Он вообще ничего не мог понять. Нет — просто не мог. Он тупо смотрел на дрожащую спину девушки. В голове было пусто. Ред словно вернулся на два года назад, когда Андерс изливал ему свою душу, а он не знал, как поступить. Редрик понял, что с тех пор ничего не изменилось. Он — все тот же ребенок, который даже не может разобраться, не то что в чужой проблеме, но даже в своей собственной.
Грудь обожгло. Смоки старательно зализывал рану парня. Было больно, но отрезвляюще. Кровь перестала идти. Редрик, в благодарность, погладил коня по носу и понял, что снова может двигаться. Он промотал в голове сказанное Далилой.
- Почему ты это сделала?
- Я... мне нужно было, что-то... Сведения. Что скрыты под этим проклятым спрутом. Чтобы он был в безопасности, чтобы обменять... Они забирают детей, — она снова заплакала.
- На что ты хотела обменять эти сведения, на Билли и Элли?
- Нет.
- Тогда...
- Я беременна, Редрик.
К предыдущему состоянию добавилось оглушение с характерным звоном. Подступила тошнота. Его чуть не вырвало остатками груш и персиков и половиной бутылки гномьего пойла. Он боролся с этим.
Зрение сузилось до точки. Посыпались искры. Но шло время, и мир стал расти, а тошнота отступать. Он обнаружил себя — гладяшим волосы девушки, что плакала у него на коленях. А его сердце билось так часто, что казалось, будто не бьется вовсе. Он понял, что не дышит. Редрик глубоко вдохнул.
- Поехали домой, — фраза сама вылетела, с выдохом.
* * *
5
* * *
Всю дорогу до кампуса девушка продолжала хныкать. Было уже поздно, но в окнах горел свет. На крыльце сидели и курили Гизмо с Лоуренсом. В дверях стояла Валенсия. Увидев состояние приехавших ребят, лавочник передал гремлину что-то блестящее. Тот незамедлительно это проглотил.
Редрик спустил Далилу с седла. Она смотрела вниз. Подошла гномиха. Ее лицо ничего не выражало, она просто взяла девушку под руку и завела внутрь. Та не сопротивлялась. Гизмо пошел следом. В свете мшистого фонаря Ред не видел глаз отца, но его лицо было спокойным. Он продолжал курить трубку.
- Подойди.
Сын подошел. Лоуренс отвернул край окровавленной рубахи.
- Больше не бери мои рубашки, ты их постоянно портишь.
- Это все, что ты можешь сказать?
- Нет. Ты выглядишь так, будто твой конь принял тебя за свою мамку, а ты и рад. Вон — титьку ему дал пососать.
- Не знаю, как выглядят матери. У меня ее не было.
- Вот значит, как... — отец поднялся и выбил трубку. — Ну пойдем — поговорим об этом.
Лавочник зашел в конюшню, за ним вошли Редрик и его конь. Последний спокойно занял свое место и неуверенно водил взглядом между людьми. Лоуренс встал, уперев руки в бока.
- Я хотел начать сам, но ладно — дорогу молодым. Пока — твоя очередь.
Редрик не совсем понял, что имел в виду его отец. Но начал рассказывать. Он рассказал о произошедшем на пляже и о своих мыслях по этому поводу.
- ...и еще одно. Скоро ты станешь дедушкой, — закончил Редрик свой рассказ.
На лице лавочника играли тени от масляных светильников. Казалось, что его лицо каждый миг меняет выражение. Но в глазах отца читалось снисхождение, а черты представляли застывшую гримасу иронии.
- Насчет обнесенной хаты полковника я слышал. А вот остальное — это вряд ли.
- Ты о чем? — Ред растерялся. Его одновременно сбили с толку и ответ и полное безразличие на лице отца.
- Просто Валенсия с первого дня поит девчулю хитрым травяным сбором. Таким балуются шлюхи и прочие ветреные личности. Ну и женщины в возрасте, что следят за здоровьем. Она, кстати, нашла его рецепт в одной из книг Симона.
- Зачем они его пьют?
- Чтоб пузо не росло. Без этого она бы еще легче водила тебя за нос.
Редрик сорвался. Он сам не понял, как это произошло. Парень осыпал отца ударами и проклятиями. Он обвинял его во всех бедах мира. Обвинял в том, что тот лишил его и девушку, которую он любит... а, впрочем, чего лишил-то? Чего у них никогда не было и к чему они не были готовы?
Взгляд Редрика поплыл. Лоуренс все это время стоял неподвижно, будто весь напор парня — лишь слабый ветерок. Но увидев изменение в глазах сына, он поймал его кулак лбом. Руку парня пронзила боль, он прижал ее к груди.
- Теперь — моя очередь.
Сначала правый кулак лавочника въехал в скулу Редрика. Его голова откинулась, он невольно выпрямился. Затем левый кулак врезался парню в область желудка, Реда согнуло. Напоследок отец схватил сына за волосы и впечатал его голову в вертикальную балку. Что-то треснуло. Парень упал на колени, и его вырвало в поилку для лошадей, затем он завалился навзничь и отключился.
Открыв глаза, он увидел голые деревянные перекрытия потолка. Голова болела. Эмоции будто отрезало. Удивленный своим спокойствием, парень приподнялся. Но головокружение опять уронило его. На сына все в той же позе смотрел отец.
- Полегчало?
- Легко — словно твои тумаки. Затрещины мне больше нравились.
- Что поделать — детство кончилось.
Отец наклонился к сыну и достал из его кармана портсигар. Вынул оттуда две, затем посмотрев на Смоки, три папиросы. Конь без обиняков поработал огнивом и принял за это привычную награду. Другую Лоуренс закурил сам.
- Что ты сказал о своей матери?
- Что, если бы она была с нами, многое бы изменилось — было бы легче. И вряд ли мы бы оказались там, где оказались. Тебе было сложно без нее, и ты вырастил из меня дурака.
- Почти верно, но дурак не учится на ошибках, — он передал самокрутку сыну, тот курил лежа.
- Почему ты сказал, что Далила водит меня за нос?
- Ну, лично я просто доверился Валенсии. А потом своими методами пришел к тому, что она действительно права.
- Почему?
- Сколько лет твоей пигалице?
- Шестнадцать.
- Вот. И женщиной она стала, наверно пару-тройку лет назад, когда на нее положил глаз какой-нибудь голодный до маленьких девочек культист.
- Что ж так жестко-то?
- А по-другому не бывает. Не перебивай отца.
- Ладно, — Редрик затянулся. Головокружение отступило.
- А сколько лет госпоже Валенсии?
- Я не спрашивал?
- Правильно, ведь это — невежливо. Так вот, ей двести двадцать четыре года, а замуж она вышла в двенадцать. Я тебе арифметику не отбил?
- Нет, но балку сам починишь.
- Да пожалуйста. Госпожа Валенсия это девочку читает, как ты — свой любимый атлас. Она знает, что та сделает, куда пойдет и что ей нужно.
- Я понял. А ты?
- А я — старый лавочник. Уж что-что, а пропажу рулона абразивного полотна, пяти напильников, двух рубанков и банки растворителя — замечу.
- Ого, я догадался о растворителе и напильнике... но пять. И рубанки. Блин, да моя шея повидала больше, чем столярный верстак.
- И бухаешь ты — сильно, даже опуская возраст.
- Принято к сведению.
- И дури в тебе, хоть и много, но бить ты не умеешь.
- Да я и не дрался никогда. Я даже не знаю ни одного своего ровесника. Разве-что — Седрика Першера, вот ему бы я морду начистил. Почему ты не отдал меня в школу в Южном? Я бы ходил — мне не сложно. Может, пообщавшись с девчонками, узнал бы что-то полезное.
- Ну, местная 'учителька народна', тебя бы такому научила, что пришлось бы потом самому звать прованта. А в остальном, да — прокол.
- А пальцы?
- Она ходит в тех же туфлях, что я ей выделил в день вашего знакомства.
- Но что могло произойти?
- Отморозила, притом давно. Валенсия видела ее ступни.
- В пустыне?
- Да хоть и в пустыне. Вон, во время Антрацитового путча — тринадцать лет назад, маги утихомирили Пейсалим снежной бурей. Тогда многие получили обморожения.
- Ладно. Но почему она сказала, что беременна?
Лоуренс помедлил с ответом:
- Не знаю... Может думает, что беременна, вы же все-таки кувыркаетесь, так, что у меня кровать ездит. Может, что-то почувствовала? Может, лжет?
- И что же делать?
- Когда баба залетает, у нее перестает идти кровь.
- Кровь? А, ну да. Но у нее это гуляющая вещь.
- Пусть так. И?
- Если продолжит кровить, то Валенсия тебе скажет.
- Ровно через месяц.
- Почему.
- Пожалуйста, дайте ей месяц, может, Далила что-то переосмыслит. Если нет, мне хватит месяца, чтобы привести мысли в порядок и поговорить с ней.
- Вот же тугодума вырастил. Пошли в баньку и на боковую. Завтра полно работы, — тихо ворчал лавочник, помогая сыну встать.
Помытый и перевязанный, Редрик вошел в свою комнату. Девушка лежала с открытыми глазами и сразу села, как он вошел. Ее привела в порядока Валенсия, пока Ред общался с отцом. Она молчала, просто смотрела на него. Редрик подошел и лег, заложив руки за голову. Она тоже легла.
Прошло какое-то время. Редрик приобнял девушку и потянул к себе. Она вжалась головой в повязку над ожогом и тихо заплакала.
- Тише. Не плачь. Тебе нельзя ни волноваться, ни бояться, ни тем более плакать. Это все вредит ребенку, — она заплакала громче. — И если за тобой придут. Мы взлетим в седло и ускачем. Далеко-далеко, куда захотим. И нас никто не догонит, ведь у меня волшебный конь.
- Ты такой добрый, — девушка поцеловала его и посмотрела ему в глаза. — Это — лучшее, что может быть в людях.
- Может, это мое качество заслуживает поощрения? Нужно разогнать кровь, чтобы лучше заживала рана.
В глазах девушки промелькнул испуг. Она быстро прижалась к его груди, нервно затараторив:
- Редрик, дай мне прийти в себя. Потерпи хотя-бы недельку, пока я приду в норму. Я не могу, когда так расстроена.
- Прости, я просто, как всегда, несу бред от волнения. Отдыхай.
Вскоре девушка мирно засопела. Редрик уснуть так и не смог.
На следующий день к парню подошла гномиха, напомнила о сроке и дала книгу. Это был трактат — выпускная работа, принадлежащая волшебнику, что становится магистром магии. Он назывался просто — 'Женщина'. Его автором был некто Тальбот Ди — магистр арканического обеспечения.
Куратором был указан неожиданно знакомый человек. Точнее, дама полурослик — Криста Вергельд. Тогда она еще была заведующей кафедрой алхимических изысканий и медицины. В книге было много очевидного, но большинство изложенных моментов шокировали парня. Зато он понял некоторые вещи, которые облегчили бы ему жизнь, знай он их раньше.
Дни шли медленно. Первую неделю девушка явно переживала, будто жила на раскачивающемся мосту. Но при Редрике старалась быть самой милой и любящей из людей. Они не изменили своим привычкам, кроме одной.
Редрик оброс, но так и не попросил ни Далилу, ни Валенсию его подстричь. О беременности девушки не упоминал никто, даже сама Далила.
Праздность. Дни праздности, проведенные во лжи. Спокойная, размеренная жизнь, когда двое людей притворяются, что любят друг друга. Это казалось таким простым и естественным состоянием, что Редрик мог лишь удивляться. Но потом он начал наслаждаться каждым моментом. Каждым воспоминанием, которое казалось искренним, как он себя убеждал. Продолжительное притворство — замечательно заменяет реальные отношения, особенно когда знаешь, что ему вскоре суждено закончиться.
Прошел месяц. Ребята, как всегда, собрались на секретный пляж. Они взяли фрукты, но не взяли выпивку. Больше никогда не брали. Далила вышла во двор. К Редрику подошла Валенсия. Она сказала, что соберет вещи девушки. Парень никак не отреагировал — просто поцеловал маленькую женщину в щеку и ушел.
- Знаешь, а ты теперь не похож на отца.
- Да? — коротко переспросил Редрик. Он чистил яблоко. Парень больше не доверял девушке нож, но скрывал это под разными предлогами.
- Ты никогда не носишь шляпу.
Девушка лежала на солнышке, на лежаке Симона. На ней был белый сарафан и широкополая соломенная шляпа с голубой ленточкой.
- И?
- Твои волосы — они выгорели, — Редрик знал это, он стал огненно-рыжим, но не у корней волос. — Да и отрастил ты их.
- А еще?
- Ну, у вас все еще разные глаза.
Поймав отражение в лезвии ножа, парень улыбнулся. Девушка уже давно не встречалась с ним взглядом. На Редрика смотрели усталые выцветшие глаза его отца. Он зажмурился и посмотрел на солнце. В последнее время он так часто делал.
- Как ты себя чувствуешь?
- На самом деле — прекрасно. Но ты какой-то грустный.
- В самом деле?
- Я знаю, чем тебя порадовать, — девушка спустила верх сарафана. Она подставила лучам солнца свою грудь, которую так любил Редрик. Но сейчас он смотрел на нее и видел ту же грудь, что и в первый раз. Она была достаточно крупной и тяжелой, чтобы немного растечься по грудной клетке. Но достаточно упругой, чтобы сохранять форму. Прекрасная грудь, которую покрывал даже видимый на смугловатой коже легкий загар. Небольшие и аккуратные ореолы. И абсолютно обычные соски, без какой-либо деформации.
- Отличный вид, — выдохнул Ред.
- Я слышала, что это полезно, когда носишь дитя. Ну не смотри на меня так, я стесняюсь, — она прикрыла лицо шляпой.
- Тебе виднее, — он снова зажмурился. Так крепко, что стало больно.
* * *
6
* * *
Он не хотел открывать глаза. Редрик не знал, сколько уже так лежит. Послышалось мерное посапывание девушки, видно, ее разморили жара и шелест волн. Ред посмотрел на морскую гладь. Мерная рябь на многие мили. Он посмотрел на место, где они впервые обнялись, нагие перед величием океана. Вода в том месте бурлила. Оттуда вынырнул человек.
Внезапность появления незнакомца будто пробудила Редрика ото сна. Мужчина был высок — около двух метров. Он шел к берегу, будто не испытывая сопротивления воды, не подымая брызг.
За спиной у него висел садок или невод. Полный грязных ракушек. С них тек серый ил, но закрытый мужской купальный костюм человека не пачкался. И человек, и костюм были абсолютно чистыми и сухими. Волосы его были черными, одежда — белой. Когда он подошел достаточно близко, их, серые словно бетон и черные словно безлунная ночь, глаза встретились.
Странник.
Во всем его виде читалась расслабленность, она была заразительна. Он окинул взглядом поляну с оливой и заметил мешок. Он улыбнулся, увидев свой мешок. Он посмотрел на дремлющую девушку и покачал головой.
- Красиво отдыхаешь, младший Маккройд.
- Мне приятно, что вы запомнили меня, Странник.
- Я помню всех, — с наигранной скромностью улыбнулся человек в белом. — Мидии любишь?
- Разумеется, отварные с лимоном — самое то, — Редрик приподнял корзину с фруктами. — У меня есть несколько.
- Значит, я удачно зашел, — Странник развязал мешок и высыпал его содержимое. От грохота проснулась девушка.
