Алый линкор

Девушка положила трубку и кивнула на дверь слева, ореховую, безо всякой таблички. Сэм вздохнул, вознес краткую вступительную молитву и решительно нажал ручку.

— Входите, юноша, не стесняйтесь. Анна сказала, вы ищете работу?

— Сэм Хопкинс, Юта. С кем имею честь?

— Харди Орейра, Техас. Располагайтесь, придвигайте стул поближе. Вы ученый, к тому же физик. Наверное, вы хотели бы получить место в нашем исследовательском департаменте?

— Да, сэр. Более того, я входил в группу оценки результатов бомбардировки.

— Даже так... Анна, сделай-ка нам по чашке, с хорошей каплей бренди. Выводы засекречены?

— Выводы засекречены, но мое особое мнение — нет. Над ним просто посмеялись, даже не включили в протокол.

— И?

Девушка принесла пару невесомых чашечек, окутанных дивным ароматом настоящего ямайского “Блю Маунтин”. Орейра хлопнул свою не глядя. Хопкинс пил несколькими длинными глотками — хотя, казалось бы, что в той чашечке глотать?

Орейра не торопил, понимая, что собеседник набивает себе цену. Но куда мальчику перемолчать мужчину, закаленного женой и пятью дочками — физик не выдержал тишины первым. Отодвинул опустевшую чашечку:

— Он остался цел и ушел. Как вы понимаете, сэр, подробности лучше обсуждать в другой обстановке.

Харди поднялся и поглядел на тощего физика сверху вниз. Огромный, круглый, с пятнами пота на рубашке, с замятым фирменным галстуком, с намертво промасленными черными руками механика, с мексиканскими усами-щеткой; усы Орейра потеребил всей клешней, прогудел:

— Это меняет все дело. Жди здесь, я немедленно позвоню... К черту этих болванов, нужно звонить сразу на самый верх... Подожди.

Сэм подождал с четверть часа, выпив еще несколько чашечек превосходного кофе, только попросил, чтобы бренди столько уже не лили.

Вернулся Орейра:

— Парень, я добрался до самого вице-президента. Твой случай завтра обсудят на правлении, а послезавтра, самое позднее, получишь ответ. Есть где заночевать?

— Не искал, я только сегодня из Чили через Гондурас.

— А, я видел, как твой борт садился. Чертов Угги, так и не научился выравнивать, щенок... Но куда тебе можно позвонить?

Сэм поскреб свежую щетину:

— Наверное, в забегаловку перед воротами авиабазы. Не может быть, чтобы у того пройдохи-бармена не оказалось комнаты.

Харди развел руки — даже кисти оказались волосатые:

— Ты, конечно, можешь навестить еще “Нортроп”, но я бы попросил тебя все же подождать пару дней. Если нужны деньги, только свистни.

— Есть пока, с нами хорошо рассчитались. Окей, мистер Харди. Анна, ваш кофе превосходен... Как и все остальное.

— Нахал! — Анна поправила и без того гладко лежащие черные короткие волосы.

— На том стоим... До встречи.

Сэм поднялся и вышел на жаркое солнце. Снова вздохнул: белого пикапа в пределах видимости не оказалось. Ну и ладно, не только же старая ведьма возит на базу сигареты и картонки с пивными банками... Буквально через пять минут остановился грузовичок:

— Хей, бро, до главного курятника?

— К бару “Соленые слезы”.

— А, Мартин-романтик, знаю.

Сэм влез в нагретую кабину, поежившись от предощущения пота, опустился на раскаленное сиденье:

— Зачем тебе кожаный салон, это же не кабриолет? Матерчатый хотя бы не греется так.

Водитель подмигнул:

— Зато можно честно говорить любой девчонке, что у меня вся машина в коже.

Сэм хлопнул дверцей. Грузовичок резво взял с места и уже через десять минут высадил Хопкинса перед знакомым навесом. Полированное дерево, холодильники с “колой”, нарочито-грубое ограждение веранды, выгоревшее добела покрытие, на котором уже не различались полосы. Дощатый прямоугольный домик самого бара, вывеска черным по ржавому, резкие тени — аризонский полдень во всей красе.

Больше половины столиков занимали пилоты в форме, их девушки в платьях. По углам теснились группки угрюмых механиков, расходующих драгоценные секунды перерыва в медитации на высокие стаканы холодного пива. У стойки лениво тянул коктейль джентльмен в штатском, с неистребимо военной прямотой спины, свободной рукой перебирая бумаги в раскрытом дипломате. Бармен протирал стаканы и махнул Сэму белым полотенцем:

— Ну чево-куда, получил оффер?

Сэм припечатал к стойке никель-пятнадцатицентовик:

— Оранж, холодный. Я говорил с Орейрой, он звонил кому-то наверх, обещал ответ послезавтра.

— Они вам откажут, — не поворачивая головы, уронил джентльмен в штатском.

— Откуда вы знаете?

— Присядем за столик, — захлопнув дипломат, мужчина указал на дальний угол, — и я расскажу подробно.

— Сэм, потом подойди ко мне. Надо поговорить, — бармен подал обоим по высокому бокалу “мохито”.

Заинтригованный Сэм отошел и сел напротив джентльмена. Тот извлек из кармана щегольского пиджака пластмассовую коробку с кнопками.

— Walkman! — Хопкинс узнал новинку с выставки. — Японский мини-магнитофон, player, да?

Джентльмен протянул Сэму пластиковые капельки, помог вставить в ухо.

— Держится хорошо, не выпадет? Окей, вот колесико регулятора громкости, внимание, слушайте.

Джентльмен щелкнул клавишей “пуск”, и Сэм услышал вполне различимый голос Харди Орейра:

— ... Но этот парень уверен.

— Он молод и мог ошибаться.

— Я проверил его. Дурака не взяли бы в комиссию по оценке результатов удара.

— Окей. Окей. Харди, сегодня офису не интересны проекты, отдача от которых или будет, или нет. Мы должны вырвать у “Боинга” тендер на воздушный старт. Это реальные деньги, надо просто нагнуться и подобрать их, понимаешь? Через полгода мы уже получим прибыль. Акционеры в оргазме, тебе и мне премии. А твой визитер предлагает нам ввязаться в гонку со сроком окупаемости более двадцати лет. Или пятидесяти. Или пятисот, черт побери!

В наушниках отдалось возмущенное сопение Харди. Потом его неизвестный собеседник заговорил уже тише и спокойнее:

— Ставлю ферму против цента, он же захочет работать над установкой переноса, прокола или телепортации, или как там ее назовут. Если уж он первым делом сказал тебе это свое особое мнение... Харди, скажи мне, почему комиссия даже не включила это “особое мнение” в протокол?

Орейра не ответил, и неизвестный продолжил:

— Потому, что это мнение никому не выгодно и не нужно. Флот и ВВС победили. Пришелец уничтожен. Аминь. Да здравствуют новые военные заказы. У нас все-таки свободная страна. Если хочет, пусть копает эту золотую жилу сам. Сам же и получит выигрыш. Все честно!

— А если он пойдет в “Боинг”? Да хоть в департамент вооружений?

— Там поднимут его досье и увидят, кроме прочего, что Сэм Хопкинс якшался с чилийскими левыми, водит знакомства с хиппи.

— Да какие там знакомства, подумаешь, девочки! Парню едва четвертак, и он же мормон, а тут свободная любовь... Ты бы устоял?

— Нет, разумеется, — неприятно-сально хохотнул неизвестный. — Но я-то не нанимаюсь на работу, а нанимаю, так что мне можно. Мистер Хопкинс же темная лошадка. Левак, умник, ненадежен. Опять же, мормон. Вот потому-то армия и не гоняется за ним с распростертыми объятиями.

— Да черт с ней, с армией. Вилли, а если завтра этот проклятый корабль вернется? И не один?

— Тогда тем более нет смысла завязываться с долгосрочными проектами. Харди, ты же не идиот, подумай сам. Какой смысл закладывать сад перед ураганом? Нужно оружие. Вот если этот парень согласится делать нам оружие, шеф возьмет его с радостью.

— Вилли, черт побери, я настаиваю.

— Окей, ты мой друг, и я сделаю, что ты просишь. Я лично доложу Старику все. И клянусь именем нашей с тобой матери-церкви, я доложу в наиболее выгодном свете. Но я спорю на свой последний зуб, что и он откажет.

Щелчок, шипение. Запись окончилась. Физик вытащил капельки-наушники и положил их на винипластовый стол негнущимися пальцами.

— У них есть мое досье?

Джентльмен кивнул:

— И мое. И вон его, Мартина Сью. Просто потому, что boys держит бар у ворот авиабазы.

— А вы... Кто?

Джентльмен приподнял уголки губ в пародии на улыбку — вышло, впрочем, неожиданно смешно, живо напомнив Сэму старого соседского бульдога.

— Я тот парень, который тебе поверил. Этого хватит?

— Нет. Я не стану работать на картель.

Джентльмен улыбнулся снова, теперь уже сделавшись похожим на волка в телеканале “Discovery”, и проскрипел нарочито-страшным голосом:

— In America you worked for mafia. In Soviet Russia mafia worked for you.

Сэм огляделся в полном изумлении:

— Вы... Вы русский шпион?

Джентльмен кивнул, уже не улыбаясь никак и ничем.

— Но мне же достаточно закричать, чтобы вас арестовали.

— Вы лишитесь надежды for realised you’re dream, — все тем же нарочито ломаным языком ответил собеседник. — А для меня арест всего лишь часть работы. Не самая приятная, но мои проблемы не идут ни в какое сравнение с вашими. Подойдите к бармену, он совсем не зря так поглядывает на вас и на часы.

Сэм заерзал. Шпион совершенно спокойно допил коктейль из своего стакана, махнул рукой бармену:

— Еще два мохито, Мартин, запишите на меня... Сэм, вы патриот вашей страны?

— Э-э... Наверное, да.

— Так почему бы и мне не быть патриотом своей? Или патриотизм привилегия одних американцев?

Сэм замялся. Отодвинул японский player. Поднялся:

— Простите, сэр.

Подошел к стойке:

— Мартин?

— Да, парень?

— Вы в курсе, что этот мужик — русский шпион?

По расширившимся глазам бармена Сэм понял, что мистер Сью ни о чем подобном не подозревал. И уж, тем более, не в сговоре с русским. Но тут бармен выдал такое, что Сэм чуть не упал прямо перед стойкой:

— Так тебе повезло, парень. Хватай в охапку своего русского и пусть он тебя срочно увозит отсюда. Усы приклеит, засунет в багажник, переоденет бабой или там посадит в подводную лодку. Если он правда шпион, так он разбирается во всяких подобных штуках.

— Какая подводная лодка в середине Аризоны!

— Тогда в подземную! Ты в курсе, что Джимми час назад арестован за антиамериканскую агитацию?

Сэм захлопнул рот. Сэм открыл рот. Проблеял:

— Джимми? Но его-то за что?

— Твой кореш ворвался прямо к полковнику, наговорил ему много нехороших слов, главным образом, за брата. И в конце добавил, что минуту назад общался с человеком из Аргентины, что там нет никакой эпидемии. Значит, им все наврали, а Брайан, следовательно, погиб совершенно зря. Придурки из комиссии подорвали задницы и кинулись тебя ловить, но им не хватило ума. Искали борт из Аргентины, а таковых не оказалось, ты-то летел, слава всемогущему господу, из Чили. В конце концов, ко мне все же пришли. Но я сказал, что ты в соплях и слезах выжрал галлон виски...

— Четыре с половиной литра? Один?

— Ну ладно, что уже, ирландцу и не приврать? Короче, ты пошел к девкам, но наверняка не дошел, уперся в колючку. И теперь храпишь где-то под забором, незаметный издалека. Придурки попрыгали в джипы и убрались на ту сторону колючки, а периметр у базы сам знаешь, огромный. Искать им не переискать. Минимум пара часов у тебя есть.

— А Джимми?

— Джимми под погонами, полковник не отдаст его штатским пидорасам. Сам расстреляет, но не отдаст никому. А если чечако схватят, например, тебя — лечить сломаные ребра будешь полгода, не меньше. И то, если пару раз допросят и выпустят, а то ведь и в трудовой лагерь попасть можно года на четыре. Тебе решать, но русского сам бог послал. В “антикоммиполицай” набрали мексов-иммигрантов, и теперь они отыгрываются, как могут, за все хорошее обращение с ними.

— А если мне тоже завербоваться? Вы же говорили, армейцам нужны физики.

Мартин хмыкнул:

— Во-первых, у входа наверняка уже кто-то ждет с твоим фото. Во-вторых, ты как это себе представляешь? Как в кино, сегодня утром пришел, а вечером уже в казарме? Два раза нет. Сначала интервью, потом тест Купера, потом доктор, прививки, документы... Неделя, не меньше. И то — получишь предписание и поедешь самоходом, а на вокзале тоже наверняка ждут. Предположим, до послезавтра ты отлежишься у меня на чердаке или там еще где. Но потом же “Макдоннел” все равно подаст копию твоих бумаг в местное отделение “Комиссии по антиамериканской деятельности”, ты и всплывешь, как мусор при промывке ячменя.

— Мартин... Вы меня точно не разыгрываете? Это же как у Бредбери в рассказе про раздавленную бабочку. Я вернулся в какую-то другую Америку, в параллельный мир. Что, больше нет никаких прав? Один gulag, как у большевиков?

Бармен отвернулся к посетителю, налив тому пива и отсыпав сухариков. Принял деньги, погремел кассой. Сэм, удивляясь собственному спокойствию, вернулся за столик, допил свой “мохито”. Русский шпион с непроницаемым лицом переворачивал газетные страницы биржевых котировок. Неужели он в самом деле не боится?

Сэм понял: не боится, потому что не один. Кто-то же прослушивал телефон. Кто-то сделал запись, кто-то сопоставил голоса в трубке и его визит. Кто-то подвез в бар этого джентльмена, опередив самого Сэма. Может, и водитель на обратной дороге подставной?

Утром весь мир казался простым и ясным. Работа кончилась — найду другую. Вот моя страна, вот мой друг, военный пилот, он защищает страну.

А теперь оказывается, что друг под следствием, что страна чья угодно, но не моя: моя бы не спустила в унитаз эпохальное научное открытие ради сиюминутной прибыли. Что на вокзалах ловят инакомыслящих, что за слова можно сесть в gulag на четыре года. Что все вокруг в масках, все не то и не такое, чем выглядит... Одно то, что в Америке, в земле свободы, свободы во всех ее смыслах, появился gulag!

Сэм поежился, но к бармену все же приступил с последним вопросом:

— Мартин, сэр.

— Да говори уж просто: Мартин. Сам видишь, какие дела.

— Вы служили в морской пехоте? На самом деле?

— Именно. Служил. Воевал во Вьетнаме. И да, парень, мы делали там все то, что показывал в кино Коппола. И еще очень много такого, чего даже он так и не осмелился показать — все равно никто не поверит. И там-то я начал задумываться над некоторыми вещами. Например, почему мы это делаем. На кой черт мы туда вообще влезли? Что мы этим выиграли? Но сейчас не время и не место вдаваться в подробности.

— И вы помогаете мне... Бежать?

— У коммунистов твои шансы больше половины, ведь зачем-то ты им нужен. Хотя, говорил же я, физики сегодня ходовой товар. А здесь твои шансы ноль!

Бармен сложил кольцо из пальцев.

Сэм еще раз обернулся: русский все так же безмятежно листал газету. Или прикидывался? Обеденный перерыв закончился, люди расходились. Пилоты шли к воротам части, их девушки к остановке служебного автобуса или на стоянку. Механики, закончив ритуал предвкушения, решительно втягивали в себя золотистое пиво, стремясь прочувствовать и запомнить каждую секунду перед возвращением в пыльные жаркие металлические потроха самолетов.