Средневековая история - 2. Домашняя работа.

Август достал из поясной сумки свиток с записями, развернул его и принялся подробно отчитываться.

Эдоард внимательно слушал. И думал, что надо бы на все посмотреть сначала глазами доверенного человека, а потом и своими.

Кто врет?

Джес, изображающий жену истеричкой и дурой?

Август, говорящий о ее уме и доброте?

С одной стороны, он — отец. Но Торий Авермаль не стал бы просто так рассыпаться в комплиментах.

Джес — супруг. Но Эдоард знал сына. Просто так он не стал бы плохо отзываться о жене. Или стал? Ему этот брак был не слишком нужен. Джайс постарался для блага короны. Ну и своего личного тоже. Но не дурак ведь мальчик — не разглядеть душу в человеке? Или неприязнь к жене по расчету закрыла ему глаза?

Кто знает...

В любом случае — надо разобраться самому.

* * *

Джерисон, граф Иртон лежал на узкой корабельной кровати и смотрел в потолок.

Мечтательно.

Адель...

Сегодня у них все случилось. Вообще ВСЁ. Правда, для этого пришлось приказать одному из своих воинов поприжать в углу ее служанку. Чтобы не мешалась под ногами. Но это мелочи. Ничего же с дурой не случилось, так, придержали часок...

И Адель наконец сдалась.

Она была такой хрупкой в его руках, такой изящной, а ее стоны.... Джес почувствовал, что все опять встает дыбом.

Но идти сейчас к Адели.... Нет уж. И так потом час ее утешал. После любви она ударилась в слезы, причитая, что теперь он перестанет ее уважать, теперь она сама перестанет себя уважать, что она предала память покойного супруга, что такую ее никто не возьмет в жены....

Вообще-то он бы и сам женился. Но...

В графстве Иртон жила-поживала его супруга, а возможно уже и его ребенок. Или еще слишком рано?

Кажется, рановато.

А, неважно.

Главное — она была.

Джес с отвращением припомнил рыхлое расплывшееся тело под собой. Вечные слезы, молитвы, розовый цвет...

Почему ему так не везет с женами?

Первый раз он был помолвлен очень рано.

В восемь лет был заключен его брак с Элизой Эрролустон.

К сожалению, через четыре года девочка умерла от красной сыпи. Но брак все равно считался и признавался Церковью.

Второй раз — Джесу было пятнадцать.

Магдалена...

Стройная брюнетка с пышными, несмотря на юность, формами...

Джесу было с ней хорошо. Магдалена много смеялась, ее темные глаза сияли добротой, а звонкий голос был схож с хрустальным колокольчиком.

Ровно через два года она родила Джесу девочку. И умерла в родах.

Мужчина долго горевал. Но через четыре года отец опять заговорил с ним о свадьбе. И предложил ему Лилиан Брокленд.

Джес искренне удивился.

С одной стороны — баронесса. Но титул ненаследный.

Да еще перестарок. Обычно женщин выдавали замуж лет в пятнадцать. А тут...

Восемнадцать — и еще в девках?

Что-то не так?

Но Джайс объяснил.

Лилиан — любимое и единственное дитятко. Позднее. От третьей жены. И до пятнадцати Брокленд просто не хотел с ней расставаться. Кроме того, она была в детстве очень болезненна.

А потом, когда начал приглядывать женихов — столкнулся с серьезной проблемой.

Отдать дочь купцу?

Не хотелось. Все-таки барон... Хоть пока и ненаследный, всего второе поколение, но барон. А аристократы.... Август как бы завис между двумя мирами. С одной стороны — титул. С другой — занимается верфями и торговлей! Кошмар!

Так что сватались к нему определенно не те.

Либо слишком бедные, либо вдовцы, либо младшие сыновья знати.... Не то!

Сажать себе на шею бездельника-зятя Август точно не собирался. Вот еще не хватало! Зять должен был принять верфи после его смерти. И нее разбазарить. Да и к Лиле многие из этих 'женихов' отнеслись бы, как к заведомой отщепенке. Дочь торговца... зачем такое в семье?

Так что Август изволил перебирать, полагая, что с таким приданым и наследством Лилю и в сорок лет замуж возьмут. И не прогадал.

Джерисон его устроил со всех сторон.

Молод, богат, не дурак, торговлей не брезгует, к королевской семье близок, да еще и граф....

И помолвка была заключена. Почти брак. Но тут... посыпалось все, одно за другим, одно за другим.... Недаром говорят, если Мальдоная кого полюбит, то отсыплет полной чашей. Джес явно ходил у нее в любимчиках.

Почти сразу после помолвки умер отец. И Джес вынужден был объявить глубокий траур. На год. Помолвку он, естественно, расторгать не стал. И собирался жениться по окончании траура. А пока мотался по всей стране. Он и не предполагал, как много лежало на отцовских плечах.

И торговли, и государственных дел... Эдоард доверял Джайсу Иртону. И так же доверился Джерисону. И мужчина из кожи вон лез, чтобы оправдать доверие.

Вроде бы получалось. Но увидеться с невестой времени не нашлось. Джес получил ее портрет и остался доволен. Пышногрудая зеленоглазая блондинка ласково улыбалась полными розовыми губами. Она ничем не напоминала его Магдалену, но так было даже лучше. Да и Август нахваливал дочь.

Лиля жила в Брокленде — подальше от городов. Там воздух был чище, да и спокойнее. А ехать туда... Джесу было просто некогда и неохота. Спустя полгода после отца умерла и бабка, жившая в Иртоне. Джес съездил туда, осмотрел наследство — при бабке как-то ни он, ни отец туда не ездили — и остался недоволен.

Захолустье.

Денег с этой земли не выжмешь, разве что поохотиться приедешь.

А так... Даже приличной гавани не сделаешь — рифы мешают.

К Мальдонае такое наследство. Джес назначил управляющего — и выкинул родовое гнездо из головы.

И приехал... к своей свадьбе.

Так вот и получилось.

И разочарование было огромным.

Невеста оказалась раза в два больше, чем на портрете. Глаз было почти не видно за пухлыми щеками. Она постоянно что-то жевала, краснела, мямлила...

Он попытался заговорить с ней, но куда там. Сплошное опускание глаз и невнятное бурчание. Джесу как-то не пришло в голову, что он безумно понравился невесте... и та его просто стесняется.

Застенчивость он принял за глупость, робость — за жеманство, а усталость после путешествия и несоответствие Лилиан его идеалу довершило дело....

В брачную ночь он выпил вина для храбрости и приложил все усилия, чтобы сделать наследника. Но с первого раза ничего не получилось.

Жена ничем не напоминала Магдалену, да и его подруг тоже. Она не смеялась, не радовалась его ласкам.... Она просто плакала или лежала, как мертвая.

Да, благородная дама и не должна получать удовольствие в постели. Но Джес привык к другому.

Одним словом — не сложилось.

И трещина пошла шириться. Сначала узенькая, а потом все больше и больше... Супруга постоянно молилась, смотрела на него испуганными глазами... и Джес не понимал — почему?!

Он не бил ее, не оскорблял.... Но и выносить это не мог.

И отправил жену в Иртон. Куда бы подальше отправил, но ссориться с Августом не хотелось.

Джес чувствовал себя в ловушке.

Чем дальше, тем больше росли отвращение и брезгливость. А невозможность их выплеснуть заставляла чувствовать себя загнанным оленем.

Не обидеть жену, не разозлить тестя — дядя Эд подчеркивал, что верфи важны для страны... да и Джес это понимал, но мучительно, так мучительно чувствовать себя частью сделки.

О чувствах Лилиан он просто не думал. Какие чувства, вы о чем?

Жена ему не нравилась. Ему тошно было в ее присутствии.

Не то, что Адель. Милая, нежная, хрупкая... но что он может ей предложить?

Любовница... всего лишь любовница... Он в ловушке. Увы...

И развестись ему не удастся. И избавиться от дуры-жены тоже.... Чтоб ее Мальдоная прибрала!

* * *

Дура-жена в это время опять перечитывала письма Джайса к матери. Джессимин. Джерисона...

Что-то ее цепляло в порыжевших строчках — кстати, а что у нас там в приличные чернила входит? Не попробовать ли похимичить? Сажа, масло... не такая трагедия...

Но что-то было не так.

Почему бабка не любила ни одного из своих внуков? Почему она так негодовала?

Любовница? Ну и что, не так уж страшно. Все ж королевская фаворитка, а не в борделе работает?

И это... 'Альдонай дважды благословил нас...'

Джесси просила прощения, говорила о своем счастье... 'я снова буду счастлива...'

Наконец Лиля разложила все письма по датам — и принялась внимательно их перечитывать, подчеркивая наиболее подозрительные места.

А потом и выписывая для себя вопросы.

Почему Джайс ни разу не привозил детей в Иртон?

Почему мать, более-менее нормально относившаяся к сыну, не интересовалась внуками?

Почему ни разу не написал о беременности своей супруги? Почему он вообще о ней почти не писал? Алисия Уикская — и все. И кратко — Альдонай благословил меня сыном, дочерью... то есть сначала-то дочерью...

Не похоже это на счастливого отца. То есть... а что она знает о местных папашах?

Да ничего...

Лиля задумчиво кусала губы... что-то ей не нравилось. Терзало ощущение неправильности.

Черт!

Информации не хватает капитально! А информация о дорогом супруге ей нужна вся. Какую только собрать удастся.

Надо написать Хельке еще и об этом.

Пусть разузнает подробнее, что там случилось в благородном семействе Иртон. Ну, побыла Джесси любовницей принца. Что страшного? Даже если бы она от него родила, детей признали бы бастардами. И ничего страшного. Не он первый, не он... Твою мать!

Пришедшая в голову идея была невероятна. Настолько, что Лиля боялась в нее поверить.

А если....

Если ее супруг — и есть ребенок короля и Джесси? Может такое быть? Скажем, с женой детей Бог не дал, или чтобы избежать еще большего позора...

Лиля срочно вызвала Эмму. И после расспросов выяснила, что внебрачный ребенок, даже от короля — тут считается позором. Да, признать его — признают. Но даже королевский бастард будет считаться... в лучшем случае — каким-нибудь бароном. А его матери достанется. И сильно.

Все-таки тут не Версаль, где бабы еще и хвастались количеством королевского приплода.

Женщина, родившая вне брака, даже если она — вдова уже лет десять как, считалась отверженной. То бишь — блуди, но предохраняйся.

Мог ли брат выручить сестренку?

Могла ли мать на это сильно прогневаться?

Запросто.

Но слишком уж много допущений надо сделать в пользу этой версии. Жизнь — это не романтическое фентези, где такие рояли под каждым кустом стояли.

Лиля вздохнула. И в очередной раз принялась листать странички старых писем. Все равно больше пока делать было нечего.

Письма, бухгалтерские книги, данные для которых ей исправно поставляла Эмма, обучение той же Эммы основам нормального ведения приходно-расходных колонок, беседы с пастером и ежедневные молитвы... вот уж бесполезное занятие.

С другой стороны, пастер многое и рассказывал ей.

О местных законах, нравах, обычаях... он-то просто рассказывал истории из своей практики. Но каждый содержал крупицы бесценной информации.

Лиля узнала, что на своей земле — она суд и последнее слово, но только в отсутствие мужа. Узнала, что женщина, если она замужем, может распоряжаться так называемой 'девичьей долей' — иногда некоторые отцы вкладывали деньги в купеческие дома, чтобы их дочка получала прибыль на булавки — или дарили девушке кусок земли.... Но муж может обрубить эту халяву в любой момент, если все не оформлено должным образом...

Одним словом — для Лили все замыкалось на отца. Она должна была сделать его своим союзником.

Потому что рассказывая сказки Миранде...

Лиля понимала, что ее супруг — неизвестная величина. Договариваться с ним придется. Никуда не денешься. Но чтобы не попасть — надо хоть что-то о нем знать. А как?

Воспоминания были однобокими. Да и мало их было. Как обрывки памяти на старом завирусованном носителе. Если целая страничка и встречается, то судить о ней по всему документу не стоит.

А расспрашивать окружающих?

Как?

Ладно еще — она может поинтересоваться, как там дела у супруга. Кстати, это она из Ширви вытрясла. А именно всю информацию по делам супруга — и указания где конкретно воровал товарищ. Как?

С помощью вирман и раскаленного железа. Очень убедительно.

Но о супруге это не давало никакого представления. Да, занимается верфями. Вроде как у него есть свой полк. Король ему доверяет. Граф Иртон очень занят.

И вобщем-то все.

Что он любит, что ненавидит, чего хочет, о чем мечтает, на что у него аллергия...

Узнать не представлялось возможным. Не станешь же расспрашивать такое у слуг? Она, простите, не Штирлиц. А посему рассказывала сказки Миранде. С провокационными вопросами. А как бы сделал папа? А папа тебе сказку рассказывал? А что бы папа сказал или подумал?

Отца Мири любила. И говорила о нем много и охотно. Хотя и не слишком информативно. Папа сильный, папа умный, папа часто ездит по стране, папа любит короля...

А у кого бы еще скачать информацию — Лиля не представляла.

Подозрения — вещь страшная. А она их и так вызывает больше, чем надо. Наверняка. Чего уж там, графиня из нее... как из графина!

Эх, млин...

Тяжко жить на белом свете...

* * *

Хельке смотрел на градоправителя серьезно и внимательно. Говорить — или нет?

Сначала попробуем прощупать почву.

— Достопочтенный Торий, ваша доля прибыли за последние пять дней.

Барон улыбнулся. Погладил приятно звякнувший мешочек.

— Эх, маловато.

— пока то, что мы продаем неизвестно людям, — повторил Хельке за графиней. — Как только распробуют — будет лучше. Но сейчас мы работаем на перспективу.

— полагаю, когда эти вещи войдут в моду — мы получим в десять или двадцать раз больше.

Барон расплылся в нежной улыбке.

М-да. Прибыль свою он любил нежно, ласково и искренне. И Хельке решил рискнуть...

— Господин барон... до меня дошли страшные слухи.

— какие?

— что некто собирается поджечь мою мастерскую. А меня просто убить.

— и кто же? Можем арестовать и допросить.

На Хельке градоправителю было плевать три раза. Живой, сдохший... эввир и есть эввир. Но вот свои доходы от общего дела...

Хельке молчал.

— кто?

— Говорят, что однажды у господи графини был конфликт с некими молодыми людьми — робко намекнул ювелир.

Барон осознавал его слова несколько секунд. А потом покраснел и вскочил на ноги. Скажи Хельке хоть слово — Торий в порошок бы его стер. Но ювелир молчал. Просто молчал. И мужчина с ужасом понимал — не врет. Ни капельки не врет.

Торий Авермаль вгляделся в ювелира.

Пристально. Гневно.

Хельке не отвел взгляда.

— Кто сказал?

— Простите, достопочтенный Торий.

Поклон был низким и глубоким. Но Торий понял — источник ювелир не сдаст. И едва не взвыл от гнева. А потом — призадумался.

А ведь Хельке — умница.

Не был бы барон градоправителем, если бы давал себе гневаться по каждому поводу. Хельке мог уехать, мог еще что-то сделать, мог...

А вместо этого он предупреждает барона, с риском попасть под его гнев. А ведь если бы Дарий решил и правда поджечь мастерские... барону пришлось бы приговорить его к сожжению. Согласно указу Его Величества Гендриха Третьего — поджигатели должны испытать на себе свой огонь. А потому если человек поджег чужой дом — надо его взять и сжечь на пепелище.