— Ну-ка же, яви вежество боярам! — Путислав подзатыльником сбил с эрзянина шапку. Тот бессильно уронил голову на грудь, и лишь слабый стон выдавал в нём присутствие жизни. Лютобор на него, смотрел в оцепенении.

— Ну, а ты чего ждёшь? — Рыкнул на племянника дядя. Отрок поспешно, сделал оставшийся шаг, целясь лезвием чекана в темя, заросшее всклокоченными с проседью волосами.

Снег скрипел по выделанной коже, таял в руках и утекал бурыми каплями. Путислав, очищал сапог, поставив ногу на грудь убитого. Чистый снег он черпал ладонью, тер им сафьян, отбрасывал в сторону, жидкую, брызгающую красным кашу. Только удовлетворившись, проделанной работой, сказал поучающее.

— Кровь она прилипчива. Лучше сразу смыть. Это запомни!

Лютобор ему не ответил, переживая из-за того, что второй раз за день лишился оружия. Чекан он упустил, услышав сочный хруст прервавший стон раненого. Его следовало подобрать, но для этого придётся обернуться... Он уже знал, что эрзянин убит. Дядя сказал это, сетуя на брызнувшую из-под топора кровь. Теперь Лютобору хотелось глянуть на дело своих рук и он страшился, того что может увидеть.

Путислав внимательно посмотрел на него, потом неодобрительно хмыкнул и поднял топорик с земли. Повертел в руках и протянул племяннику.

— На вот, держи, твой первый прибыток. — Он нарочно встал за спиной. Лютобору, что бы взять из его рук трофей пришлось обернуться. Тугой ком, ухнул куда-то вниз живота и тут же рванулся к горлу. Мертвый враг напугал больше живого. Лютобор, кое-как удерживая взбесившееся нутро, смотрел на убитого, судорожно сглатывая, моргая слезящимися глазами, и не мог оторваться.

— Чекан-то возьми! — Дядя, добавив в голос стали, отвлёк его от зрелища. Лютобор растерянно глядя на топорик, взял его в руки.

— И это забери! — В другой руке Путислава был боевой нож Лютобора. Тот принял его, взявшись за лезвие и испачкав пальцы подмерзающей кровью. Ком в животе обеспокоенно дернулся. Лютобор схватив горстью снег, принялся мять его в руке, талой влагой отмывая пальцы. Возмутившееся было нутро, в этот раз унялось гораздо быстрее. Отрок почувствовал облегчение и заметил кровь на ноже и чекане.

"Не порядок". — Мелькнула мысль. — "Надо отмыть". — И он, чувствуя на себе внимательный взгляд дяди, стал тереть снегом боевое железо.

Путислав терпеливо ждал. Наконец племянник убрал в ножны нож, который очищал с особенным тщанием. Удовлетворённо кивнув, он велел ему сходить за конём эрзянина.

— Тоже теперь твоя добыча. Бери заводным и едем уже! Есть у меня разговор кое с кем. — При этом боярин покосился, на пленного, лежавшего лицом в снег в ногах Коченя.

Лютобор по пути, снова мельком взглянул на эрзянина. Нутро в этот раз сохраняло спокойствие, и отрок, задержав взгляд на убитом дольше, чем собирался, отправился за своим новым конём.

Своего противника Путислав слегка ошеломил булавой и попросту скрутил, отобрав оружие. Пленный давно пришел в себя и стоял среди обступивших его русичей. Плечистый и довольно рослый, он казался очень крепким. Лютобор, вспомнив рассказы бывалых воинов, готов был увидеть страшные пытки. К его удивлению они не понадобились. Эрзянин, охотно отвечал на вопросы. Он довольно хорошо говорил по-русски, лишь изредка добавляя в чужую речь, слова своего языка. От него узнали, что эти четверо эрзян, ехали в свой главный воинский стан. Старшим над ними, был ближник инязора Виряса, воин которого убил храбрый отрок. Пленный кивнул на Лютобора. Тот возгордившись, чуть не пропустил главное. Виряс отправил своих людей к Пургазу с очень важной и радостной новостью. Русичи бежавший из-под тверди Овтая, два дня назад сдались его людям.

— Да как же это? — Изумился Мезеня и, сжав кулаки, подступился к эрзянину. Путислав, отстранив его, потребовал подробностей. Пленный рассказал, что сбежавшие воины прятались в одной из весей Виряса. Местных они держали в страхе, грозя убить всех, если хоть кто-то решится бежать. Старосту веси и вправду убили. Он хотел женщин спасти от бесчестья, а главный среди русичей, разбил ему лавкой голову и вышвырнул на мороз. В тот вечер дружинники перепились, и один из эрзян сумел убежать. Еще через день, люди Виряса обложили весь. Русичи, поняв, что сбежать не удастся, сдались. Их вожак положил меч к ногам сына Виряса. Сам инязор оставался дома, под присмотром знахарей, лечивших его раны. Он велел передать Пургасу эту новость и сказать, что половину пленных он уступит ему даром. Остальных передаст за выкуп. Вожака оставит у себя, к нему у Виряса личные счеты. Инязор узнал в нём русского, который его ранил. Услышав это, Мезеня осклабился:

— Попался Ероха! Сейчас ему небо с овчинку покажется! И поделом!

Путислав соглашаясь с ним, кивнул и спросил о Кочене. Мезеня пожал плечами.

— Да по всему уже должен очнуться. Но крепко он, видать, получил по черепу.

— Так ты пособи ему! — Велел воевода. — А то что-то он долго. Нам ехать пора!

Лютобор, приняв его слова как команду, вскочил в седло. Собираясь понукнуть Буяна, нетерпеливо глянул на дядю. Тот стоял перед пленным и смотрел на него тем же взглядом, с каким овчар смотрит на паршивую овцу, от которой больше нет смысла ожидать шерсти. Пленный под его взглядом затравлено съёжился. Дядя хмыкнув, поинтересовался тем как Виряс поступил с дружинниками, взятыми в плен у тверди, Овтая. Эрзянин, уже попрощавшийся с жизнью, от неожиданности не сразу совладал с языком. Наконец он, сбиваясь и путая слова, сообщил, что русских угнали в стан Пургаса.

Путислав кивнул и отвернулся. Пленного он велел увезти с собой. Мезеня и Мирята скрутили его ремнями, и бросили поперек седла одной из лошадей. Перед этим, боярин спросил у него дорогу к стану Пургаса. Эрзянин кивнул на едва заметную тропу, со следами гонца. Путислав надолго мрачно задумался.

Солнце клонилось к закату. Лес тонул в синем вечернем сумраке и Лютобор перестал вглядываться в тени деревьев. Теперь всё внимание было тропе. Путислав велел придержать коней, опасаясь скрытых под снегом подвохов. Ехали шагом. По мнению Лютобора уже очень долго и лес казался ему бесконечным. Хорошо еще Мирята, сверившись, с какими-то своими приметами, сообщил, что река уже близко и этим всех очень порадовал. Особенно Лютобора, который присматривал за Коченем. Тот еще там на поляне, открыл глаза и, глядя мимо склонившегося над ним Мезени, прошептал.

— Птицы вернулись.

На нижних ветках ближайшего дуба сидели вороны.

Путислав посмотрел на них и сказал:

— Как же? Тут им угощение...

Кочень его не услышал, снова сомлев. Он и сейчас был без сознания и Лютобора это устраивало. Приходя в себя, воин стонал, его раскачивало в седле, мутило. Время от времени, он скрючивался, склоняясь к земле в попытках опорожнить свой давно пустой желудок.

Путислав ехал за Лютобором и иногда даже помогал ему советом. Но по большей части разговаривал с Мезеней. Молодой дружинник удивлялся храбрости и ловкости отрока.

— С одним ножом против зрелого мужа! Я думал беда! А он устоял...

— Видать Мечеслав учил хорошо. — Не без удовольствия ответил Путислав. — Я ему расскажу, будет сыном гордиться.

Лютобор слушая этот разговор, вспоминал воинскую науку. Отец брал прут и бил им сына, который должен был увернуться. Отрок частенько не успевал. Тогда его тело горело от ударов, а душа от обиды. Теперь он испытывал к отцу благодарность и думал, как лучше эту благодарность выразить. Решил, что обязательно подарит ему и коня и оружие добытые сегодня. Представлял, как будет стоять перед ним осыпаемый похвалой и, делать вид, что совсем не гордится. Страстно этого желая, он робко надеялся на то, что это случится прямо сегодня.

"Великий князь славный воитель! Уже, небось, побил Пургаса. Вызволил отца из плена и возвращается с победой!"

Скоро бесконечный лес расступился. Тропа вывела к береговому откосу. Внизу холодный и пустынный лёд Волги, багряно догорал в закате. Княжеских дружин нигде не было видно.

Глава четырнадцатая.

Жилята долго крутил в руках шлем, рассматривая его в свете свечей. Оценив оставшуюся на железе глубокую отметину, с уважением произнес.

— Могучий удар. Сильный был муж. — Посмотрел на Лютобора. Отрок сидел за одним столом с воинами и очень этим гордился, хотя и чувствовал себя не в своей тарелке.

— Как ты сумел его одолеть? — Поинтересовался Жилята.

Лютобор почему-то смутился и вместо него ответил Мезеня.

— Он проткнул его ножом! — Дружинник весь вечер пил медовуху и стал необычайно словоохотлив. — А потом вовсе убил его насмерть! Пробил чеканом череп! И рука не дрогнула! А это ему и тринадцати нет...

— А тебе, сколько было? — неожиданно спросил его Путислав. Взгляд его выражал неодобрение и Мезеня оробев, замешкал с ответом.

— Шестнадцатый шел. Мы татей поймали. Тех, что купцов под Суздалем грабили. Авдей сказал их порешить. — Дружинник взялся за кувшин с медом. — Я одному в голову сулицу вогнал. Потом доставал, меня аж замутило. — Он наполнил чашу. — Но я сдержался, а Коченя вывернуло.

— Что-то он слабый, как я погляжу. — Усмехнулся боярин, посмотрев на Коченя, который не то уснул, не то снова сомлел.

— Чего это слабый? — Заступился за друга Мезеня. — Он в тот раз двоих уложил. Одного копьем. Другому из лука прострелил брюхо. Тать долго доходил. Лежал и выл, потом скулить начал. Мы, молодь, на него старались не смотреть. Авдей подошел и спросил кто его... — Мезеня хлебнул меда, и речь его вновь сделалась ровной, хотя и зазвучала глухо. — Сказал, кто поранил, тот пусть и докончит. Да горло резать не велел. Заставил ножом в сердце колоть. А Кочень трясся и не попадал. Но, всё же, как-то его запырял. Кровищи натекло! Кочень блевал прямо в неё, а Авдей насмехался...

— Ну, будет, будет! Затеял песню! — Путислав досадливо прервал парня. — Допивай мёд и хватит тебе. Ступай почивать! Куда в свой шатер?! Здесь почивай! Эй, Прокл, постели ему!

Лютобор хотел еще посидеть за столом, но заметил, недовольный взгляд дяди. Всё понял, и не стал ждать, когда его выдворят как Мезеню. Направляясь к своему ложу, подумал, что разговор старших, сможет подслушивать и оттуда. Те долго молчали. Лютобор ждал, ворочаясь в постели. Вернулись мысли об отце. Когда же он с ним встретится? Может быть завтра? Скорее бы уже наступил новый день! Лютобор принялся торопить сон, не замечая, как в него погружается.

Только убедившись, что кроме них в шатре все спят, Жилята обернулся к боярину.

— Не доверяешь? — Спросил он, кивнув в сторону сопящего на лежаке Мезени.

Путислав пожал плечами.

— Уж больно языкаст он нынче. Но, это от хмеля. Проспится — велю держать рот на замке.

— Боишься, начнёт про поганых рассказывать?

— Чего мне бояться? Что он расскажет? Что он о них знает? А мы? — Путислав пытливо посмотрел на воина. — Кто это такие? Чего они ждали? Понятно — гонца посылали к Пургасу. Сговаривались с ним? А почему потом ушли?

— Может, не сговорились? — Предположил Жилята?

— О чем не сговорились? Мы ничего не знаем! — С нажимом повторил боярин. — Но думаю, что Смага, не тот о ком мы думаем.

— Чего это? — Удивился Жилята. — Приметы сходятся!

— Это да! — Кивнул боярин. — Но ты ведь тоже Климентия знал! Припоминай, каков это хват! Уж коли что решил, сделает, что надо и своего добьётся! Такой наших ребяток, попросту прирезал бы! Как монаха Пимена. Если хотел в тайне остаться.

— Если хотел.— Вслед за боярином повторил Жилята. Блуждая взглядом во тьме шатра, он случайно наткнулся на Лавра. Отсвет жаровни в глазах, сказал Жиляте, что лекарь не спит, а из темноты внимательно, смотрит на боярина. Лавр, видимо почувствовал взгляд, потому что посмотрел на Жиляту. Медленно поднялся с лавки, на которой ему было постелено. Нетвердо шагая и заспанно моргая на огонь свечей, направился к ложу Изяслава. Склонился над ним и какое-то время стоял над раненым, прислушиваясь к дыханию. Всё это время Путислав встревожено наблюдал за лекарем.

— Ну, что с ним? — Наконец не вытерпел.

— Спит. — Отозвался Лавр. — А когда проснется, ведает Господь. А я буду молиться. — С этими словами он поклонился иконе и вернулся к своей лавке. Укладываясь в постель, он снова взглянул на воина. Сна в его глазах не было.

Жилята задумался над этим и не сразу обратил внимание на слова боярина. Тот объяснял для чего тут Мезеня.

— Не хочу, что бы он о моём пленном рассказывал. Эрзянин поведал нам очень важное. Особенно важное, для кое-кого из князей. Вот я и не знаю, пока, что с этим делать. Но ничего! Поговорю с нашим князем, да и решу! Ему ли, пленного отдать, или быть может кому-то другому? — И видя удивление в глазах Жиляты, лукаво сощурился. — А что?! Юрий то наш князь, конечно же великий, а всё же таки, поди, не единственный. — Усмехнувшись непониманию своего ближника, боярин допил мёд и встал из-за стола.

— Однако засиделись мы! Давай, помогу до постели добраться! А то ты увечный, а господь наш таким помогать заповедал...

Завтракали там же. Путислав, как радушный хозяин, пригласил за стол всех и даже для каждого нашел приветливое слово. Такому добросердечию дяди, Лютобор удивился и очень обрадовался. Место ему указали, то же что и вчера. На дальнем краю стола, напротив Коченя. Молодой воин сегодня чувствовал себя лучше, хотя и был очень бледен и болезненно кривился при каждом движении. От пищи он отказывался, и Лавр так и не смог заставить его съесть хоть что-нибудь. Не помогли даже подначивания Путислава. Кочень их или не слышал, или не замечал. Остальным наоборот шутки очень нравились. Лютобор, соблюдая приличия, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Хоть его и стали сажать за один стол со взрослыми, но мечом пока еще не опоясали. А до этого он отрок и должен вести себя соответствующе скромно. Тут ему пришло в голову, что после вчерашнего, дядя, возможно, не станет ждать долго и опояшет его мечом раньше.

"В месяце липене мне исполнится тринадцать. Может тогда? Отец будет гордиться!" — Решив что, скорее всего так и будет, он очень обрадовался. Встал из-за стола в прекрасном настроении и начал надевать верхнюю одежду.

Путислав посмотрел на него и с деланным удивлением спросил.

— Куда это ты наладился?

Лютобор не заметив иронии, даже остолбенел в удивлении.

— Как же куда? А войско встречать...

Путислав улыбнувшись, махнул рукой.

— Ну, это ты торопишься! Пока соберутся, навьючат добычу, сгуртуют полон, еще добираться... Нет, раньше вечера войска не будет.

Лютобор почувствовал легкое разочарование, и какое-то время мялся в нерешительности. В возможную задержку верить не хотелось, но если дядя говорит...

Протяжный вой медной трубы, под тканью шатра прозвучал очень тихо. Его могли и не заметить, но весь воинский стан откликнулся на этот звук, гулом разноголосого гомона.

— Что это? — Спросил Лютобор. В раздававшемся снаружи шуме, различил несколько слов и не сумев сдержаться, воскликнул.

— Войско вернулось!

— Скоро они. — Удивился Жилята.

Путислав с сомнением посмотрел в сторону входа и обернулся к племяннику.