Найти себя. Седой

В цирке было темно и для освещения использовали пару факелов, закрепив их по краю арены. Соперник Сомова быстро разделся, оставшись в трусах, а Виктор замешкался.

— Давай, давай, раздевайся, — поторопил его Сугис, — Раздевайся, а то может, у тебя под одеждой амулет припрятан. У меня гогглов нет, чтобы тебя просвечивать.

Сомов нехотя отвернулся и взялся за завязки на одежде. Он слышал, как переговаривались и посмеивались позади него борец с владельцем цирка, ехидно обсуждая совершенно не борцовское телосложение и вес Виктора и отпуская в его адрес незлобные шутки. И слышал, как они оба разом замолчали, когда он снял рубаху и оголил свою спину, разукрашенную узорами от ударов плетей.

— Вона как, — кашлянул Сугис и привычным жестом разгладил усы.

Он не был особенно удивлен, словно ожидал увидеть нечто подобное, и конечно от его внимательного взгляда не укрылась и татуировка раба на плече Виктора. Даром что старый циркач был под хмельком. Пока владелец цирка молчал и раздумывал, стоит ли иметь дело с рабом, Сомов начал действовать сам. Он церемонно поклонился сопернику и встал в стойку, приготовившись к борьбе. Внешне он был спокоен, но внутри весь кипел от злости, что его планы вот-вот должны были рухнуть из-за проклятого клейма на плече. Первоначальный вариант вести борьбу осторожно и искать слабую сторону противника, сменился безудержным желанием покончить быстро и сразу, и Виктору стало неважно победит он или проиграет. Да и не было у него возможности долго водить хороводы с обнаженными торсами, когда отсутствовали привычные для него рукава кимоно, за которые можно было ухватить соперника. Поэтому, как только борец сделал к нему первое движение, он сам ринулся навстречу, сразу проиграл противнику в более удобном захвате руками, но тут же молниеносно провел любимую подсечку. Все произошло настолько стремительно, что со стороны показалось, будто борец упал сразу же, как только к нему приблизился Сомов, и они соприкоснулись руками. Ошарашенный неожиданным падением борец, приподнялся и сел на манеже весь покрытый прилипшими опилками.

— Ты что творишь? — засопел он обиженно и обратился, апеллируя к Сугису: — Он меня подсечкой свалил. Видел? Это против правил.

Виктор промолчал. Правил он действительно не знал. Вполне возможно, что здесь использовали такие же правила, как в греко-римской борьбе, в которой подсечки и подножки были запрещены. Но он-то был борцом дзюдо, а там были запрещены только удары.

Сугис тоже молчал и все еще напряженно о чем-то думал.

— А ну давай еще, — борец уже поднялся и загорелся желанием взять реванш.

— Так, — Сугис хлопнул плетью по голенищу сапога, — Достаточно на первый раз. Мне еще надо с Чаком поговорить, а ты иди, отдыхай, Ланс. Спасибо. И вот что — о том, что здесь было никто не должен знать. Ничего не было, и ты ничего не видел.

Борец не спорил, он быстро остыл и спокойно пожал плечами.

— Как скажешь, Сугис. Не было так не было, — борец повернулся и посмотрел на Сомова уже без всякой обиды, — А ты ничего, молодец, очень быстрый.

— Ну да, — позволил себе натянуто улыбнуться Виктор, — Быстрый. Как молния.

И повинуясь неожиданному порыву, он высоко подпрыгнул, нанося двойной удар ногой по воображаемому противнику, следом продемонстрировал несколько ударов ногой с разворотом, а затем плавно и гармонично перешел в стойку, поклонился, сложив ладони перед грудью и неподвижно замер.

— Борьбой значит, говоришь, занимался, — проворчал Сугис, — И как это называется?

— Удар Чака Норриса ногой с разворота, — продолжал злиться Сомов.

— Красиво исполнено. Сам придумал? — встрял в разговор борец, но наткнулся на взгляд Сугиса и закончил: — Ничего не было. Ничего не видел. Уже ушел.

Разговор с владельцем цирка продолжился спустя пять минут в его фургоне.

— Значит так, Чак Норрис, — Сугис выделил имя усмешкой и снова стал суровым, — выходит, что документов у тебя нет, а проблемы у тебя есть. Так? Так. Ты беззаконник и мне твои проблемы, в общем-то, ни к чему. Но хотя ты парень проблемный и очень странный, ты мне нравишься. Город мы покинем через пять дней, и если присоединишься, то работа для тебя найдется. Два условия: получать будешь половину от доли остальных и по первому моему требованию уйдешь и больше никогда о нас не вспомнишь. Поймают — твои заботы.

— Я согласен, — впервые за этот вечер Виктор искренне улыбнулся, забыв о хитрой книге.

У Сомова было достаточно времени, чтобы подготовиться к побегу. На руку было и то обстоятельство, что Преан в очередной раз уехал в столицу, да еще и вместе с домоправителем. Готовился Виктор обстоятельно. Собрал свои записи, привел в порядок одежду, сладил чехол для гитары. Памятуя о высоком уровне преступности, приготовил себе в дорогу короткий меч, который давно уже приметил на чердаке среди всякого хлама, накопившегося за несколько поколений Преанов. Мечей там было много, но все они были тронуты ржавчиной и у них отсутствовали рукоятки. Сомов выбрал наиболее хорошо сохранившееся оружие с привычной для себя длиной около метра. По типу это был наиболее распространенный в Останде полутораручный меч, имеющий крестовидную гарду и четырехгранный клинок, плавно сужающийся к длинному острию. Виктор очистил меч от ржавчины, заточил и смастерил рукоять из плотно намотанных кожаных полос. Без навершия оружие выглядело несколько непривычно и неказисто, но зато оно было точно подогнано по размеру кисти и держать его было удобно, что одной, что двумя руками. Много времени ушло на то чтобы изготовить потайные ножны. Носить меч на боку Сомов не решился, так как с оружием здесь ходили только воины, стража и люди благородного звания. Поэтому он приладил меч за спину, как это делал в кино Конан варвар, а чтобы рукоятка вызывающе не маячила из-за плеча, расположил ножны строго вертикально, прикрепив к ним равномерные рюкзачные лямки. Последним штрихом стала шерстяная накидка с подстежкой и капюшоном, которая полностью прятала и сам клинок с ножнами и торчащую за головой рукоятку меча. Даже если капюшон не надевать на голову, то его можно было набросить на рукоять меча и полностью скрыть от чужих глаз.

Каждый день Сомов прогуливался к цирку, но внутрь не заходил и не с кем не разговаривал. Когда же он увидел, что купол убран, а цирковая труппа разбирает балаган и собирается в дорогу, то понял, что его время пришло. Цирк уезжал утром, значит, он должен был уйти и примкнуть к ним ночью.

Вечером Виктор подарил большую бутыль заранее припасенного вина садовнику, и пропойцу можно было уже не принимать в расчет. Препятствием оставались только кухарка и сторож. Сомов терпеливо дождался, пока в доме окончательно не затихло, и решил, что прислуга уснула. Он зажег свечу и осторожно пробрался на кухню за припасами в дорогу, где начал шарить по ящикам с продуктами. За этим занятием его и застала еще не успевшая уснуть повариха и привлеченная шумом на кухне. Палла не разобралась, что делает в такой поздний час на кухне Сомов, может, посчитала, что он просто проголодался, а мысли ее при виде молодого раба, как обычно приняли сексуальный характер. Она заулыбалась, подошла, пошло виляя могучими бедрами, и попыталась было обнять Виктора, но он уверенно отстранил ее рукой.

— Не сегодня, Палла. Не сегодня и никогда больше, — голос Сомова был холодным.

— Ты чего это, Снежок? Перестань, — игриво произнесла кухарка, протягивая руки к завязкам на штанах раба.

— Пошла прочь, — брезгливо сказал Виктор и грубо оттолкнул ее от себя.

Этот толчок вмиг разъярил кухарку. Она разразилась потоком брани и угрожающе пошла на него со злым перекошенным лицом. Сомов дождался, пока она подойдет вплотную и с размахом, от всей души залепил ей оплеуху. Повариха отшатнулась, запнулась и шлепнулась на задницу повалив вместе с собой кухонную утварь, коробы и бутылки. Она недоуменно захлопала глазами и схватилась пухлой рукой за звенящее красное ухо. Сомов склонился над ней с каменным лицом и медленно повторил:

— Пошла прочь отсюда.

Кухарка завозилась на полу, грузно поднялась и испуганно бросилась вон из кухни. Сомов посмотрел ей вслед, и на секунду в нем шевельнулась жалость. Он впервые в жизни поднял руку на женщину и чувствовал некое подобие угрызений совести — в нем проснулось наследие земной морали. Но стоило вспомнить о своем статусе раба и унизительном положении сексуальной игрушки для наглой кухарки, как ростки совести быстро залила все реабилитирующая волна ненависти.

Виктор наскоро собрал снедь в дорогу, вернулся к себе в комнату, переоделся и взял приготовленные вещи. Необходимо было уходить как можно быстрее уходить, раз уж вышла такая незадача с кухаркой, но оставалась еще пара недоделанных дел. Надо было побрить голову наголо и написать прощальное письмо хозяину, чтобы между ними не осталось недопонимания. Побриться можно было и в другом месте, а вот письмо придется писать здесь. Сомов зашел в кабинет Преана и сел за его рабочий стол в глубокое мягкое кресло из черной кожи. Щелкнул кнопкой включения настольной магической лампы с корытообразным медным абажуром и прислушался. В доме стояла полнейшая тишина, которую подчеркивало необычайно громкое тиканье настенных часов. Немного нервничая Сомов смахнул пот со лба и активировал настольный магический вентилятор, который стоял с другой стороны от лампы. Конусообразная медная труба тихо загудела, закрутились шестеренки, соединяющие ее с суставчатой ножкой, и труба начала плавно покачиваться из стороны в сторону, обдавая помещение потоком воздуха. Виктор раскрыл книгу, подаренную ему писателем, обмакнул золотое перо в чернильницу и на внутренней стороне обложки на языке людей, но используя буквы оркского языка (слуги не прочтут, а писатель разберется без труда) начал писать:

"Господин Эргис Преан. В соответствии с нашим давним договором я взял на себя смелость выполнить оба обязательства и за себя и за вас. Я ухожу, отныне считая себя свободным человеком. Надеюсь, что впредь и вы будете считать меня таковым. В качестве неустойки за просрочку выполнения обязательств с вашей стороны я выбрал один из ваших старых мечей. Для вас он не представляет никакой ценности, а для меня это символ того, что у вас больше нет передо мной долгов. Тайна, в которую мы оба посвящены, останется тайной навсегда. С моей стороны я это гарантирую. С вашей стороны рассчитываю на то, что вы не станете меня разыскивать. Очень надеюсь, на вашу благоразумность иначе ничто не заставит меня хранить наш секрет. Вик Сангин".

Сомов немного подумал и, не удержавшись злорадно дописал:

"После написанного. Вашу книгу я не смог оценить по достоинству, так как не осилил больше десяти страниц, поэтому возвращаю ее обратно".

Настроение у него стало приподнятым, и он даже замурлыкал себе под нос:

Районы, кварталы, жилые массивы

Я ухожу, ухожу красиво...

Послышался приближающийся шум, двери распахнулись, и в кабинет ворвалась разъяренная кухарка с массивным канделябром в руке и ведомый ею полусонный сторож.

— Вот он! — торжествующе воскликнула Палла, указывая пылающим канделябром на Сомова, — Вот он мерзавец! Сейчас ты у меня попляшешь!

Она оглянулась, ища поддержки у сторожа. Тот крайне недовольный тем, что его разбудили и вытащили из постели, протопал по кабинету и сердито уставился на Виктора ожидая разъяснений.

— Сангин, что у вас там Паллой произошло? — он недоуменно огляделся, — И что ты делаешь в кабинете хозяина ночью?

Сомов отметил, что сторож опрометчиво пришел без оружия. Объяснять ситуацию было долго, да и не нужно, поэтому Виктор молча поднялся из-за стола и одновременно выдернул меч из ножен. Кухарка завизжала, а со сторожа мигом слетели остатки сонного состояния.

— К стене! Сели на пол! — приказал Сомов и угрожающе провел мечом перед их лицами в паре сантиметров.

Близость клинка была настолько убедительна, что слуги Преана отпрянули и покорно опустились на пол у стены. Палла находилась в полуобморочном состоянии и тяжело дышала открытым ртом словно рыба, выброшенная на берег, а Таумон все еще храбрился и пытался держаться, как и подобает настоящему солдату.

— Ты что творишь, Сангин? — спросил сторож растерянно, а увидев приготовленную котомку и зачехленную гитару, наконец-то все понял и воззвал к благоразумию Сомова: — Кончай дурить, парень. Это плохо кончится. Тебя все равно поймают, а за побег хозяин очень жестоко накажет. Может даже убить. Одумайся пока не поздно. А о том, что сейчас было мы с Паллой никому не расскажем. Правда, Палла?

Он толкнул женщину в бок локтем, но кухарка в ответ лишь нечленораздельно замычала.

— Тише, — Виктор приложил палец к губам, — не надо слов. Они лишние. Однако, что же мне теперь с вами делать?

Он задумался. Эти двое стали препятствием на пути к побегу и самым правильным было бы это препятствие устранить. Но, оказалось, вовсе не так-то непросто взять и зарезать двух людей, которые, в общем-то, ничего плохого ему не сделали. Кухарка, если не брать в расчет ее сексуальные шалости очень хорошо готовила и кормила его, а сторож всегда относился по-человечески, и даже тренировались они вместе. Может связать их покрепче? Так развяжут слуг не раньше, чем вернется Преан, а это может случиться через неделю или даже позже. До того времени они скорее всего не доживут. Рассчитывать на то, что их хватиться и найдет садовник не стоит, так как он и в дом-то никогда не заходит, а живет в отдельной пристройке. Пропойца будет только рад, что ему никто не указывает что делать, а куда все вдруг исчезли даже и не задумается. Выходит, что смерти им хоть так, хоть этак, никак не избежать, сделал вывод Сомов. Жаль. Тяжело вдохнув, он нахмурился, и сделал шаг вперед, удобнее перехватив меч.

Видимо в его глазах было нечто такое, что привело прислугу в полнейший ужас. Сторож, заерзав ногами по полу, испуганно пополз в сторону вдоль стены, а кухарка закрыла голову руками и отчаянно завизжала.

— Тихо! — рявкнул Сомов и остановился не в силах принять окончательное решение.

Он присел на корточки перед женщиной, которая уже не визжала, а тихо не замолкая пищала на одной ноте и не сводила с него затравленных мокрых глаз. Ну что тут станешь делать, подумал Сомов и еще раз вздохнул.

— Все. Хватит реветь, — успокаивающе произнес он и вытер ей слезы, — Успокойся. Ты сейчас пойдешь к себе в комнату, ляжешь спать, и до утра никуда не будешь выходить. Понятно? Ты понимаешь, о чем я говорю?

Палла перестала выть, и бешено замотала головой, соглашаясь с предложением Виктора и глядя на него с надеждой и недоверием. Сомов подал ей руку и помог подняться. Повариху била нервная дрожь и даже поднявшись с пола, она не решалась сделать лишний шаг без команды Виктора. Все происходящее стало выглядеть несколько комично, и Сомов нервно усмехнулся. Нет, не станет он никого убивать, пусть его совесть останется спокойной, а что будет, то будет, решил он.

— Все прекращаем плакать, — он погладил дрожащую кухарку по щеке и спросил: — Или ты расстроилась, что мы больше не увидимся?