил, а поглубже — еще подумаю на досуге. Сегодня нам нужно распилить одно бревно, в лесу, неподалеку, заодно покажу тебе, как деревья считают свои лета и сколько живут.
В лесу Лину всегда нравилось, пусть в лесу все совершенно не так, как на морском берегу, но тоже любопытно и красиво. И пилить нравится. При первой же возможности, Лин вернулся к заманчивой теме:
— Здорово! Значит, ты и волшебству меня будешь учить?
— Буду. И волшебству в том числе. Но в ближайшие времена — никаких волшебств, а просто знания об окружающем мире. Возраст деревьев можно определить безо всякого волшебства, будем этому учиться здесь же, только чуть передохну. Далее. Вот ты был в Шихане, в золотой столице...
— Как это — в столице...
— У-у-у... Это выражение такое — столица. На самом деле, столица в Империи одна — Океания, а Шихан — это город в местности, где добывают много золота, больше чем в остальных провинциях Империи. Тебе же Зиэль это говорил?
— Да, я забыл просто.
Снег кивком принял оправдание и продолжил:
— Шихан. Там добывают золото, и делают это простые люди. С помощью волшебства я могу отвести глаза и всучить грязь вместо золота, с помощью волшебства я могу по-настоящему вытянуть золотые крупицы из земли, из породы и слить их в единый комочек... Но могу добыть золото и безо всякого волшебства. Моя задача — научить тебя тому и другому. И третьему... обману, если понадобится. Но коль скоро в основе человеческой лежит разум, то и в основе знаний должны лежать именно плоды его, разума, в трудах добытые... Волшебство — это всего лишь капельки божественной влаги, перепадающие смертным, словно бы в дар, из того небесного океана, в котором купаются боги, а мы — человеки. Смотри!
Снег особым образом хлопнул ладонью в ладонь, и отпиленный чурбан обрел вдруг, вырастил из обрубков потешные руки и ноги, и заплясал, безголовый, посреди поваленных веток и смятой травы.
— Ух, здорово! А он... — думает?
— Чем ему думать, он же безголовый?
Чурбан поклонился и упал на прежнее место, а Снег продолжил:
— Я бы мог придать ему вид утки... Даже зажаренной утки... С запахом жареной утки, если постараться. Я бы мог превратить этот чурбан в съедобную жареную утку, если бы как следует задался этой целью, забыв на ближайшие месяцы обо всем остальном в своей жизни... Но — зачем? Усердие было бы несоразмерно добыче. Понимаешь? Дрова принесем — и настоящую уточку в один миг приготовим... Даже две, не тратя сил и маны. Или Мотона приготовит, она сегодня обещала прийти... Да, богам, любому из них, ничего не стоило бы сотворить золотое блюдо с жареным лебедем на нем. Зато — им гораздо труднее было бы вести себя как простые смертные.
— А зачем им вести себя как простые смертные?
— Не ведаю. Но им очень нравится, точно знаю. Хотя они делают это весьма редко. Считается — не ведаю как на самом деле, хотя и искал ответ лет эдак с сотню, а то и побольше — что боги могут утратить бессмертие, если слишком часто будут бродить среди людей.
— Как это?
— Как, как... Я же сказал — сам толком не знаю. Но вроде того, что спускаясь к нам на землю, они, сохраняя все свои божественные сущности, лишаются... Нет, наоборот... приобретают смертность. Вот, скажем, любимый народом и тобой герой Аламаган, равный богам. Силою он был им равен, а все равно погиб, в результате коварства и предательства. Или Умана, твой враг отныне... Она могла бы жить на Земле, искать тебя, чтобы покарать или забрать... Что дрожишь, я же рядом... Стыдись, ты же мужчина и воин...
Лин попытался в ответ улыбнуться, и это, пусть и не сразу, ему удалось.
— Мне страшно, да, но я не боюсь.
— И молодец. Но Умана, бродя среди людей, сохранив все свои божественные права и умения, становится уязвимой для той, кто не богиня и никому не враг, но которая всех дождется и всех сильнее, кроме, быть может, Матушки-Земли... Для Смерти. Пока боги у себя, на небесах, или во Чреве Земном, или где они там обосновались... — их существованию ничего не грозит. А среди людей они рискуют, пусть и незначительно. Предполагаю, что именно риск и придает вкус их приключениям на Земле.
— А ты бы мог справиться с Уманой?
— Я?.. Нет, пожалуй... Точно нет. Самое большее — не позволил бы ей легко себя победить. Но и здесь есть место случайностям: выбери судьба удачный миг, и при этом попади мой нож или заклинание в слабую точку... Вспомни предание о гибели богов-близнецов Чулапи и Оддо... Не знаешь? Напомни, я расскажу при случае. Оттого и не часто ходят боги среди нас, что знают: сущность, по имени Случайность, бывает сильнее и хитрее всех богов и богинь, всех стихий и сущностей... Кроме Земли и Смерти, которые сильнее ее.
— А Зиэль... Он...
— Всё! Не будем о Зиэле. Он ушел, и вполне возможно, что навсегда из твоей и моей жизни, так что нечего тревожить теней и призраков ушедшего. Когда-нибудь... быть может... когда вырастешь... Тогда и поговорим, а пока проверим на пальцах, чему ты там научился.
Лин стремительно овладел счетом до ста, и вдруг понял, что и до тысячи может... И дальше, лишь бы памяти хватало складывать и отнимать... И делить, и умножать... Оказывается, это тоже запросто. Снег учил легко, не наказывая и не унижая, редкие подзатыльники не в счет — уж в чем, в чем, а в побоях Лин разбирался, претерпел их немало от Мусиля... Но это было давно, в прошлой жизни...
Уже научившись устному счету, Лин изрядно помучился, прежде чем сообразил, как не сбиваться в счете письменном: поставишь двойку за четверкой, вот уже и выйдет не двадцать четыре, а сорок два... И еще ноль — что такое ноль? Один корешок петрушки — это один корешок, а ноль корешков — как его съесть, или в руки взять, или хотя бы увидеть?..
И все же мучения непонимания чудесным образом оборачивались радостью постижения! Было два корешка петрушки, да один съел, а другой крыса украла — сколько осталось? Ничего не осталось, ноль корешков. А если два башмака водой смыло — тоже ноль остался. Ноль — он всему ноль! А если ноль башмаков прибавить к нолю корешков петрушки... — тоже ноль. Но почему-то от петрушки башмаки отнимать нельзя... Но из башмаков корешки вынуть можно... Ой!
— Сейчас еще врежу! Так всю жизнь и проспишь. Или в речку брошу, чтобы освежился.
— Да я и не спал вовсе. Я думал!
— Вот как? И о чем же ты думал, раззявив рот, с закрытыми глазами?
— Если, к примеру, путник наел на три больших медяка, а у него с собой только один большой и один малый...
— Так... Ну, и?
— Одежда старая, никому не нужная, других вещей в залог нет...
— Продолжай.
— Он еще останется должен один большой медяк и один малый...
— Не спорю.
— Но у него ведь их нет?
— Да, я помню условия твоей задачи. И что? Куда ты клонишь?
— Ну... как бы это сказать... У него есть то, чего у него нет, полтора больших медяка долгу. Долг есть, а денег нет... Да, точно! И вдруг у него деньги появились, и тогда ему от них придется отнимать долг...
— А если не появились?
— А если не появились... то... то... получается, что у него денег еще меньше, чем ноль! Э-э... Снег, я запутался...
Снег положил руки на поясницу, выпрямился и стал пинать ногой мокрый прибрежный песок, затирать цифры, которые они с Лином успели начертить за время утреннего занятия...
— Ну, ты хват! Запутался, да?.. Я в числах, меньших чем ноль, впервые запутался лет в семьдесят-восемьдесят... Ты сам эти рассуждения придумал? — Снег спросил и спохватился собственной глупости: — Или Мотона научила?
Оба засмеялись: Мотона до трех считала с трудом.
— Сам. Значит, можно так сказать, что эти полтора больших медяка долгу — меньше, чем ноль?
— Можно. Так и есть. Хотя... если рассматривать дело с иной стороны, то оно будет выглядеть как большее ноля, но в главном, в понимании магии чисел — ты прав. Отсюда для нас с тобой начинается следующая страница обучения: читать не только цифры и числа, но и — буквы. А потом слова, предложения, мысли, истории, трактаты... Сегодня пойдем в тайник, я покажу тебе свою библиотеку, сиречь собрание книг, мною накопленных за всю мою долгую жизнь...
Странное дело! Держит Лин учебный свиток в руках, видит множество рассыпанных по бумаге крючочков и червячочков — буковки да циферки — цифры ему понятны, словно бы кто-то прямо в ухо их шепчет, в числа складывает: восемь... и девять... двадцать два... А буковки вокруг чисел — только в глазах рябят...
— Учебник счета у тебя в руках. Подобно тому, как цифры один и пять могут быть прочитаны тобою разно: пятнадцать, либо пятьдесят один, либо сто пятьдесят один... так и буквы складываются в слова. "Следует сперва вынимать именно из большего меньшее, да отнюдь не напротив оного, ибо..." Несовершенный учебник, но его написали жрецы богини Луны более шестисот лет тому назад, задолго до нашего с тобой рождения. Буквицы также претерпели некоторые изменения с той давней поры, однако удобочитаемы и ныне. Всего у нас пятьдесят четыре буквы и одиннадцать цифр, из которых порождаются все на свете слова и числа...
— А...
— Что — а? Я же просил не перебивать. Ну, что — а?
— Почему одиннадцать? Я только десять знаю?
— Гм... Потому что одиннадцатая цифра — она же и число — в ученом мире зовется Всё. И она враг нолю. Я предпочитаю называть ее бесконечность. К бесконечности прибавь ноль, отними ноль — останется бесконечность. Ноль умножь на бесконечность, раздели на бесконечность — останется ноль. Бесконечность больше любого известного и неизвестного нам числа...
— Любого???
— Любого. И знаешь — насколько больше?
— Нет. На сколько?
— На бесконечность больше, в бесконечное число раз. Оно даже в заклинаниях пригодится не может, в хороших и надежных, я имею в виду, потому что если его вставить в некоторые — непонятно что получится, то есть, может нечто и выйти, но никто и никогда заранее не знает — что: либо меч в травинку превратится, либо тучи разойдутся, либо пирог у соседки подгорит, либо сам коровьей лепешкой станешь...
— Ух, ты! А боги?.. Они могут ли...
— Боги по-своему сражаются с бесконечностью, но вот эта буква зовется "А". Буква А и звук А. А-а-а... Повтори.
И Лин охотно повторил. Трех недель не прошло, как он уже бойко читал свиток со старинными сказками, водя для верности пальцем по строкам: "И были те высокородные девы всех совершенств преисполнены, так что лучше и не бывает, а рыцари учтивы и благородны. И каждый погожий день устраивали они друг для друга пиры на лугу, и благородную птеровую охоту в полях..."
Ах, это было удивительное чтение, лучше самых-пресамых чудесных снов... Да, он бы тоже устраивал для Уфины благородные пиры и состязания, на которых бы всегда побеждал... в ее честь... Лин грезил наяву, и так грустно было возвращаться на землю, в пещеру, к старым свиткам, битком набитым всякой скучной премудростью о травах, о кровяных жилках в теле, о свойствах горячих и холодных металлов, об очертаниях земель...
— Учись, учись, а то превратишься в безмозглую корову, да еще ящерную. Ты можешь не верить мне сейчас, но пройдет время, и ты совсем на иных весах взвесишь ценность прочитанного тобою, и трактат "О кашле" будет для тебе дороже и ценнее всех дурацких сказочек, которыми ты уже по уши нагрузился.
Лин тогда спорить не осмелился, но, конечно же, остался при своем мнении. А поскольку в учебе он усердствовал, то и Снег не счел нужным разубеждать его более развернуто. Лишь бы учился.
В тайном пещерном хранилище насчитывалось около четырехсот свитков, и Снег чрезвычайно гордился этим обстоятельством:
— Понимаешь, любой день в году я могу брать новую книгу и черпать из нее полною мерой все то, что премудрые заложили туда... А разве есть лучший удел для смертного, нежели пить из родника мудрости, никогда не утоляя своей жажды долее, чем на единый миг? В Океании, в библиотеке Его Величества, насчитывается более пятнадцати тысяч свитков, я знаю это доподлинно, ибо сам однажды сподобился узреть... В главной храмовой библиотеке Матушки-Земли, в той же Океании расположенной, хранится более десяти тысяч свитков, каждый из которых — книга мудрости, человеческой и божественной, и я долгие и счастливые четыре года пил из того родника... Долгие, ибо много успел я постичь, счастливые, ибо постигал я с упоением, не замечая усталости и глада... Но так они коротки оказались, те четыре года... Но я отдал бы за такие же четыре весь жалкий остаток грядущей своей жизни... Что в данную минуту более всего объединяет тебя, меня и Гвоздика?
Лин едва успел тяжело вздохнуть, вслед за учителем, а уже поворот: пора отвечать на неожиданный вопрос! И лучше бы Лину поторопиться с ответом...
— Лоскуток пространства, в коем мы все вместе пребываем в сей миг, да лоскуток же времени, единый на нас троих... Вот что нас всех объединяет в сущем: зверя и двух человецев. Да, Снег?
— Гм... все несколько проще: мы сегодня хотим жрать, но не только хлеб и корешки, а и мясное, поскольку хищники. Особенно Гвоздик, звериное нутро коего корешки не насыщают. Запасы рыбы, сала и мяса иссякли, а дождю конца и края нет. И для пополнения кладовых нам придется идти сквозь холодный дождь на охоту, ибо подлых силков я отродясь не ставил, и впредь ставить не буду, пока есть во мне силы тетиву натянуть, да копье бросить, да нож метнуть... Вот что объединяет нас троих — насущная нужда в мясной пище. Жди не жди — откладывать больше некуда, в пустой кладовке мешки-то пусты. Быстро переодевайся, а я пока очаг на сохран подберу, чтобы не погас, но и тепло чтобы не выдувало. Быстро — не значит небрежно, ибо нам не надобны лихорадка с кашлем. Нож возьми один, с синею рукояткой, потому что с красной и желтой — уж точно в листве потеряются. А я лук полегче выберу, авось птицу подстрелим. Или раптора помельче, они сейчас ленивые на холоде, главное — найти бы... Пойдем в Горячее урочище, там хотя и грязь несусветная, но у теплых ключей живность всегда крутится... К зиме все тепло начинают любить.
