Ступень 6. Призвать богиню

Охота оказалась на редкость неудачной — то ли караван недостаточно сильно удалился от обжитых мест и в здешние края слишком часто забредали охотники из приграничных деревень, то ли зима выдалась на редкость снежной и суровой, но нормальной дичи в придорожных лесах следопыту, потратившему на прочёсывание округи несколько часов, найти не удалось. Да и разве можно считать дичью связку подстреленных охотником диких голубей? Птица эта, конечно, вполне съедобная, и некоторыми гурманами даже признаётся деликатесом за нежное мясо с приятным запахом, вот только четверо голодных путников насытиться подобными объёмами явно не способны. Однако Дая, не сказав следопыту ни слова, молча принялась ощипывать мелкую добычу и бросать выпотрошенные тушки в котелок с кипящей водой — девушка, оставшись на хозяйстве за старшую, времени зря не теряла и успела запастись дровами, развести костёр, а также набрать и вскипятить воду. Нарубить дров ввиду отсутствия охотника ей помог Лиссаэль, а перетаскать их к месту ночёвки и запастись водой из ближайшего ручья оказалось вполне по силам принцу, безропотно выполнявшему все указания девушки. Строго отмеренные порции круп и приправ, аккуратно проследовавшие в котёл вслед за птицей, добавили в распространяющиеся по лесной поляне ароматы особой пикантности и заставили слюнные железы путников работать с особой интенсивностью. Оголодавшие мужчины буквально давились слюной, ожидая, пока похлёбка со свежей дичью будет готова.

Услышав призыв к ужину, путники собрались вокруг костра и, достав ложки, по очереди черпали из исходящего паром котелка густое варево, на забывая его помешивать и подхватывать со дна самые лакомые куски. Сидеть приходилось прямо на голой земле, однако тяготы походной жизни уже никого не смущали — путешествующие далеко не первый день люди к ним привыкли. Лишь Дая подстелила под себя свёрнутое вчетверо одеяло, устроившись с наибольшим комфортом.

Похлёбка оказалась настолько вкусной, что, вопреки сложившейся традиции, на утро решили ничего не оставлять — никто не нашёл в себе силы первым оторваться от котелка, и вскоре у него показалось дно. По окончанию короткой трапезы, когда наевшиеся путники оказались предоставлены сами себе, девушка, не дожидаясь утра, загрузила недовольно скривившегося, но благоразумно промолчавшего Лиссиана мытьём грязной посуды. Юноша, в своей жизни не утруждавший себя работой, всё же понимал, что в их небольшой команде бытовыми обязанностями заняты все, кроме него, и столь небольшой вклад в общее дело, как помощь в приготовлении ужина и мытьё посуды, являются небольшой компенсацией за его вынужденное безделье. И то, что весь отряд был собран исключительно ради обеспечения безопасности путешествующего принца, роли абсолютно не играло. Нет, Лиссиан вполне мог возмутиться, сказав, что не обязан мыть посуду за своими охранниками, вот только требовать от своих попутчиков он ничего не мог — его нанялись охранять, а не обслуживать. За ним самим грязную посуду никто бы мыть не стал, и отскребать остатки пищи от собственной миски так или иначе всё равно бы пришлось, вопрос стоял лишь в её количестве. К тому же ситуация, когда каждый человек из их отряда был бы сам по себе, являлась наихудшим из возможных сценариев, и принц, как потенциальный правитель, отлично это понимал. Поэтому сопел, недовольно кривился, но выполнял все указания добровольной отрядной поварихи.

Пока принц занимался мытьём посуды, а следопыт отдыхал после охоты, Дая и Лисаэль продолжили ежедневные вечерние тренировки — мастер всерьёз вознамерился отточить до идеала искусство владения девушкой парными мечами. Звон металла заполнил поляну, и противники слились в стремительном, завораживающем танце клинков. Традиционно у этих поединков имелся и восторженный зритель, болеющий попеременно то за одну, то за другую сторону — Катор, как и всякий истинный воин, ценящий настоящее искусство, старался не пропускать ни одного спарринга своих попутчиков, поэтому, подложив под спину одеяло, с удобством устроился под деревом на краю поляны, обеспечив себе максимально хороший обзор. Через некоторое время зрителей стало двое — к следопыту присоединился успевший вымыть посуду принц.

Гоняющий по поляне свою противницу Лиссиан, когда язвительно, а когда и с лёгкой долей уважения отмечающий как ошибки, так и идеально исполненные приёмы партнёрши, находил в схватках с демоницей своё особое очарование — в последнее время ему редко попадались достойные противники, причём до уровня его попутчицы не дотягивал никто. Находясь с девушкой не просто в одном отряде, но и проводя с ней в изнурительных ежедневных тренировках практически каждый вечер, мастер-мечник постепенно избавлялся от снисходительно-презрительного отношения к своей спутнице. Более того — иногда, неосознанно, мужчина относился к ней как к равной, чему явно способствовали ежедневные спарринги. И подобное отношение Дае явно льстило — признание легендарного мастера меча дорогого стоило.

На этой тренировке они отработали очередную хитрую связку, индивидуальный набор которых и отличает выдающегося мастера от обычного мечника-середнячка. Ведь импровизация, о которой так любят говорить тренеры-учителя, базируется лишь на хорошо изученных и вбитых в бессознательную моторику тела приёмах и связках, которые это тело в нужной ситуации применяет само, без участия разума. Залог успеха — в бесчисленной череде повторений и объёме багажа доступных мечнику приёмов. Комбинировать, ошеломляя противника кажущейся неожиданной и непредсказуемой лавиной ударов, блоков и связок можно только тогда, когда имеется багаж этих приёмов. Только так, и никак иначе. Мастерство даётся лишь через пот, натруженные мышцы и потраченное на обучение время. Разумеется, плюс некоторая доля таланта, существенно сокращающая процесс обучения.

Но вот на постепенно заполняющуюся вечерними тенями поляну спустилась ночная темнота, которую уже не могли разогнать затухающие угли костра, и тренировка закончилась. Стандартный вечерний туалет много времени не занял — вода в стекающем с гор ручье не отличалась теплотой, — и уставшие путешественники, достав каждый своё одеяло, улеглись спать.

* * *

Поднявшись рано утром, путники, немного пожалев о доеденной накануне похлёбке, всухомятку перекусили остатками запасов, взятых ещё в трактире, попутно отметив, что этих самых запасов осталось максимум на пару дней режима жёсткой экономии. Памятуя, что прошлую охоту можно было считать неудачной, Катор, едва только караван начал движение, предложил пройтись по лесу вдоль дороги в надежде найти хоть какую-нибудь крупную дичь — все предварительные расчёты путешественников строились на том, что в пути группа станет питаться тем, что добудет сама. Дая захотела составить следопыту компанию, упирая на свои таланты лучника, но тут уже вмешался Лисаэль — мастер-мечник обоснованно опасался оставить спину принца без защиты.

Выслушав доводы самого старшего и самого опытного члена отряда, девушка, скрепя сердце, согласилась с ним, вернувшись в хвост колонны. Уменьшившийся до трёх человек караван, прихватив лошадей Катора, двинулся по дороге, а следопыт бесшумно растворился под сенью окруживших дорогу лесов. Условились двигаться медленно — если охотнику удастся подстрелить крупную дичь, то ему придётся возвращаться, бросив добычу, к дороге и дожидаться на ней попутчиков. И только обзаведясь вьючной лошадью, следопыт по своим следам вернётся к добыче и, погрузив её на транспортное средство, присоединится к каравану.

На этот раз ветреная богиня удачи повернулась к путешественникам лицом, и добыча повстречалась со своим охотником буквально через десять минут после начала охоты. Трофей оказался не слишком жирным — на маленькой, пронизанной косыми солнечными лучами лесной поляне, отощавший после зимы крупный матёрый кроль жадно поглощал тянущуюся к свету молодую траву и не заметил бесшумно показавшегося на опушке стрелка. Миг, наполненный щелчком тетивы и коротким свистом охотничьей стрелы, и вонзившийся в загривок широкий листовидный наконечник прервал питательный процесс ушастого. Отправив вычищенную стрелу обратно в тул и быстро выпотрошив тушку, Катор, спрятав требуху под аккуратно приподнятым пластом дёрна, направился в сторону дороги — продолжать охоту, не избавившись от изрядно оттягивающей пояс увесистой добычи, было весьма опрометчиво.

Быстрый охотничий шаг, периодически переходящий в лёгкий, невыматывающий бег, позволил следопыту достигнуть дороги до того, как на ней появятся его спутники. Впрочем, долго ждать ему не пришлось — чувство расстояния, как и чувство направления и чувство времени, за долгие годы блуждания по лесам развились у бывалого охотника до состояния, позволяющего достаточно точно рассчитать и ход движения каравана, и пройденный им самим путь, выйдя точно к месту предполагаемой встречи. Разумеется, с небольшим запасом по времени.

Передав добычу Дае, тут же прибравшей тушку в одну из перемётных сум, следопыт вновь нырнул в придорожную чащу — одного тощего кроля, пусть даже мяса в нём оказалось значительно больше, чем в съеденных накануне голубях, для прокорма четырёх голодных путешественников было явно недостаточно.

Ещё раз охотничья удача улыбнулась Катору лишь ближе к обеду — пересекая небольшой ручеёк, коих в предгорьях Западной гряды в пору таяния ледников протекало до неприличия много, охотник заметил на его топких берегах свежие следы самца молодой косули. Идеальная добыча для путников, если, разумеется, её удастся взять. Лесные олени вообще животные достаточно пугливые — кто только из хищников на них не охотится, а косули, как и свои ближайшие родственники-козы, по степени пугливости стоят среди копытных едва ли не на первом месте. Поэтому, внимательно осмотрев место водопоя и определив, куда направилась дичь, следопыт, соблюдая максимум тишины и осторожности, направился по следам, возблагодарив богиню удачи за то, что лёгкий ветерок дует ему почти в спину и сносит запахи человеческого тела в сторону.

Выслеживание зверя затянулось почти до вечера — после водопоя козёл успел пройти значительное расстояние, уводя своего преследователя в сторону от дороги. Катор волновался всё больше и больше — если животное не остановится или хотя бы не замедлит ход, ему вскоре придётся прекратить преследование и вернуться к своим попутчикам ни с чем. Ведь мало выследить и убить косулю — её ещё надо доставить к каравану, что сделать без вьючной лошади весьма непросто, так как вес взрослой особи может достигать половины веса крупного мужчины. Охотник имел выносливое, гибкое и в меру мускулистое тело, привычное к долгим пешим переходам, но для переноски тяжестей абсолютно не приспособленное — оружие, нехитрая амуниция, фляга с водой и сухпай на несколько дней, легко помещающиеся в тощий вещмешок, являлись обычным грузом жителей лесов. Поэтому он обоснованно сомневался в своей способности половину ночи тащить на своей спине здоровую тушу взрослого козла.

Осознав, что такое количество молодого свежего мяса, достаточного для пропитания всего каравана на протяжении как минимум нескольких дней, вот-вот покинет пределы досягаемости, следопыт ускорил шаг, иногда срываясь на лёгкий бег — мысль всё же догнать выслеживаемую жертву не выходила из его головы.

Усилия преследователя вскоре принесли свои плоды — кусты далеко впереди, наполовину закрытые толстыми древесными стволами, слегка качнулись, и среди листвы ненадолго появилась изящная оленья голова, увенчанная небольшими аккуратными рожками размерами с человеческую кисть. Косуля, как охотник правильно определил по отпечаткам копыт, действительно оказалась молодым, не достигшим ещё своего максимального роста и веса самцом — идеальной добычей для охотника. Весом примерно в треть массы взрослого мужчины, выпотрошенная тушка оленя вполне может пережить короткое путешествие на спине добывшего её охотника. Если ему, разумеется, удастся его взять, в чём Катор уже начинал сомневаться — к концу погони усталость явственно давала о себе знать.

Осторожно сняв со спины лук и наложив на тетиву охотничью стрелу, мужчина, медленно перемещаясь под защитой деревьев, потихоньку приблизился к кустам, внимательно наблюдая за животным и сторожко замирая каждый раз, когда голова оленя разворачивалась в его сторону. Сторонний наблюдатель, окажись вдруг поблизости, мог бы наблюдать процесс подкрадывания в мельчайших подробностях — невзрачная одежда следопыта почти не выделялась на фоне деревьев, но и не сливалась с окружающим фоном. Однако опытный охотник знал, что делает — ведь лесная дичь реагирует не на цвета, которые может даже не различать, а на движение и запахи. Запаха человека косуля почуять не могла — ветер относил его в сторону, а двигался охотник настолько медленно, что олень не почуял опасности до самого последнего момента. И только свист стрелы подкравшегося на расстояние уверенного выстрела следопыта заставил косулю повернуть голову в сторону непонятного звука, но лишь для того, чтобы поймать своей шеей тяжёлый охотничий срезень. Жаркая ярко-красная кровь брызнула во все стороны — острая сталь перебила яремную вену. Животное, ломая кусты, испуганно рванулось вперёд, но, проскакав, высоко подбрасывая задние конечности, всего с десяток шагов, свалилось, уткнувшим носом в редкую траву, и забилось в предсмертных конвульсиях.

Дождавшись, пока судороги жертвы утихнут, Катор не спеша подошёл к тушке козла и, достав из ножен тяжёлый охотничий нож, аккуратно вырезал из раны наконечник сломавшейся стрелы. Работа шла тяжело — обломок стрелы застрял в перебитом позвонке, и даже аккуратное его вызволение из плена кости не позволило охотнику сохранить наконечник в целости. Нет, он не погнулся и не потерял формы, но одна из граней потеряла свою остроту, и использовать снаряд по назначению было уже нельзя. По крайней мере, конечный результат стрельбы оказался бы значительно хуже ожидаемого.

Немного пожалев о невосполнимой в дороге потере — запасных стрел в отряде было не так уж и много, — Катор прикопал испорченный наконечник под ближайшим деревом, где тот со временем рассыплется трухлявой ржой, и приступил к потрошению добычи, для облегчения веса отрубив у туши голову. Покончив с этим грязным делом, охотник с натугой взвалил косулю себе на спину и, подхватив лук и тул со стрелами, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, неспешно побрёл в сторону дороги, предварительно сориентировавшись по косым лучам близящегося к закату солнца, тяжело пробивающимся сквозь густую листву старых деревьев.

Вышел к дороге он уже глубокой ночью — небо над головой оказалось усыпано звёздами, среди которых величаво плыли все три луны этого мира — ярко-белая полная Лури, зелёная нарождающаяся Ната и кроваво-красный ущербный Имир. Под призрачным светом трёх лун на дороге чётко виднелись свежие конские следы — отряд проследовал здесь совсем недавно, и следопыту даже не требовалось гадать, чьи это лошади. Более того — впереди, примерно в получасе ходьбы, в чернильном сумраке ночного леса едва заметной красной точкой мелькал разожжённый костёр. Чутьё на направление вновь не подвело опытного лесного скитальца — мужчина вышел именно туда, куда и планировал. Поудобнее перехватив добычу, Катор, неспешно переставляя гудящие от усталости ноги, медленно побрёл на свет костра.