Командование немного напряг факт моего прикомандирования, и это понятно, кому из командиров нравится иметь у себя такого варяга, но после моих объяснений Елисеев решил по пути в штаб в следующий раз заехать в отдел и поговорить с Николаевым, остающимся моим прямым командиром. Говорили по делу, чётко и понятно, даже по этому я почувствовала, что люди тут заняты реальным делом и стараются делать его качественно и профессионально, поэтому и лишней болтовни не было. Командир ушёл, а я осталась общаться с начштаба. Гвардии штабс-капитан Прудников Михаил Семёнович сначала показался мне очень суровым, нет, скорее злым, и я его немного побаивалась, но оказалось, что это маска, за которой скрывается чуткий и добрый человек, но это не исключало его принципиальность и требовательность. Ещё, вопрос, кого в полку боялись больше, шумного и вспыльчивого Елисеева или тихого разноса у начальника штаба. Вообще, дисциплина в полку на высоте и не в плане выравнивания по линеечке, а в виде какой-то внутренней собранности и понимания каждым своей ответственности. Михаил Семёнович усадил меня в своём закутке штабной землянки и за кружкой горячего ароматного чая стал расспрашивать, а сам тем временем рассказывал про полк, знакомил с местными особенностями.

Полк до нашего наступления стоял в районе Новгорода, здесь уже третья площадка с начала нашего наступления, ведь дальность У-двасиков маленькая, поэтому приходится перемещаться в непосредственной близости наступающих войск. Именно их полк обеспечивал боевые действия и наступление НАГ и принял самое активное участие в боях в районе Новгорода, Чудово и при освобождении Любани. После продолжал обеспечивать боевые действия уже бывшей НАГ. За время наступления в полку довольно большие потери и сейчас трёхэскадрильный полк свели в две эскадрильи, ведь в полку сейчас всего двенадцать самолётов на одиннадцать лётчиков, не считая его самого. Елисеев оказался летающим командиром, а вот сам Михаил Семёнович после ранения в сорок первом летает редко, только если совсем прижмёт. До ранения был истребителем, но после врачи запретили большие перегрузки, так он оказался в ночниках, но сейчас об этом уже не жалеет. Хотел бы летать больше, но здоровье не позволяет, после контузии сильно село ночное зрение, а это для ночника недопустимо. Но у него богатый лётный опыт и командная практика не маленькая, то есть человек на своём месте. Буквально месяц назад полк стал гвардейским и скорее всего полк не будут отводить на переформирование, а пополнят лётчиками и самолётами на месте, что меня только радовало...

Всё-таки, я довольно много общалась с ребятами бомберами на Пешках и у меня видимо в разговоре проскользнули пренебрежительные нотки, с которыми обычно говорят про маленькие У-двасы, да я и сама считала так же, что использование этих самолётов — это вынужденная мера от безвыходности начала войны. Но война уже давно идёт, а полки ночников никто расформировывать и пересаживать на большие самолёты не торопится. На что мне Прудников так ответил, что мне долго при воспоминании об этом разговоре было стыдно.

— Наслушалась скоростников? Это понятно! Они же далеко и быстро летают и их видно, да и на вылет загружаются по самую маковку, это не наши двести килограммов, которые модификация "ВС" может нести. Вот только целый полк Пешек прилетел, десяток тонн бомб высыпали, дыма и грохота до самого неба и ни разу в мост не попали. Ну, сама подумай, скорость большая, высота тоже, зенитки палят, да тут, как ни прицеливайся, разброс даже на полигоне в идеальных условиях — плюс-минус сто метров. А наши тихоходы прилетели на бреющем, двигатели на подходе заглушили и видно даже как часовой на крылечке штаба в кулак курит, мы же гранату можем в печную трубу засунуть, не то, что просто в дом со штабом попасть. А ещё, на большой скорости замаскированные цели разглядеть совсем не просто, да и высота у них большая. А при нашей малой скорости и высоте меньше ста метров, мы же количество пуговиц на мундирах видим, если света хватает. Вот и выходит, что эффективность наших двухсот килограммов бомб часто больше пары тонн бомб у большого бомбардировщика. На линии переднего края нам конкуренцию реально наверно только штурмовики могут составить, но они ведь бронированные, как танки, броню выстрелы зениток до двадцати миллиметров пробить не могут. А у нас вся броня — перкаль, да свои штаны, сама знаешь, вот и летаем, поэтому ночью, когда нас не видно. А знаешь, что за каждый сбитый ночной бомбардировщик немцы стразу железный крест дают и премия больше, чем за истребитель или большой бомбардировщик?

— Извините, я же не знала...

— А чего же ты к нам пошла, если считала нас такими убогими?

— Ну, куда могла, туда и пошла...

— Теперь то плохо думать про наши замечательные самолёты не станешь?

— Не стану... Вот не верю, что все так думают сразу...

— Права! Двое из трёх как приходят, считают, что их в наказание к нам сослали. Вот и приходится им мозги вправлять. Наш комиссар, вообще, когда к нам с Чукотки попал, так сразу командиру заявил, что он у нас по ошибке и его на днях переведут в НОРМАЛЬНУЮ авиацию...

— А что он на Чукотке делал?

— Так там они американские самолёты перегоняли через Аляску, к нам на Чукотку летели американцы, а уже дальше до железной дороги наши пилоты перегоняли. Вообще, как он рассказывал, служба не сахар, но кому то же нужно... Вот он там на "аэрокобрах" летал и хотел в истребители, а его к нам направили, вот он и обиделся. Но потом ему всё правильно объяснили и показали, так теперь бОльшего патриота наших У-два не найдёшь. И не вздумай при нём что-нибудь пренебрежительное сказать, он парень горячий, потом извинится, но сначала может и с кулаками кинуться...

— На девушку? — Удивилась я.

— Нет, на тебя наверно не кинется, но ругаться будет страшно!

— Хорошо! Я буду иметь ввиду... А вы сказали, что у вас на двенадцать самолётов одиннадцать пилотов, значит есть для меня самолёт?

— Есть... — Почему-то тяжело вздохнул он. — У нас уже давно было две женщины в пилотах. Про Зою ты уже слышала, а вторая её подруга Катерина. Но вот женский экипаж у нас был только один, Катя с Сергеем Мухиным летала, а Сергей был штурманом полка. Да вот на днях полетели на разведку и рекогносцировку и под зенитку замаскированную угодили. Катя до дома дотянула, а вот Сергей ещё в небе умер. И Катерина неизвестно ещё как из госпиталя выйдет. А самолёт, инженер докладывал, уже полностью пригоден к эксплуатации. Не побоишься на такой самолёт сесть?

— Ну, а что делать... Ведь дотянул же до дома, значит не плохой самолёт...

— Ты же знаешь что все лётчики суеверные до ужаса. Вот я и подумал...

— А вообще, новые машины к вам приходят?

— Приходят, только мало очень. Чаще всего, когда полк выводят на переформирование, тогда и самолёты новые получаем. Так за последние месяцев восемь только раз две штуки пришло, да аэроклубовских парочка. Хотя, всё равно свободных пилотов не было. А пересаживать с пригодных машин на новые — это транжирство, сама должна понимать...

— Понимаю. А что мне ещё нужно знать и вообще, как меня вводить будете?

— Ну, пока в первую очередь тебе придётся мне район сдавать, сдавала уже?

— Сдавала. Я наш старый тыл уже неплохо облетала, а вот здесь только начала...

— Вот и поучишь, заодно и ту сторону выучишь. За штурмана полка пока мне приходится, так, что мне и будешь район сдавать. А всю лётную часть с Зоей. Как мы тебя к вылетам допустим, так и начнёшь понемногу летать...

До обеда я учила район и все эти жуткие эстонские названия. Это же нужно такой язык придумать. По мне даже якутская "Кынгырга" звучит проще и понятнее. Хотя похоже на финские и карельские названия, но даже в этом здесь как-то вычурнее, мне кажется. На обед стало приятным сюрпризом, когда на третье дали кружку с замоченной сушёной черникой с сахаром. При этом воды было едва половина, а остальное была набухшая вкусная ягода с забытым уже запахом и вкусом из детства в деревне. Как оказалось, это специально выдают лётно-подъёмному составу для улучшения ночного зрения, иногда вместе черники дают урюк или курагу. Гораздо позже узнала, что многие эту чернику терпеть не могут и всеми правдами и неправдами стараются поменять её на обычный или хотя бы морковный чай. Мне черника очень понравилась, единственно, было немного стыдно и неудобно её лопать, когда Верочка такую прелесть не ест. Пришлось себя уговаривать, что это не лакомство, а лекарство, и что когда поеду к ней, обязательно постараюсь на кухне для неё немного выпросить. И вообще, можно ведь организовать, чтобы Верочку отправили в наш полк выступить перед гвардейцами с концертом...

Да! Один маленький нюанс, так как я прикомандирована, то у меня нет гвардейского звания, и я называюсь не "гвардии младший лейтенант", а просто "младший лейтенант", хотя гвардейскую и фронтовую выслугу, и денежное содержание мне считать будут полностью, как всем остальным. Да ещё здесь есть премии за вылеты, я не разобралась в нюансах, но за вылет с бомбёжкой положены какие-то премиальные выплаты, но там совсем немного, существенной премия становится только за каждый кратный десяти вылет, как-то это не вяжется с рассказами Соседа про тупое фанатичное сталинское время, как в его истории подавалось. Вполне себе учтены вопросы материального стимулирования и поощрения, только они отодвинуты далеко на задний план, ведь не Мамоне служим, а Родине и это даже не говорят, все и так понимают. А про то, что Сталин с любовью относится к авиации, это не является особенно большим секретом не для кого. Но я же сюда не деньги зарабатывать пришла...

После обеда меня познакомили с моим командиром — капитан Зоя Исмаиловна Баймухаметова, комэск второй эскадрильи и орденоносец, прошу любить и не жаловаться. Она с ходу меня застроила, и я оценила её довольно резкий высокий голос. Вообще довольно противный и визгливый по звучанию, но увиденное уважительное отношение к ней в полку, не дали вспыхнуть моему недовольству в ответ. Чуть выше меня, плотная, что называется — "в теле", чуть смуглая с колючим взглядом чёрных глаз из-под чёрных густых бровей, с короткой мужской стрижкой, в меховом лётном комбинезоне похожая на медвежонка. Решив, что хватит с меня на первый раз, повела знакомиться с машиной. У самолёта нас встречали инженер полка — капитан-инженер Ремизов и мой техник закреплённый за машиной Матвей — старший сержант, мой ровесник с печальными глазами и вообще весь какой-то понурый, что мне очень не понравилось. Но оказалось, что за этой внешней печалью и врождённым демонстративным пессимизмом скрывается толковый специалист и самолёт в его руках всегда ухожен и в идеальном состоянии. А, что от его вида молоко готово скиснуть, ну, такой вот человек...

Я сразу попросила поставить себе в передней кабине мои педали, что Матвей сделал за пару минут. Зоя только похмыкала, но мне показалось, что ей такое даже понравилось. Вообще, на правах старшей она могла посадить меня в заднюю кабину, и мне пришлось бы рулить из неё, что для меня не слишком удобно, потому, как не привычно. Первый полёт по коробочке, даже не дав мне её доделать, сразу ушли на пилотаж. Вообще, мы фактически на передовой, к западу от зоны полётов видна замёрзшая гладь Чудского озера, а на том берегу уже немцы. Поэтому мы взлетали над самым лесом и уходили для набора высоты в сторону, а сама пилотажная зона километрах в тридцати от аэродрома. Покрутилась в зоне пилотажа и получила команду на возвращение. В принципе, с моим налётом при выполнения такого задания претензий быть уже не должно, как и вышло. Пожалела только, что глядя на Зою не стала надевать маску на лицо, всё-таки моя помороженная кожа слишком чувствительна и после посадки пришлось щёки оттирать и греть, вроде и мороза сильного нет, но прихватить успело, а я уже успела привыкнуть к полётам в закрытой кабине Тотошки. Ещё в первые пару минут приноравливалась к уже подзабытым У-двасным ощущениям, всё-таки есть довольно большие отличия от Физилёра, но руки и ноги всё довольно быстро вспомнили. После посадки мне сделали пару формальных замечаний, ничего серьезного, в общем-то, и мы пошли в землянку, где из меня предстояло сделать бомбардировщика. Загонять меня сразу на бомбометание не имело никакого смысла, что понятно и без объяснений.

До начала обучения меня познакомили с моим штурманом-стрелком, то есть это вторая половинка моего экипажа и в процессе качественной бомбардировки мы должны участвовать вместе. Второй половинкой моего экипажа стала гвардии младший сержант Садовникова Мария Васильевна из Челябинска, умница и красавица, ближайшая подруга Дуси — Евдокии Зайцевой, которая летает с Зоей. Опыта у Маши нет совершенно. Они с Дусей вместе закончили ШМАС по специальности "оружейник" и пришли в полк несколько месяцев назад, уже здесь доучились и сдали все зачёты на право летать в качестве штурманов-стрелков. Изначально планировалось, что они обе и пойдут к двум женщинам — пилотам, но если Зоя Евдокию взяла, то у Маши с Катериной что-то не заладилось, и она так и осталась на земле. Никаких видимых конфликтов или причин не было, тем более, что и у Кати с Сергеем Мухиным не было близких отношений. Честно сказать, лезть в разбор этих отношений мне не хотелось совершенно. Мне с первой встречи Маша, что называется, глянулась, а что там у них вышло с Катей, да и какое мне дело, вполне могла быть какая-нибудь личная антипатия или непонимание, в нюансах отношений между женщинами часто академик от психологии мозги свихнёт, куда уж мне лезть. Тем более, что я в ней подлости не чувствую, а значит иметь её у себя за спиной не возражаю. В общем, быстро сыграли с ней старинную женскую игру в переглядки, и стали слушать чему нас учит Зоя и пришедшая ей и подруге помочь Дуняша.

Вот здесь мне стало кисло, точнее не сказать. Я и раньше знала, что в авиации сплошная математика и в голове каждого пилота арифмометр встроенный существует. Но тут всё стало ещё запутаннее. Это только со стороны кажется, что самолёт зашёл по курсу на цель, по команде нажать кнопку пуск и всё, цель поражена. А выучить до автоматизма все характеристики больше десяти вариантов применяемых боеприпасов не хотите? И это бы ладно, а ещё нужно выучить таблицы расчётов скоростей падения бомб, на которые действует ускорение свободного падения, то есть при округлении: секунда — десять, две — тридцать, три — шестьдесят, четыре — сто метров и так далее, то есть, сколько времени при разной высоте бомба будет до земли падать. Этим с учётом выставленного типа подрыва диктуется высота сброса, а ещё ведь у разных видов бомб разное лобовое сопротивление, то есть они будут с разной степенью терять линейную скорость с какой летели вместе с самолётом, да и боковой ветер на них будет из-за этого по разному воздействовать, хотя при наших высотах и скоростях этим параметром можно пренебречь. В общем, всё это нужно знать наизусть и помнить, чтобы не только перед вылетом иметь готовые расчёты, но сделать в уме быстро новые при изменении ситуации над целью. Можно, конечно, всё делать на глазок, но в этом полку к этому вопросу подходят с разумной педантичностью и мне это нравится, хотя всё это за раз усвоить и запомнить кажется невозможным. Так, что если я думала, что сейчас быстренько нам ликбез проведут и полетим учебными бомбами, на само деле мешками с песком и угонной пылью, полигон пятнать, то здесь меня ждало разочарование. До самого вечера мы все сидели и разбирали варианты расчётов бомбардировок, при этом Зоя задавала задачи, где тоже нужно было держать уши торчком. Так она задала отбомбиться "сотками", высота, скорость, всё просто и понятно, и когда мы с Машей радостно выдали наши расчёты, нас громко и визгливо обругали и обозвали курицами. Оказывается она специально дала высоту ниже разлёта осколков от этих бомб и мы должны были это учесть и ей сказать о том, что такая высота не допустима, ведь при ней мы ещё и под фугасное действие своих бомб попадаем. И нас продолжили гонять дальше.