Когда-то весь советский Атоммаш размещался на объекте, ради секретности носящий имя "2й минно-торпедный арсенал СФ". Сейчас это полновесное министерство — но прежнее название осталось в разговоре между "своими", теми кто начинал. А профессор Зенгенидзе там отвечал за Третью лабораторию, медико-биологическую (сейчас и тут, целый главк со своими НИИ, производствами и еще многим). И была там такая деликатная тема, как проверка на живых объектах. Лучевка поражает кровь, костный мозг, желудочно-кишечный тракт — и если отдельные опыты можно проводить на препаратах (пробирки с кровью облучать), то окончательная проверка — только на человеке, хотя бы на предмет того, как это в комплексе взаимодействует, нет ли побочных эффектов. Знаю, что в иной истории так удалось сделать "радиопротекторы" — таблетки в стандартной армейской аптечке, на какой-то срок резко повышающие устойчивость организма к радиации. Однако же, этот препарат имел и побочные действия, а главное, принимать его надо было заранее (перед атомным ударом врага!). Потому, у нас не удовлетворились копированием образцов с "Воронежа", поставлена задача сделать что-то лучшее, и научиться эффективно лечить лучевку. И тут встал вопрос об опытном материале!
Как сказал товарищ Сталин — чтоб даже мразь, заслуживающая смерти, сдохла с пользой для СССР. "Ужасов сталинского режима" не было — и мы не японцы, как генерал Исии, чтобы толпой гнать людей в подопытные "бревна". После Победы хватало и человеческой мрази — фашистские каратели, полицаи, бургомистры, бандеровцы, и прочие "лесные братья". Как некая Вера Пирожкова — которая при немцах работала переводчицей в псковской комендатуре, а еще подрабатывала приведением в исполнение приговоров гестапо, по десять марок за каждого расстрелянного подпольщика или партизана, сами немцы этой грязной работой брезговали, поскольку "деморализует". И Тонька-пулеметчица, кто палачествовала на Брянщине, кончила свою поганую жизнь там же — а вот уголовные до пятидесятого года туда не попадали, было негласное правило, только фашистов и их пособников, уж больно жестоким считался Второй Арсенал, страшнее расстрела или повешения. Затем фашистов стало не хватать и на конвейер пошли свои душегубы (не политические!). Причем согласно закону, дело было добровольным: смертнику (а после, и осужденному на "четвертной") предлагали подписать бумагу, о согласии заменить наказание на опасные медицинские эксперименты, пятнадцать лет в первом случае, и десять во втором. После чего, считалось теоретически, ты будешь свободен — вот только редко кто из подопытных оставался жив после всего одного года, в последнее время наметилась тенденция к увеличению, но все равно, до конца срока никто не доживал, и смерть была предельно мучительной и неэстетичной. Другие отрасли советской науки тоже требовали людей-испытателей (например, фармацевтика), но там обходились добровольцами, да и опасность была много ниже. Если в будущем и тут появятся всякие новодворские, то наверное, станут лгать, как на опыты тысячами вывозили зеков из лагерей. Могу заверить, что выбор кандидатам предлагался сразу после вынесения приговора. И исключительно тем, кто шел "по четвертой масти".
Тут немного скажу про иерархию в местах заключения. Если прежде было (а в иной истории так и осталось), на самом верху главари, "паханы", под ними "блатные" (тоже профессиональные преступники, но пока еще не главари), дальше "мужики", и в самом низу "опущенные" — то здесь тюремному "университету", когда на свободу выходили еще более озлобившиеся и закоренелые, объявлена решительная война. "Кто не работает, тот не ест" — и если ты, "авторитет", не желаешь трудиться, поскольку твой воровской закон запрещает, значит сдохнешь и тебя закопают. "Сучьи войны", в той истории завершившиеся победой "правильных воров", здесь имели совсем иной результат. В итоге, среди осужденных высшей ("красной") мастью считаются бывшие фронтовики (или хотя бы, в армии отслужившие, или просто согласившиеся активно сотрудничать). Второй категорией — "мужики" (те, кто оступился случайно). Третьей — "воры" (и бывшие "авторитеты", и их шестерки, все в одном котле). И самой низшей, четвертой мастью — "фашисты", это бывшие бандеровцы, "лесные", полицаи, предатели (к ним же примыкают и "опущенные" — кто осужден за что-то гнусное и подлое). Так вот, "на опыты" предлагают как правило, "фашистам", но бывает, что и ворам. Ну а к кому Анохтина-сынка с компанией причислить, лично мне без разницы — что заслужили, то и получите!
Валя после рассказывал, что все трое подписали — радостно суча ножками и едва не блея от восторга, что им, как казалось, сохраняют их никчемные жизни. Живы ли они сейчас, год спустя — мне абсолютно неинтересно. У меня нет жалости к ним — потому что мне жаль Софью Эдуардовну, ее последние слова были — Алешенька, за что?
После того дела у меня ощущение было, что вывалялась в грязи. Хотя обычно наша Служба не подменяет собой угрозыск и МГБ. Более характерные сегодня наши дела (если говорить о рутине) — как например еще в пятидесятом было решено выпустить в театральный репертуар "Собачье сердце" Булгакова. По поводу которого сам товарищ Сталин вынес вердикт:
-Социализм, это диктатура пролетариата, а вовсе не люмпен-пролетариата! Шариков вовсе не пролетарий, а люмпен, не на фабрике трудился а по трактирам на гармошке играл. Швондер — типичный троцкист, мечтающий о всеобщей казарме. Идея, что разруха, это исключительно от лени и нежелания работать — тоже, абсолютно правильная. Не вижу никакого вреда для коммунизма — а расстрелянный враг народа Каменев, назвавший это злопыхательским памфлетом, нам тем более не указ. Можно эту пьесу играть — а с фильмом, подумаем и решим.
Текст немного поправили, из лучших побуждений — так, Преображенский говорит про Сталина, "единственный вменяемый там наверху — может, и наведет порядок, лет через десять". Ну и еще немного по мелочи. Вышла пьеса на сцену, имея громкий успех — и вдруг в прошлом году по рукам стали распространяться машинописные копии исходной версии, какая стерлядь утечку допустила? Разобрались, нашли виновных, наказали — в большинстве гуманно, исправительными работами. А широкой публике пришлось объяснять, что авторская рукопись сохранилась лишь в трех экземплярах, изъятых при обыске и по счастью, найденных в архиве и к постановке был принят самый последний вариант, в который сам автор внес правки, осознав и углубив. Тем дело и кончилось. Люся, ты запомни, мы вовсе не абстрактной "истине и справедливости" служим. А поинтересуйся у Вали Кунцевича, что в древнем Риме понималось под словом "провинция" — в смысле, не территория, а поручение — был у нас с ним разговор, я сейчас повторяться не хочу.
И спасибо за самый хранимый женский секрет — что будет в моде через полгода. Тонкая талия, пышная юбка — это все же исходно западный стиль, так сейчас в Нью-Йорке и Париже одеваются. А вот "космическая трапеция", это будет уже исключительно советская мода (пока ее здесь Диор или Сен-Лоран, уж не помню кто в иной истории, не открыл). И если вслед за нами это в Париже носить начнут — вот это будет триумф!
Хотя мне кажется — это тоже не на любую фигуру. Например, к высокому росту не слишком пойдет, тут акцент на талии важен. Так что наш прежний стиль не отменит — который больше нравится лично мне. И моему Адмиралу, когда я так одета — впрочем, посмотрим, что он скажет, когда меня в новом платье увидит.
И с точки зрения экономики удобно — клеш ведь здесь может быть и клинка, и полусолнце. Хотя для экстрима — вполне вижу и солнцеклеш от плеча или прямо от горла. Особенно если не платье, а пальто или накидка, из более тяжелой ткани — Люся, у тебя же было такое еще в Италии, помнишь?
Эх, Люся, а ведь это хорошо, что мы, государственные персоны — и модные вещи обсуждаем. А не уголь, сталь, машины и турбины. Значит, у нас сильная и богатая страна — раз можем позволить и этому ресурс выделить. Ой, что же здесь будет, году в 2017 например?
Если только с курса не свернем.
Из кн. История войн и конфликтов ХХ века. Изд. Ленинград, 1997 (альт-ист).
Был ли авеколистский мятеж — борьбой угнетенных африканцев за свою свободу?
Как ни покажется странным, ответ утвердительный. Если вспомнить, с какой звериной жестокостью европейские колонизаторы насаждали в Африке "цивилизацию и культуру". Положение рабочих на плантациях и рудниках было исключительно тяжелым, а иногда фактически не отличалось от узников гитлеровских концлагерей. Колонизаторы вполне искренне считали местное чернокожее население "расово неполноценным" — а долг белого человека, вести этих "наполовину бесов, наполовину людей" (слова из известного стихотворения Киплинга) к цивилизации, под которой понимали, самую жестокую эксплуатацию африканских колоний на благо метрополии.
(фотография. Чернокожий работник смотрит на отрезанные руки своего сына — наказание за свою недостаточно усердную работу на плантации. Рубить руки самому виновному невыгодно — кто тогда будет трудиться?).
(фотография. Офицеры позируют на фоне груды отрубленных черных голов "мятежников").
(фотография. Белый чиновник в инспекционной поездке. Едет в гамаке, который несут шестеро босоногих африканцев).
(прим.авт. — фотографии подлинные, относятся к первой половине ХХ века. Их можно найти в инете).
И достаточно было ослабления гнета, что случилось во время войны, итальянского наступления на юг — чтобы вся ненависть вырвалась наружу, тлеющие искры вспыхнули жарким пламенем. Помимо того, решающими факторами выступило, что во-первых, чернокожие (вербуемые во "вспомогательные подразделения") получили в руки оружие (и какой-то опыт обращения с ним), а во-вторых, увидели, как падают белые, убитые в бою. "Если тех можно, почему этих нельзя" — для местного населения не было разницы между англичанами и итальянцами — напротив, к своим хозяевам англичанам было гораздо больше счетов. Вождь Авеколо был капралом британской колониальной армии — и именно с его подразделения, отбившегося от главных сил англичан в битве у деревни Кокамунга и начался мятеж. Причем первое время английское командование оказывало ему поддержку, считая его отряд "партизанами" в итальянском тылу!
"Бог пришел к белым людям, они убили его — так убьем же всех белых". Этими словами вождь Авеколо вошел в историю. Вопреки ошибочному мнению, он вовсе не был "главнокомандующим" мятежа, и очень мало успел совершить лично, погибнув в самом начале в бою с британскими колонистами. Но его слова были услышаны. В другое время восстание было бы подавлено в зародыше, у Англии громадный опыт таких дел — но надо вспомнить ее положение на осень 1943 года. Испания открыто выступила на стороне Еврорейха, пал Гибралтар, с гибелью находящейся там британской эскадры. Третье наступление Роммеля — когда немецкие танки вошли в Каир, в Багдад — одновременно с активизацией японцев на бирманском фронте; абсолютно реальной была угроза, что Индия падет, атакованная сразу с двух сторон. В то же время, по договоренности в Берлине, итальянцы (союзник Еврорейха) взяли на себя южное направление и дошли почти до Момбасы. Британский флот потерпел жестокое поражение в битве у острова Сокотра. Через Суэцкий канал, оказавшийся под контролем Еврорейха, прошли японские конвои — впервые с начала войны установив регулярную связь Германии и Японии. В Атлантике "берсерк" Тиле устроил резню на английских коммуникациях. Все Средиземное море вдруг оказалось "внутренним озером" Еврорейха, немцы взяли Лиссабон, оккупировав почти всю Португалию. Англичане понесли большие потери в морских сражениях у Бреста, у Лиссабона. В этих условиях для Лондона события в Африке имели третьестепенное значение — "разберемся с ними после". И первые полгода мятеж развивался в тепличных условиях, не встречая серьезного противодействия.
Следует учесть еще один важнейший фактор. Африканские племена, в отличие например от народов Азии, в подавляющем большинстве не имели традиций государственности. Население в единую нацию скрепляет наличие общего хозяйства, единого рынка, разделения труда — и материальной основой этого служат заводы, рудники, железные дороги, телеграф — это отлично понимали в Азии, где низший персонал для обслуживания всего перечисленного был из местного населения, и это были люди, по уровню знаний и жизненной энергии "выше среднего" по своей стране. В Африке же колонизаторы предпочитали набирать технический персонал из индусов, арабов, малайцев, китайцев — которые были для местного населения такими же чужаками, как белые хозяева. В итоге все проявления европейской цивилизации воспринимались чернокожими как что-то безусловно враждебное и подлежащее разрушению. Что исключало централизацию и объединение повстанцев — если у кого-то из вожаков и появлялись мечты стать "новым Чакой", реально контролировать он мог лишь территорию в пределах непосредственной досягаемости своего отряда. В первые годы мятежа многочисленные вожди как правило, даже не пытались что-то организовать, лишь отбирали требуемое. Затем, когда наконец осознали, что нужны фермы чтобы кормить своих людей, мастерские для ремонта и производства хотя бы самого необходимого, и какой-то товар для пополнения запасов оружия и патронов — то не придумали ничего, кроме рабовладения и работорговли: заставляли трудиться пленников, ради захвата которых вели бесконечные войнушки между собой!
За всю десятилетнюю историю мятежа буквально по пальцам одной руки можно сосчитать попытки реально заняться экономикой на подконтрольной территории, организовать какое-то подобие порядка и гражданской власти. Как правило, неудачные — даже там, где во главе стояли казалось бы, политически сознательные люди, как например вождь Кимати из племени Кикуйо. Это африканское племя имело свою политическую организацию ЦАК (Центральная Ассоциация Кикуйо), основанную в 1924 году, которая с 1928 года издавало журнал "Муиг-витания" на языке кикуйо, а возглавлял ЦАК товарищ Джонстон Камау, который в тридцатые годы учился в Москве, в Коммунистическом университете трудящихся Востока имени И. В. Сталина. Упомянутый выше вождь Кимати также не был необразованным деревенским старостой, а окончил миссионерскую школу шотландской церкви в Туму-Туму (округ Ньери), работал учителем в начальной школе, сельскохозяйственным рабочим, мелким служащим в колониальной администрации, был связан с ЦАК (то есть был знаком с основами коммунизма), во время войны служил в британских колониальных войсках. Однако даже Кимати и Кикуйо воевали исключительно за интересы своего племени, не пойдя дальше слов там, где дело касалось всего кенийского народа (не говоря уже об общеафриканском единстве). Возможно, они понимали ограниченность своей политики — но не могли преодолеть убеждение своих же соратников, что труд бывает лишь рабским, подневольным (угнетенные черные массы другого просто не видели). В итоге, лозунг ЦАК "самим работать на своей земле" на практике понимался как "будем хозяевами своей земли, на которой работают пленники из чужих племен" — что не только исключало объединение повстанцев против колонизаторов, но и подрывало экономическую основу восстания. При том, что например, Вьетконг в освобожденных районах с самого начала брал на себя заботу об обеспечении хозяйственной деятельности населения, функции здравоохранения, образования, поддержания законности. Африканские же мятежники были разрушителями в чистом виде — убьем всех белых, а что дальше, не хотим и знать!
