Интендантуррат

Крайнев в новеньком мундире восседал рядом с нарядной Эльзой. Их поздравляли, желали счастья и спрашивали о свадьбе. Эльза скромно опускала глазки, Крайнев отшучивался. Мысль о формальном браке, который упрочил бы их положение в N, нравилась Эльзе, но Москва запретила даже думать. Немецкому офицеру (военный чиновник к нему был полностью приравнен) надо было испрашивать разрешения на брак у вышестоящего начальства, хлопотать о бумагах, подтверждающих арийское происхождение, неизбежно последовала бы проверка, которая кончилась бы нехорошо. Крайнев объяснил ситуацию Эльзе, та, вздохнув, согласилась. Крайнев видел, что Эльза рада стать его супругой хотя бы по немецким законам, но положение двоеженца ему не улыбалось. Запрет Москвы пришелся кстати.

В свою Москву Крайнев почти не заглядывал. Во-первых, это было технически сложно. Выяснилось, что время для перемещения выбрано неудачно. К полуночи Крайнев и Эльза только появлялись дома, соскучившаяся возлюбленная ходила за ним хвостиком, а Крайнев не желал путаных объяснений на скользкую тему. Разумеется, он мог улучить момент, переместиться в Москву и определить с Гаркавиным новый час встречи. Однако ситуация могла непредвиденно измениться, что тогда? Полночь оставалась предпочтительной на случай провала. Крайнев не хотел себе признаваться, но его перемещениям домой препятствовали отношения с Настей. Он не охладел к жене, продолжал ее любить также сильно, как до свадьбы, но в N была Эльза. Забыть о ней по возвращению к жене, как делают другие мужчины, у Крайнева не получалось, поэтому он до времени стал избегать самих возвращений.

Он нашел возможность отвезти Гаркавину видеозапись, о чем впоследствии пожалел. Составив обычный отчет, Крайнев отправил его подполковнику и приготовился насладиться заслуженным отдыхом. Но на следующий день Гаркавин позвонил, попросил одеться официально и ждать. Недоумевая, Крайнев вытащил из шкафа банковский костюм, белую рубашку и галстук. У подъезда его встретила черная "волга", за рулем которой сидел сам Гаркавин.

— Что случилось? — спросил Крайнев, усаживаясь рядом.

— Ваша видеозапись, — пояснил Гаркавин, выруливая из тесно заставленного машинами двора.

— Что-нибудь не так?

— Все так, — возразил Гаркавин. — Очень даже так. Видео произвело впечатление. Вас хотят видеть.

— Это из-за боя?

— Нет! — сказал Гаркавин. — Бой, конечно, интересен, но в наших стенах видали и не такое. Я не уполномочен раскрывать тайну, сами все услышите.

К удивлению Крайнева они поехали не на Лубянку, а выбрались к МКАД. Гаркавин остановился у мрачноватого серого здания. Двое молодых людей в штатском проверили их документы, после чего Гаркавин с Крайневым поднялись на лифте и оказались в большой приемной, где за столом секретаря сидела не обычная девица в короткой юбке, а молодой человек в строгом костюме. Крайнев не успел удивиться этому обстоятельству, как их пригласили в кабинет. Хозяин его, высокий, моложавый мужчина с седыми висками, предложил Крайневу присесть за приставным столиком, сам устроился напротив. Гаркавин сел возле хозяина кабинета.

— Моя фамилия Щелкунов, Николай Петрович, — представился хозяин. — Как зовут вас, я знаю. Рад видеть.

Крайнев пробормотал нечто вежливое.

— Хочу поздравить вас с успешным выполнением задания, — сказал Щелкунов. — Ваша запись изменила взгляд на некие обстоятельства, ранее считавшиеся неоспоримыми. Это вносит коррективы в принципы наших взаимоотношений. Проще говоря, невольно вы получили доступ к совершенно секретной информации.

— Я подписывал обязательство о неразглашении, — напомнил Крайнев.

— Этого недостаточно. Информация относится к высшей степени секретности. Такой допуск оформляют только офицерам нашего ведомства, либо государственным служащим высокого ранга. Вы не входите ни в одну из названных категорий.

— Что это означает?

— Немедленное прекращение эксперимента.

Крайнев хотел возмутиться, но сдержал себя. Помолчал, обдумывая.

— Вы пригласили меня сюда не за тем, чтоб это сообщить? — спросил он минуту спустя. — О прекращении эксперимента мог объявить подполковник? — он кивнул в сторону Гаркавина.

— Вы абсолютно правы, — улыбнулся Щелкунов. — Вас пригласили по другой причине. Мы не хотим прекращать эксперимент. Скажу больше: очень даже не хотим. Но в прошлое должен отправиться наш сотрудник.

— Как? — удивился Крайнев. — Кто?

— Майор Крайнев.

— Вы предлагаете мне службу?

— Почему бы нет? Вы молоды, здоровы, служили в армии. Ваши знания и умение будут востребованы на новой службе.

Крайнев угрюмо замолчал.

— Подполковник Гаркавин предупредил меня, что вы не обрадуетесь, — сказал Щелкунов. — Я даже могу предположить почему. В последние годы было много публикаций о "кровавой гэбне". Не буду опровергать, гниль, распространяющая эти бредни, того не заслуживает. Подумайте! Вы занимаетесь тем же, что и наши люди. Работаете под чужим именем, смертельно рискуете, не рассчитывая получить за свою работу большие деньги. Вас никто не заставляет подвергать свою жизнь опасности, тем не менее, вы по доброй воле отправляетесь в военные годы снова и снова. Слово "патриот" в наше время обгадили как могли, но мне оно нравится. Я уважаю патриотов — настоящих, которые проявляют любовь к Родине не на словах, а на деле. Вы из их числа. Мне стыдно, что мы беззастенчиво эксплуатируем ваш патриотизм, ничего не предлагая взамен.

— Я ничего не прошу, — сказал Крайнев.

— Если человек не просит, это не значит, что не нуждается. В истории нашей службы были примеры, когда люди помогали нам бескорыстно, но это нельзя превращать в правило. Денежное содержание майора не сравнить с зарплатой менеджера банка, но это все же деньги. Вы недавно женились, семья будет расти, ее надо содержать. Менеджеру банка сегодня трудно найти работу — кризис. Есть еще обстоятельство, о котором не могу умолчать. Видеозапись показала, насколько опасна миссия в прошлое. В случае вашей гибели, что станет с близкими? Закон Российской Федерации защищает семьи офицеров в случае потери кормильцев, да и мы не бросаем в беде.

— Моя работа в N скоро закончится, — сказал Крайнев. — Чем буду заниматься по возвращению?

— Дело найдется! — улыбнулся Щелкунов.

— Какое?

— Будет возможность выбрать.

— Я смогу уволиться, если не понравится?

— Удерживать не станем. Нас вполне устроит, что вы уйдете в запас офицером нашей службы, который в случае разглашения тайны несет ответственность перед военным судом. Но мне представляется, вы не захотите писать соответствующий рапорт. Есть люди, которые родились для оперативной работы. Случается, человек понимает это не сразу, но когда распробует... Это, как наркотик. Бывших разведчиков не бывает, слышали, наверное? Не задумывались, почему?

— Я согласен! — сказал Крайнев...

Оформление заняло несколько дней. Крайневу пришлось заполнять бумаги, проходить собеседования, сдавать тесты... Он роптал, Гаркавин в ответ только пожимал плечами: порядок.

— Что такого секретного я принес из прошлого? — спросил его как-то Крайнев.

— Не уполномочен разглашать, — привычно ответил подполковник. — Скажу позже! — добавил он, увидев, как перекосилось лицо Крайнева. — Честное слово, Виктор! Не злись!

Гаркавин пригласил Крайнева в гости и настоял, чтоб он пришел с Настей. Жил подполковник в обыкновенной панельке, стандартной трешке, не блиставшей дорогим ремонтом. Однако в квартире все было аккуратно и на месте. Гости познакомились с женой Гаркавина, красивой, статной женщиной и двумя сыновьями: шестнадцати и трех лет. Крайнева удивила такая разница в возрасте, но он удержался от расспросов. Они выпили, закусили, после чего Гаркавин увел Крайнева на кухню, где еще раз извинился за отказ ответить на вопрос.

— Это не от недоверия, — сказал, закуривая. — Просто информация настолько необычная, что мы в недоумении. Нужно подтверждение. Я тебе обязательно расскажу.

Крайнев пожал плечами.

— Есть просьба, личная, — сказал Гаркавин. — Я твое видео несколько раз смотрел. Первую часть, где бой. Раньше деда только на фотографии видел, а тут живой, в деле. Не поверишь, в глазах щипало. Поэтому просьба. Сейчас! — Гаркавин убежал и вернулся с альбомом. Вытащил из него небольшую фотографию. На снимке была запечатлена семья Гаркавиных: взрослые сидели на стульях, старший сын стоял рядом, малыш пристроился на руках матери. — Можешь передать?

Крайнев понял, кому. Кивнул и спрятал фото в карман.

— Разумеется, это между нами! — предупредил Гаркавин. — Мне не поздоровится, если узнают.

— Могила! — заверил Крайнев, листая альбом. Помимо обычных семейных фото в нем встречались те, где Гаркавин запечатлен со сослуживцами. На одном снимке Крайнев задержал взгляд. Перед объективом стояли офицеры в парадной форме, с орденами и медалями на кителях. По всему было видать, что снимались в честь какого-то торжественного случая. Крайнев нашел знакомое лицо, перевел взгляд ниже и невольно присвистнул:

— Ого! Три ордена!

— У деда больше! — сказал Гаркавин, забирая альбом. — Он вообще герой.

— Так он воевал!

— Мы тоже по углам не сидели.

— Я думал, ты из кабинетных служак.

— Три года, как перевели. После ранения. Вообще-то полагалась инвалидность, но отбился. Как семью кормить? Меня девяностые годы на Кавказе застали, время было такое, что еле ноги унесли. Десять лет скитались с женой по углам, потому разница между сыновьями такая. Как было второго заводить?

Крайнев вздохнул, вспомнив службу в дивизии.

— Ничего, Виктор, прорвемся! — сказал Гаркавин, хлопая его по плечу. — Еще по сто грамм?..

Вторая неприятность ждала Крайнева по прибытию в сорок четвертый. Зашедший за донесением Николай сказал, что есть новости из Москвы.

— Вам присвоено звание майора госбезопасности! — сказал он торжественно.

"Надо же! — подумал Крайнев, принимая соответствующий вид. — И здесь майор! Хотя, майор госбезопасности в то время был приравнен к полковнику. Нет, это до февраля сорок третьего. Все-таки простой майор..."

— Есть еще одна новость, касающаяся лично вас, — сказал Николай и умолк. В комнату вошла Эльза. Зная о распорядке дня любимого, она не упускала случая побыть вместе.

— Говорите! — сказал Крайнев, решив, ничего такого Николай сказать не может.

— Ваша жена... Она погибла.

— Настя! — вскричал Крайнев. В тот же миг он понял, что это другая Настя. Он невольно взглянул на Эльзу. Лицо ее стало белым.

— Как это случилось? — спросил Крайнев хрипло. — Она же в госпитале...

— После вашего отбытия за линию фронта, Анастасия Семеновна попросилась в санитарный поезд. Объяснила, что хочет быть ближе к мужу. Надеялась вас встретить. Она не знала, что вы в тылу врага, ей об этом не сказали. Поезд разбомбили...

Эльза повернулась и вышла. Крайнев проводил Николая и вернулся в дом. Эльзу он нашел в спальне. Она лежала на койке лицом вниз, плечи ее вздрагивали от рыданий. Крайнев присел рядом и осторожно погладил ее по голове.

— Я этого не хотела! — задавленно всхлипнула Эльза. — Прости!

— Никто не хотел! — сказал Крайнев, отрывая ее от подушки.

— Ты не понимаешь! — Эльза всхлипнула. — Я просила Богородицу, чтоб ты стал свободным. Чтоб мы стали мужем и женой. Но этого не хотела! Думала, она полюбит другого и уйдет. Я не просила о смерти!

— Причем здесь Богородица? — сказал Крайнев, обнимая Эльзу. — Это фашисты. Идет война, и кто знает, кому суждено уцелеть?

Эльзу пришлось успокаивать долго. Наскоро перекусив, Крайнев уехал на станцию — ожидался воинский эшелон, и вернулся поздно. Эльзы дома не было. Крайнев, не мешкая, поехал в гостиницу. Эльзу он нашел в кабинете, она устроилась спать на диване.

— Решила, что тебе надо побыть одному, — пояснила она смущенно. — Ты ведь любил жену. Я видела твое лицо...

— Я и сейчас ее люблю, — сказал Крайнев. — Только что это меняет? Что случилось, то случилось. Я ценю твою деликатность, но если станешь ночевать в гостинице, перестану спать. Ты мне не чужая, я беспокоюсь. Так нельзя. Я сюда не загорать приехал, да и ты вроде как на службе. Пока идет война, о личном лучше забыть. Возвращайся домой! Можешь спать в другой комнате, если хочешь. Главное, чтоб я знал: с тобой все в порядке.

— Я не буду спать в другой комнате! — сказала Эльза. — В том нет нужды. Но я не стану тебе докучать. Возьму второе одеяло, у каждого будет свое. Так сможем просто спать...

"Зарекалась кума!" — подумал Крайнев, но спорить не стал. Отвез Эльзу домой, где они легли, как она захотело. Тем не менее, утром они проснулись в обнимку, причем, никто не помнил, как была нарушена договоренность. Да и вспоминать не хотелось...

Беда случилась после Рождества. Стоял поздний вечер, Крайнев был дома, до прихода Эльзы оставался час. Крайнев читал книгу, когда в комнату ввалился Седых. С белым, как январский снег, лицом.

— Товарищ майор, — сказал он тихо. — Я убил Бюхнера...

Спустя двадцать минут Крайнев знал все. В N Седых откровенно страдал от безделья. Привыкнув к суровому партизанскому быту, постоянным лишениям и опасности, он не мог приладиться к спокойному и безопасному на его взгляд прозябанию в оккупированном N. Осенью Седых попросил разрешить ему ночную охоту на одиноких немцев. Крайнев категорически запретил: в случае неудачи Саша провалил бы всех. Седых с видимой неохотой подчинился и с той поры заскучал. Заняться ему и в самом деле было нечем. Седых отвозил и привозил Крайнева и Эльзу на службу, занимался домом, как надлежит добросовестному денщику немецкого интендантуррата. Больших усилий это не требовало. Саша повадился работать в гостинице Эльзы: колол дрова, топил печи, таскал мебель. Крайнев не препятствовал: хоть какое, да дело. Использование денщиков в личных целях в N никого не удивляло: немецкие офицеры считали их бесплатной прислугой. Эльза Седых тоже не платила, но потакала известной Сашиной слабости: вечерами от Седых частенько попахивало. Крайнев ругался, но Эльза не слушалась. Во-первых, она считала себя обязанной рассчитаться за работу, во-вторых, часть любви к Крайневу перенесла на его спутника, с которым общалась, как с братом. Саша платил ей взаимностью: он сразу и навсегда записал Эльзу в близкие друзья. Крайнев не раз наблюдал трогательную сцену: хрупкая, едва достигающая Сашиного носа Эльза отдает распоряжения, гигант кротко смотрит на нее сверху вниз, готовый выполнить любой каприз обожаемой хозяйки.

В гостинице Седых заприметил Бюхнер. Очарованный его силой и старательностью, он попросил интендатуррата Зонненфельда, разрешить "гроссер руссэ" время от времени работать у него. Бюхнер не раз жаловался на своего ленивого денщика, поэтому просьба не показалась Крайневу странной. Седых заготавливал Бюхнеру дрова, ремонтировал крылечко, чистил дымоход, занимался прочей работой, требующей мужских рук. Бюхнер рассчитывался шнапсом, причем, любил лично наливать полный стакан, с восторгом наблюдая, как Седых махом опорожняет его и, не закусывая, нюхает рукав.