Киты по штирборту - 1

— Результаты письменной части узнаете после обеда. И... спасибо, Кирилл Миронович, порадовали старика. Отменное понимание материала, порадовали, да... Ну, ступайте.

Глава 8

Слова и дела

Отстрелялся. Последний экзамен, или испытание, как тут принято говорить, сдан. Ох и попил у меня крови этот чертов комитетчик. На каждом предмете валил. Чуть ли не загонную охоту устроил, язва такая. И все равно не у дел оказался. Спасибо хорошей памяти и... ускорению мышления. Правда, после каждого экзамена из кабинета я вываливался взмыленный и уставший. Трудно так часто переключаться из обычного режима в ускоренный и обратно. Вот и сейчас, полюбовавшись на очередное "превосходно", закрывшее последнюю свободную строку в табеле, я привалился спиной к стене и тяжело вздохнул. Голова гудит как колокол.

— Ты как, Кирилл? — Горский "отстрелялся" раньше и уже привычно дожидался меня у дверей кабинета. Как-то так сложилось, с самого начала этой эпопеи с испытаниями, что мы стали дожидаться друг друга после очередного экзамена. Нашли друг в друге достойного собеседника, ха... — Кирилл?

Я открыл глаза и уставился на приятеля.

— Да все в порядке. Отхожу от боя.

— Это да... Гонял тебя Трезуб знатно, аж тут слышно было, — покивал он. — Не повезло, что в этом году он от комитета в выпускную комиссию вошел. Зуб у него на домашних.

— Тогда уж три зуба, исходя из фамилии, — фыркнул я, нехотя отлипая от стены. — А с чего он так неровно дышит к нашему брату, не знаешь?

Горский замялся. Что, неужели не знает? Не верю, за прошедшие две недели я уже успел убедиться, что познания Михаила просто бескрайни, когда касаются окружающих людей и событий в нашем тихом пригороде.

— Да была там какая-то темная история. Я, честно говоря, не интересовался, — промямлил Горский.

— Ну и черт бы с ним, с этим "попечителем", — отмахнулся я. Накатила волна расслабления. Организм осознал, что я больше не собираюсь изматывать его многочасовыми зубрежками, и теперь радовался предстоящему отдыху. — Михаил, у тебя какие планы на остаток дня?

— Хм... вообще-то отец хотел пригласить тебя на ужин, — протянул он и, наткнувшись на мой недоуменный взгляд, пояснил: — Фонарик помнишь? Очень он батюшку заинтересовал.

Фонарик? А, ну да, помню, как-то в ходе очередного спора с Михаилом по поводу руники использовал свою поделку в качестве примера... да так и забыл забрать его.

— И чем он ему так приглянулся? — поинтересовался я.

— Вот уж не знаю, — развел руками Горский, но тут же спохватился: — В смысле отец говорил что-то о двух "пустых" режимах, но мне было не до того, так что в детали я не вникал.

— Понятно, — кивнул я.

Вот ведь догадливый Иван Федорович. Это ж он, получается, не смог разобраться с инфракрасным и ультрафиолетовым свечением. Хм... Ладно, раз пригласили, схожу, хоть познакомлюсь с мировой знаменитостью. Не шучу. Его действительно знают не только в Новгороде, но и в Европе и на Востоке, что Ближнем, что Дальнем, даже очерки его за рубежом печатают.

Уже стоя у калитки своего дома, я заверил Михаила, что не забыл о приглашении и обязательно загляну в гости в восемь вечера, после чего распрощался с приятелем.

А дома меня ждал скандал. Хельга каким-то образом узнала, кого именно прочат юнцом на "Феникс", и, сорвавшись со службы, явилась домой, чтобы устроить "подлым заговорщикам" большой бэмс.

Крики "Почему не предупредили?!" и "Как вы могли?!" постепенно вылились в выспреннюю речь о том, что она-де "не нанималась нянькой к строптивому необразованному мальчишке и не намерена вытирать сопли мелкой помоечной...".

— Договаривай, Хельга, — попросил я, опершись плечом на дверной косяк. — Мелкой помоечной крысе... ты же это хотела сказать?

Дядька Край... все не привыкну называть его Мироном, как следовало бы, смачно сплюнул прямо на ковер гостиной, смерил дочь разочарованным взглядом и молча вышел из комнаты.

— Рик... Кирилл... — забормотала Хельга.

— Продолжай. Что замолчала? — поинтересовался я. — Это же правда... я действительно крыса, только не помоечная, а трюмная. Так нас называли горожане, вахтовики и поселившееся в Меллинге отребье, ищущее контракта. Хотя сами они, пожалуй, хуже крыс. У них был выбор, уехать или остаться в той бочке дерьма, в которую превратился Меллинг, и жить по новым, откровенно людоедским законам. У меня такой возможности не было. Близкие мертвы, документов нет, а твоему отцу, уж извини, в начале этой эпопеи я не настолько доверял, чтобы поселиться с ним под одной крышей. Да и сам он тогда почти тут же угодил в гарнизонную тюрьму и вышел оттуда только через месяц. За это время я успел организовать себе вполне приличное жилье... нашел заработок. Непрестижный, да... зато честный. Извини, возможности жить на полном пансионе в каком-то училище, спать на чистых простынях и питаться трижды в день, заодно получая уважаемую профессию, у меня тоже не было. Но я справился... своими силами. Заметь, я никого не грабил и ничего не воровал, хотя мог бы, наверное. Что может быть проще, чем подстеречь какого-нибудь пьяного матроса в темной подворотне, пристрелить его и ограбить? Но нет, вместо этого я ползал по ржавым остовам "китов", в любую погоду, в жару и холод, корячился, искал что-то, что может принести мне честный доход. Ты знаешь, каково это, просидеть в двадцатиградусный мороз четыре часа в железном ящике размером метр на три, пытаясь снять чудом уцелевший купольный датчик давления? Я знаю. Наловчился, научился. Работал и смог сам обеспечить себе все то, что ты получала на блюдечке с голубой каемочкой. Одежду и чистую постель, толковые инструменты и оружие... не поверишь, у меня даже ванная и теплый клозет были, их я тоже сделал своими собственными руками. И имущество свое я отстаивал сам... вполне успешно. Так кто кому сопли должен вытирать? Ты, выросшая на всем готовом, не знающая, с какой стороны браться за гаечный ключ или нож, собираешься приглядывать за мной? Смешно. Трюмная крыса меньше всего нуждается в присмотре домашнего ухоженного котенка.

Закончив свой спич, я смерил Хельгу взглядом, но, в отличие от Края, не стал портить ковер и, махнув рукой, отправился в свою комнату. Пора собирать вещи.

А что? Если я правильно понимаю, то обещание выполнено. Все испытания сданы на "превосходно", а значит, пора представиться капитану "Феникса". Надеюсь, мне не откажут в немедленном заселении в кубрик?

Но прежде чем я добрался до своей комнаты, меня тормознул хмурый дядька Край... то есть Мирон... прямо на лестнице. Не знаю, что хотел сказать мой опекун, настроения вести душещипательные беседы у меня не было. Поэтому я просто протянул ему выуженный из внутреннего кармана табель. Отец Хельги, кажется, понял мое состояние, потому что взял листок и, пробежав по нему глазами, слабо улыбнулся.

— Молодец, — тихо проговорил он. — Завтра отправимся в порт, для представления Гюрятиничу. Кирилл, ты...

— Не дурак, понимаю, — вздохнул я, смирившись с тем, что разговора все же не избежать. — Она вспылила, она так на самом деле не думает. Мне нет до этого дела, дядька Край. Уже нет.

— Я с ней поговорю.

— А смысл? Кому от этого станет лучше? Ей? Вряд ли. Нотации, даже по делу, настроения еще никому никогда не улучшали. Мне? Как я уже сказал, мне нет до нее дела. Тебе? Сомневаюсь... что бы ты ни сказал, помириться у нас не получится. По крайней мере, в ближайшее время. А о доверии я и говорить не буду. Не знаю, как Хельга, а я ей доверять, как тебе, уже не смогу. Извини. Так зачем тогда воздух сотрясать?

— И что, оставить ее с этой дурью в голове? — рыкнул Завидич и вдруг сгорбился. — И когда ж она успела-то, а?

— Что именно? — уточнил я, аккуратно вынимая из ладони дядьки Мирона чудом не смявшийся табель.

— Ханжой стать, — буркнул он и, вздохнув, кивнул в сторону моей комнаты. — Ладно, иди отдыхай.

Пожав плечами, я сложил лист табеля и, убрав его обратно во внутренний карман пиджака, пошел в комнату. Отдыхать... Ну да...

Испортила мне Хельга настроение. ПМС у нее, что ли? Или она действительно считает меня помоечной крысой, из жалости взятой отцом на попечение?

Да к черту! Какое мне дело, что думает эта фифа?! Хочется ей, такой благопристойной и приличной барышне, думать обо мне как о каком-то клошаре? Вперед и с песней, тем более что последние полтора года именно им я фактически и являлся. Обижаться на правду было бы глупо, не так ли? Но... отчего ж тогда так противно на душе?

Глава 9

Разрешите представиться

Встречу с отцом Горского пришлось перенести на другой день. Идти этим же вечером в гости и непринужденно улыбаться, поддерживая беседу, я бы не смог. Настроения не было совершенно. Поэтому я просто ушел на прогулку, едва услышал, как Завидич начал по второму разу отчитывать Хельгу, старательно втирая ей, чтобы не вздумала трещать обо мне и моей биографии где попало. А что, с нее станется... наверное. С другой стороны, да весь экипаж и так наверняка в курсе нашей эпопеи.

А на следующее утро, едва часы пробили восемь, к дому подъехал заказанный дядькой Мироном "емелька", и уже в половине девятого мы были в порту.

Владимир Игоревич Гюрятинич — потомок старого новгородского рода, капитан Вольного флота и владелец дальнего транспортника "Феникс" — встретил нас в каюте собственного "кита", куда мы долго добирались под присмотром ражего детины в матросской робе и с внушительной "гаубицей", сверкавшей никелем в открытой кобуре на поясе.

Невысокий, подтянутый, с открытым загорелым лицом, одетый в идеально подогнанный черный мундир, лет двадцати восьми — тридцати, эдакий плакатный командир со стальным взглядом и волевым подбородком. Капитан "Феникса" поднялся нам навстречу и, поприветствовав со скупой улыбкой, предложил располагаться в креслах у его стола. М-да, а каюта у капитана "кита" не чета тем каморкам, что я видел на каботажниках.

Поздоровавшись со старым знакомым, дядька Мирон представил меня капитану, и в брошенном Гюрятиничем взгляде я заметил легкую настороженность. Ну да... навязанный мальчишка... как еще мог смотреть на меня капитан и владелец корабля? Я же для него источник беспокойства. Ладно взрослые члены экипажа, хотя бы знаешь, чего от них ожидать. А вот что может выкинуть тринадцатилетний юнец, не знает никто... Ничего удивительного.

— Полагаю, вы, Кирилл, и есть тот самый молодой человек, что желает начать службу на моем корабле, не так ли? — поинтересовался капитан, когда мы расселись за столом.

— Именно так, Владимир Игоревич, — кивнул я.

— Что ж, похвально, нынче не многие молодые люди отваживаются начать свою карьеру со службы юнцом. Пусть и на "ките", — задумчиво проговорил Гюрятинич. Синие глаза смерили меня долгим изучающим взглядом, задержались на миг на огрубевших ладонях, в которых я сжимал папку со своими документами. — Чего вы ждете от этой службы, Кирилл?

Вопрос прозвучал неожиданно, но сбить меня с толку таким приемом?

— Знаний. Умений, — коротко ответил я.

— Надо же... а мне показалось, что вы ищете убежища, — ровным, бесстрастным тоном произнес капитан.

— Если бы мне нужно было убежище, я бы уехал за Урал, — пожал плечами я и отметил мелькнувший в глазах Гюрятинича интерес. — Но там у меня не будет возможности получить нужные знания.

— Мечтаете о карьере воздухоплавателя?

— И о собственном "ките".

— Дерзко... а учитывая ваше нынешнее положение, я бы даже сказал, нагло, — медленно проговорил Гюрятинич, не сводя с меня пристального взгляда.

Хм... Это было завуалированное оскорбление, или капитан решил проверить меня на вспыльчивость?

— Если смотреть только в землю, никогда не увидишь звезд. Тебе ли этого не знать, Володенька... — А вот в тоне Завидича явно послышалась угроза.

Капитан отвел от меня взгляд и, нахмурившись, откинулся на спинку кресла.

— Я никого не хочу обидеть, дядька Мирон, — ответил Гюрятинич. — И уж точно меньше всего я хотел бы поссориться с тобой и твоей семьей. Но... кое-кто из моих офицеров вчера был очень недоволен грядущим пополнением экипажа, и это мнение я тоже не могу не учитывать.

— Володя, дела семейные, они в семье и остаются, — проникновенно заговорил Завидич. — И в нашем случае пусть так и будет. Хорошо? А служба пусть идет как должно. Что же до этого твоего офицера, уж поверь, до вашего вылета я мозги-то ей вправлю. Ремнем по заднице, чтоб чушь не несла!

— Вот за такие сложности я и не терплю кумовства на корабле... — со вздохом заметил Гюрятинич, скинув маску строгого капитана.

— Раньше об этом вспоминать надо было, когда на Хельгу глаз положил. Тоже мне, подарок он ей сделал, штурманом взял! — проворчал дядька Мирон и неожиданно улыбнулся. Вот так новости...

— Младшим, — уточнил зачем-то Гюрятинич, отводя взгляд.

— Да хоть капитаном! — фыркнул Завидич, но тут же посуровел. — В общем, так: меньше слушай Хельгу, она о Кирилле почти ничего не знает. А то, что видела, не понимает. Или ты считаешь, что я стал бы ручаться за пропащего человека?

— Нет, конечно, — вскинулся капитан.

Хм, а дядька Мирон для него, оказывается, авторитет... Надо запомнить.

— Вот и славно. А чтоб не было недопонимания, я тебе прямым текстом говорю: за Кирилла я ручаюсь. Понял?

— Понял. — Гюрятинич явно расслабился и, расстегнув верхнюю пуговицу кителя, вдруг предложил: — Может, чаю попьем, дядька Мирон, Кирилл?

— Это дело. А то, понимаешь, с ходу огорошил, подозревать в чем-то начал... — проворчал Завидич.

Чай принес тот же матрос, что провожал нас к капитану. Белоснежный фарфор на серебряном подносе, на мой взгляд, смотрелся в интерьерах "кита" несколько... хм... неожиданно, но, с другой стороны, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, правильно?

Чай оказался отменным, а выпечка — свежайшей... Они что, ее прямо на здешнем камбузе готовят?! Хорошо живет экипаж "Феникса", ничего не скажешь.

— Скажи, Володя, неужели ты действительно поверил россказням моей дочери? — поинтересовался Завидич, вдохнув поднимающийся над чашкой ароматный пар.

— Хм... тут, дядька Мирон, просто слишком много всего наложилось. Просьба Седьмого департамента, возраст предполагаемого юнца... тринадцать — это не пятнадцать, согласись? Ну и слова Хельги о найденыше со свалки тоже сыграли свою роль, не без того. Как-то уж очень мутно все получается. Даже с учетом интереса Седьмого департамента, — уже куда более расслабленным тоном объяснил Гюрятинич.

— Кстати, как Хельга вообще узнала о личности кандидата? — прищурился дядька Мирон, и капитан неожиданно смутился.

— Мм... я вчера получил письмо от контр-адмирала Несдинича. Ну а когда прочел фамилию, хотел подшутить над Хельгой...

— Детство в заднице заиграло, да? Владимир, с каких пор письма из Седьмого департамента стали поводом для шуток?! — взъярился Завидич. — Ты в своем уме, капитан?!

— Мирон Куприяныч, да ну что вы!

— Молчать, щегол! Кирилл, выйди!

Честно говоря, я и сам уже подумывал, как слинять из каюты капитана, чтобы не стать свидетелем грядущего разноса. Такого урона своему авторитету Гюрятинич мне не простит точно... особенно учитывая тот факт, что я буду служить под его началом.