Тень кондотьера

— Да ну тебя, — легонько ткнула меня в грудь Ирма. — Придумал тоже. Да разве ж мы с ним можем быть вместе? Ну уж нет! Да же в страшном сне подобного представить не могу.

— А чего тут такого? Дядька видный. А что Светлый, так это только в детских сказках Тёмные со Светлыми... А в жизни — сколько угодно.

— Да не в этом, дракон, дело, что Светлый он. А в том, что бука. Он бука, а я... Блин, чуть рифма не сорвалась. Короче, сам знаешь, кто я.

— Знаю. Козочка.

— Правильно, козочка. Я б от скуки с ним сдохла, с правильным таким.

— Тогда не понимаю, на кой ляд ты к нему среди ночи прикатила? На халяву в телескоп позырить? Или музыкой здешних сверчков насладиться?

— Просто дело одно нужно было обсудить с глазу на глаз безотлагательное, вот и прикатила, — будто оправдываясь быстро пояснила она. И то ли опасаясь, что начну о подробностях расспрашивать, то ли на самом деле куда-то спеша, сразу стала прощаться: — Извини, дракон, но пора мне. Рада, что свиделись. Правда, рада. — Отошла к своей машине, взялась за ручку и оглянулась: — Может, перехлестнёмся как-нибудь где-нибудь? Уйдём в отрыв? В такой отрыв, чтоб никто не догнал? Как тебе такое предложение, дракон?

— Предложение заманчивое, — ответил я. — Но — извини.

— А почему так?

— Потому что у тебя, девочка моя милая, впереди суббота, а у меня впереди зима. Вот и прикинь.

— Ха! Не наговаривай на себя зазря. Ты ещё чили перец. Вечно молодой, вечно пьяный.

— Твоими бы устами...

— Ты даже не представляешь, дракон, что я умею этими устами. Так что подумай. Обязательно подумай и если что, звони.

Через секунду дверца хлопнула, затем машина взревела, сорвалась с места и помчалась к перекрёстку. Того, как она скрылась за поворотом, я не видел — уже шагал к калитке. Шагал и мучительно пытался понять: неужели на самом деле интересен этой молоденькой ведьме как возможный партнёр по романтическим улётам? Да нет, конечно. Не может этого быть. Просто-напросто не может. Дурачится она. Играет. Кокетство оттачивает. И ко мне её влечёт простое любопытство юного натуралиста. Я же не такой как все, я же чудовище. Так, наверное.

С мыслью, что сколь бы не тщился корчить из себя знатока женщин, ничего на самом деле в их повадках не понимаю, открыл калитку, вошёл внутрь, дёрнул несколько раз висящую на мачте у ворот рынду (это чтоб предупредить хозяина о своём приходе) и потопал вглубь просторного двора. Сначала лабиринтом из постриженного под линейку курильского чая дошёл до "Ромео и Джульетты" — кедра и сосны, поймавших в сеть перевитых ветвей изрядный шмат луны, а там по горбатому мостку через ручей и мимо берёзовой рощицы до лужайки возле дома. Посреди этого заросшего одуванчиками пятачка и стояло глубокое псевдо-викторианское кресло, в котором, только что проводив одного гостя и ожидая следующего, восседал в глубоком раздумье полковник Серей Архипович Белов, высокий кряжистый дядька с суровыми чертами на обветренном и бородатом лице.

Вырядившись по какой-то неведомой причине в шикарный монгольский халат и гутулы — сапоги с загнутыми носами, он здорово смахивал на степного хана. На средневекового Даян-хана какого-нибудь или на кого-то, типа главного монгольского друга Советского Союза маршала Чойбалсана, вышедшего на пенсию. Правда, со столь колоритным образом как-то не очень вязался мощный, современного вида телескоп, что, задрав морду к небу, раскорячился на трёх лапах-стойках прямо перед ним. Справа же от молотобойца, не в плотную, а на расстоянии вытянутой руки, стоял раскладной туристский столик с трёхлитровым термосом, чашками, плошками с печевом, а также раскрытым примерно посередине репринтом атласа звёздного неба. К столику хозяин предусмотрительно приставил кресло-шезлонг, собранный из деревянных реек, в него после рукопожатия и предложил мне присесть.

Расспрашивать с какой такой радости или по какому такому поводу он нацепил на себя столь экзотичный костюмчик, я не стал, хотя, признаться, и подмывало. Еле-еле удержался. Устроился поудобнее, взял со стола атлас и, убедившись, что это "Общий каталог" Льюиса Босса, заметил:

— Смотрю, тропа к тебе, Серёга, не зарастает. — Затем пролистнул атлас, аккуратно положил его на место и, по-свойски пододвигая к себе кружку со следами вишнёвой помады, добавил: — Думал, только я тебя от созерцания звёзд отрываю. Ан нет.

— Это ты об Ирме? — спросил Архипыч и посмотрел на меня таким долгим изучающим взглядом, будто услышал в моих словах некий подвох.

— А о ком же ещё, — ответил я, ничуть не смутившись. — О ней красавице. И давно вы с ней по ночам дружите?

— Не дружим, а контачим. По работе. На паритетных началах информацию друг другу время от времени сливаем.

— Тоже неплохо.

На это проходное замечание Архипыч ничего не сказал, лишь посверлил мудрым взором пространство над моим плечом. Но даже в этом его молчании чувствовалось некоторое напряжение. Полчаса назад, когда мы разговаривали с ним по телефону, ничего подобного и в помине не было. Не было этой погруженности в себя. Тогда он пребывал в добродушно-расслабленном состоянии человека, хотя и обремененного некоторыми жизненными заботами, не без этого, но всё-таки со вкусом и аппетитом отгуливающего законный отпуск. Теперь всё изменилось. Видимо, решил я, разговор у них с Ирмой шёл о чём-то действительно важном и непростом. О чём-то таком, что обрушилось, словно снег на голову, и никак не могло потерпеть до утра.

Впрочем, Архипыч тут же продемонстрировал, что обладает способностями истинного стратега и способен воевать одновременно на нескольких фронтах. Выйдя из оцепенения, пододвинул как ни в чём не бывало плошку с печеньем поближе ко мне — дескать, давай не стесняйся. Сам же приложился правым глазом к телескопу, подкрутил какое-то мудрёное колесико и, не отрываясь от окуляра, спросил:

— Так что там с твоим парнем, Егор? Выкладывай.

Собираясь с мыслями, я сперва отхлебнул остывшего чайку, оценил на вкус, сделал ещё один глоток, поставил кружку на стол и только тогда начал рассказывать. Поскольку старался излагать лишь самую суть, уложился — вот воистину быстро сказка сказывается — в каких-то три минуты. Когда закончил, Архипыч, никак не выражая своего отношения к только что услышанному, ещё какое-то время глядел с каменным выражением лица на усыпанное сверкающими точками небо, потом оторвался от трубы, повернулся ко мне и совершенно спокойным голосом уточнил:

— Подставить меня решил, дракон?

— С чего ты взял? — удивился я. — Ни в коем разе,

— Тогда зачем такое предлагаешь? Ты в курсе, что этого твоего Пастуха не только кинутый им заказчик ищет? Что ориентировки с приметами уже по всем Постам разосланы? В курсе?

— Представь себе. Был сегодня у вас в конторе по делам, услышал случайно. Вот потому и хочу спрятать у тебя. Суда никто не сунется.

Архипыч хмыкнул и недовольно мотнул головой:

— Ты, кажется, Егор, не совсем понимаешь, насколько всё серьёзно. Тёмные как никогда раньше напряглись. Причём, на всех уровнях. Такую волну насчёт пропажи из Рижского Хранилища погнали, что просто караул. И знаешь почему?

— А ну-ка просвети.

— Всё дело в том, что парень твой похитил правую лапу того самого беркута.

— Подожди, не части. Какого ещё беркута?

— А того беркута, — пояснил Архипыч, — с которым Хриплый охотился на людские души.

Не поверив своим ушам, я уточнил:

— Ты имеешь в виду Ваала безжалостного и коварного?

— Его самого, Егор. Его самого. Верного слугу Люцифуга, Первого из Трёх, Кавалера Ордена Мухи, седьмого архидемона, главнокомандующего шестьюдесятью шестью адскими легионами, куратора трёхсторонней комиссии, архитектора нового мирового порядка, духа вероломства, сына тьмы, брата кровной мести, отца...

— Во имя Адонаи, через Гавриила, изыди Ваал! — прерывая бесконечный ряд, дурашливо проорал я.

— Чего ёрничаешь? — нахмурился Архипыч.

— Ёрничаю? Где ерничаю? Ну да ёрничаю. А потому ёрничаю, что не понимаю, с чего панические настроения такие. И к чему клонишь, тоже не понимаю. Подумаешь, Ваал. Подумаешь, лапа какая-то. Все волны гаснут, погаснет и эта. Не я сказал, Экклезиаст. Удивляешь ты меня, Серёга, нынче. Просто очень сильно удивляешь. Вот уж никогда не думал, что в махровые алармисты запишешься.

— Да, япона ж мать, мордулет бразильский, — выругался Архипыч. -Действительно ничего не понимаешь. Ну ничего, я тебе сейчас всё в лучшем виде растолкую. В миг прочувствуешь. И может даже, пропотеешь.

— Не пугай, Серёга, — поморщился я, — пуганные мы. Рассказывай давай.

— Так я ж и рассказываю. Тебе известно, что пропавший жезл тёмной власти венчает другая лапа того самого беркута? Левая.

— Вот теперь известно.

— А известно ли тебе, что на поиск этого чёртова жезла кинуты все силы Тёмных? Ищут официальные, полуофициальные и неофициальные организации, эмиссары разных кланов, родов и семей, предприимчивые одиночки и просто городские сумасшедшие. Кто только не ищет. Слышал об этом?

— Слышал, конечно. Все только об этом и говорят. Ищут пожарные, ищет милиция, ищут правители и оппозиция. Ищут давно, но не могут найти. А ведь без жезла-то, насколько мы знаем, объявивший себя Претёмным вовсе не Претёмный никакой. Без жезла Претёмный — чёрт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин. Просто возьми, да и вышвырни в окошко. Так что нужен им жезл. Позарез нужен для обозначения легитимности. Но не могут найти. Не могут, хоть ты тресни.

— Вот-вот, — не обращая никакого внимания на мой откровенно глумливый тон, подтвердил Архипыч, — не могут. Но хотят. Очень сильно хотят. Вот, Егор, и прикинь. Сложи в умишке своём все эти факты. Сложи два и два. Только без этих твоих шуток с подоплёкой. А то четыре не выйдет.

— А чего здесь складывать? Здесь, пожалуй ... — И тут до меня стало потихоньку доходить. — Подожди-подожди, ты хочешь сказать... Ритуал поиска подобного подобным? Обряд магического притягивания? "Брат, ступай ищи брата"? Ты, Серёга, про эти чернокнижные дела?

— А про что же ещё? С помощью правой лапы без особого труда можно отыскать левую. А раз она есть неотъемлемая часть жезла, то и...

— Сам жезл.

— О чём и толкую.

— Ой, мать моя змея, роди меня обратно! — воскликнул я, мысленно взглянув на ситуацию с высоты птичьего полёта.

— И теперь, Егор, — криво ухмыльнулся Архипыч, — назови хотя бы одну причину, по которой я должен забыть про служебный долг, взять на постой преступника и тем самым ввязаться во всё это дерьмо.

— Ну если моей просьбы тебе мало...

— Представь себе, мало. Одно дело, если бы ты сам в беду попал, другое... Ну ты понимаешь.

Я недовольно покачал головой:

— Вот, значит, оно как. Долгие годы шли в одной упряжке, а теперь общая телега стала слишком для тебя тяжела? Ну, хорошо. Бывает. Тогда так. — В поисках убойного довода я стал быстро-быстро соображать и нашёлся практически сразу. — Слушай расклад. Пока этот парень будет у тебя на глазах, всё будет под твоим контролем. Ты, Серёга, сможешь полностью отслеживать ситуацию. Подумай, он же приманка. Рано или поздно, кинутый им клиент дорожку сюда отыщет, будет кружить где-то рядом, тут ты его и зачехлишь. И дёрнешь клубок за веревочку. Потом сдашь вражину своим, отрапортуешь про тайную супер-пупер спецоперацию, и на белом коне во всём белом... Только прикинь, какая красота.

Поклясться могу, что моему коварному словоблудию в ту минут позавидовал бы сам Змей Искуситель.

— А что с этим твоим Шабатаем в таком случае будет? — помолчав какое-то время, спросил Архипыч. — Его ведь тоже тогда придётся сдать.

— Придётся, — согласился я.

— Высокий суд, конечно, учтёт факт сотрудничества со следствием, скостит лет пять или даже семь, но не более того.

— Ну и прекрасно.

— Но ты же, как я понял, пообещал его вытащить.

— Я взялся жизнь ему спасти, всё остальное — бонусы. Получится отмазать или побег устроить, хорошо. Нет — нет.

— Так вот, значит?

— Угу.

После этого какое-то время мы молчали. Я, глядя на то, как в кружева берёзовых ветвей вплетаются пряди лунного света, тупо ждал решения, а молотобоец напряжённо просчитывал варианты. А может, даже уже вчерне план первоочередных мероприятий разрабатывал. Причём, комплексный, разумеется, план. Ну, то есть такой план, по ходу выполнения которого будет решаться не одна задача, а целый ряд задач, абсолютного ничем друг с другом не связанных, помимо того, что их можно решить попутно. А ещё такой план, конечно же, всегда учитывает расстановку сил Тёмных и Светлых. А ещё — текущую оперативную обстановку. А ещё — наличие у разных подразделений Поста тех самых собственных интересов, из-за которых начинается внутрикорпоративная конкуренция. А ещё... Короче, много чего толковый комплексный план ещё должен учитывать, всего не вспомнишь. Да мне это и не надо.

Прошло минут семь-восемь, наверное, прежде чем молотобоец тряхнул головой, утвердившись в какой-то своей мысли, и объявил:

— Ладно, чёрт с тобой, Егор, веди своего парня. Беру я его на постой.

— Вот это верно, — сказал я, вставая. — Если не мы, то кто мы? Да, Серёга?

Потом всё пошло живо и без проволочек. Я сходил на улицу, привёл в силу обстоятельств и позднего времени пребывающего в заторможенном состоянии Шабетая и представил его молотобойцу. А молотобойца соответственно — Шабетаю. Чтоб приступа сердечного чего доброго у последнего не случилось, о том, кем является на самом деле хозяин, я, конечно же, деликатно умолчал. Просто сказал: это мой давнишний приятель, прошу любить и жаловать.

Покончив с официальными церемониями, я напомнил караиму, что нужно каким-то образом вывести заведующую детским садом из морока. Ибо не фиг всякий магический мусор в чужих душах и мозгах оставлять. Возражать Шабетай не стал, предложению снять заклятие посредством телефонного звонка обрадовался и сходу проговорил на диктофон моего сотового нужные слова. А потом шепнул мне на ушко, что оставил пакет с деньгами под водительским сиденьем. Я в ответ шепнул, что деньги беру, но только на ответственное хранение. Сразу после этого стали прощаться. Архипыч, правда, зазывал остаться до утра, но я отказался. Настаивать молотобоец не стал и пошёл провожать меня до ворот. По дороге выразил озабоченность здоровьем Шабетая:

— Что-то, Егор, хилый он у тебя какой-то. Дохает постоянно. Похоже, основательно простыл.

— Немудрено, — сказал я. — Посиди-ка три дня в холоде да сырости. Любой сломался бы. Хочешь, свой бальзам фирменный оставлю, есть с собой немного. Намажешь чудика, подлечишь.

— Уж как-нибудь своими средствами обойдусь. Народными. А не помогут, тогда сам знаешь какими.

— Ну как хочешь, моё дело предложить.

Дальше до самых ворот мы шли молча, а там я не выдержал и всё-таки поинтересовался, почему он так пышно нынче прикинут. Архипыч попытался отшутиться, но я настоял, и он всё же ответил. Однако ответ его потонул в надсадном рёве идущего на посадку самолёта, и я ничего не услышал. Переспрашивать не стал (знать не судьба), махнул прощально рукой, потом приложил её ладошкой к уху — созвонимся, и поспешил к машине.