Перед пробуждением

После всех ужасов, разочарований и редких радостей последних дней он впервые мог наяву скорбеть о своем друге.

Глава 9

Кабинет Директора Фуюцки выглядел так же, как и кабинет профессора Фуюцки десять лет назад, то есть был сугубо функциональным помещением, в котором ученый и исследователь чувствовал себя вполне комфортно и естественно. Правда, большинство посетителей Директор все же принимал в более представительном зале, оборудованном по соседству таким образом, чтобы производить нужное впечатление одновременно и на высоких гостей (NERV — преуспевающая научная структура на особом финансировании ООН), и на не менее высоких проверяющих (NERV — организация, тратящая бюджет на исследования, а не на патетический декор). "Личный" же кабинет был не слишком известен даже среди непосредственных подчиненных, по сути туда приглашались лишь первый заместитель Рицко Акаги и Первое Дитя.

Козо Фуюцки сейчас стоял перед одной из достопримечательностей своего логова — обыкновенной университетской доской, давным-давно исписанной сложными математическими записями, среди которых было безжалостно вытерто "окно", заполненное лишь пятью строчками, и Директор, шевеля губами, перебирал их:

— Вестник Отрицания... Вестник Пути... Вестник Познания... — он остановился, взял маркер и бережно, почти с благоговением провел им по первым трем строкам, зачеркивая их.

Оставалось еще две надписи, и Фуюцки долго держал руку перед ними: "Вестник Тьмы" и "Вестник Видения". Директор открывал и закрывал колпачок маркера, хмурился и дергал уголком рта, его мысли кружились вокруг этих последних строк, которые отделяли человечество от величайшей победы.

Пискнул сигнал ресивера, и Фуюцки, с видимым сожалением оторвавшись от доски, сел в кресло напротив камеры и видеопанели. Таблица настроек, спутниковые данные установки сигнала... Потерянный в своих мыслях Директор проморгал момент появления на экране знакомого интерьера кабинета главы SEELE.

— Здравствуй, Козо.

Фуюцки кивнул, с видимым усилием разорвал нить своих нелегких размышлений и вновь, как всегда, поймал себя на мысли, что с Безглазым разговаривать крайне тяжело. Хотя для человека с опытом Директора NERV было нетрудно скрыть неудобство, вызванное невидимыми глазами собеседника, это отнюдь не делало разговор легче.

— Здравствуй, Кил. Полагаю, причина вызова существенна?

— И не одна, — Лоренц усмехнулся. — Окончена полная интерпретация Договора. Теперь нет никаких сомнений, что сценариев всего три.

Фуюцки сухо кивнул:

— Мне кажется, мы выяснили уже, что Великие не лгут, значит, то, что прозвучало четырнадцать лет назад, — тоже правда.

Лоренц помолчал, обозначая неохотное согласие со своим визави:

— Думаю, доказательства в таком вопросе никогда не лишни, Козо. Однако, это не все. То, что тебе сообщили Великие, — лишь основа Договора, но его примечания не менее захватывающи. К примеру, тебе будет интересно узнать, что в случае, если человечество откажется от исполнения Договора...

— Не интересно, Кил, — прервал его Фуюцки. — Договор будет исполнен. NERV не допустит ни одностороннего выполнения сценария Великих, ни разрыва Договора.

— Ну что ж, хорошо, — примирительно сказал Лоренц. — В некоторых вопросах ты упорно хочешь быть не ученым, но фанатиком человечества...

— Фанатиком? Кил, сколько можно?

— Да, Козо, действительно. Ты ведь решил, что Слияние — оптимальный путь, потому что позволит сохранить человеческое...

— Хватит, Кил! — Фуюцки уже не скрывал злости. — Мы все решили уже много лет назад! Ты помнишь, как стал компьютеризированной руиной? Или напомнить?..

Лоренц откинулся на спинку своего кресла и скрестил руки на груди, но его ровный тон не изменился:

— Это тут не при чем. Два из трех вариантов Сценария избавят меня от этого унизительного существования, так что не дави мне на воспоминания об "Эдеме". Но почему ты решил, что именно начатый тогда путь лучший для всех нас? Почему?..

Фуюцки смотрел на своего врага и союзника, тоскливо вспоминая, что каждый значимый этап их продвижения по намеченному пути непременно сопровождался повторением этого разговора. И сегодня Директор NERV чувствовал, что безумно устал. Устал от аргументов Лоренца и от своих аргументов, от вечных споров, от воспоминаний о Втором Ударе... Директор чувствовал, что сейчас, когда победа так близка и так по-прежнему далека, он невероятно утомлен необходимостью что-то доказывать.

— ...да, мы потеряем свою человеческую сущность, но ведь Слияние оставит людям возможность пойти старым путем страдания!..

"Великое небо, — подумал Фуюцки, очнувшись, — он все еще продолжает!.."

Директор NERV поднял руку, призывая разошедшегося коллегу к молчанию.

— Кил... Я уважаю твое мнение во всем и несмотря ни на что... Но мы больше не будем возвращаться к этой теме. Еще два Вестника, и Договор будет исполнен, так что пережевывать доводы нет смысла.

На лице Лоренца ничего не отразилось, он ожидал чего-то подобного:

— Возможно, есть новые аргументы, Козо? Старые основываются на твоей вере в человечество... Так просвети, почему всем вместе стоит идти ненадежным путем твоих личных убеждений?

— Старые аргументы все еще в силе. Но есть кое-что сверх того, Кил...

Фуюцки был полон решимости поставить точку. Не три, а всего одну.

— ... Я не обязан ничего доказывать, потому что я ушел во Мглу после Второго Удара и подчистил все то, что наделали наши предшественники в 2000 году. Потому что я получил Печать Договора. Потому что я открыл программу EVA... Тебе не кажется, Кил, что я уже доказал делом право взять на себя ответственность за будущее?

В тишине, воцарившейся в эфире, стали слышны звуки работающей тонкой электроники спутниковой связи.

— Что ж, Фуюцки, наконец я услышал то, что ты все эти годы, по-видимому, на самом деле имел ввиду... Я все понял. Раз тема будущего закрыта, давай вернемся к настоящему... Есть еще один повод поговорить. Что со статусом твоих Детей?..

Продолжая разговор, Директор NERV не мог отделаться от мысли, что уже четырнадцать лет Кил Лоренц пытался вытянуть из него именно такое самоуверенное заявление, и, невзирая на очевидную теперь точку в этой теме, Фуюцки почувствовал себя очень неспокойно.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

Сигеру Аоба пропустил две смены и почти наверняка был бы уволен, невзирая на свой допуск к секретной информации и высокую квалификацию, если бы не взломал компьютерную сеть больницы и не прописал себе диагноз "обострение хронического тонзиллита". Истинная причина прогулов в данный момент превратилась из благословенного забвения в жуткую головную боль, потому как на самом деле старший техник NERV двое суток смотрел телевизор и пил. Бренчал на гитаре и пил. Играл на приставке и пил. Слушал музыку и пил.

Попросту говоря — пил беспробудно.

В Институте никто не знал тайны техника-неформала: Сигеру Аоба завидовал Мисато Кацураги. Ее двое подопечных до сих пор, хвала небесам, живы и здоровы, а его младший товарищ, о котором он знал так много, но которого так плохо успел узнать, уже никогда не сможет вновь... И не придет... И не... Вот...

Сигеру тряхнул бутылкой, потер подозрительно пекущие глаза и понял, что, пожалуй, хватит: можно попить воды и браться за "весло", пока он еще может воткнуть джек в гнездо.

С трудом проворачивая опухший язык во рту, Аоба пробирался по стенке в кухню, когда его остановила трель дверного звонка. Старший техник насторожился, потирая задребезжавшую голову: это, безусловно, мог быть и разносчик из магазина, но не стоило исключать и визита коллег. Обуреваемый сомнениями, частично обостренными алкоголем, Сигеру открыл дверь.

— Доброе утро, Сигеру Аоба-сан.

На пороге обнаружился самый странный молодой человек, которого мог себе представить техник. Аоба даже помотал головой, немедленно пожалел об этом, но все же отогнал мысль о брате-близнеце Рей Аянами: необычный цвет растрепанных волос — правда, в отличие от Первого Дитя, не голубой, а почти седой, белая кожа и внимательные кроваво-красные глаза. Парень держал в руке дорожную сумку и вообще выглядел так, будто прибыл по месту назначения.

— Ээээ... Доброе... Чем?..

— Каору Нагиса. Ваш новый подопечный.

— Подопечный?..

Парень нарочито заметно пошевелил ноздрями и вежливо улыбнулся:

— Вы много пропустили, Аоба-сан. Как я понимаю, забористая простуда, да?

Прищурившись, Сигеру недовольно посмотрел на малолетнего наглеца:

— Ну, раз ты мой подопечный, Каору Нагиса-кун, то начни как раз с того, что я пропустил.

Каору ухмыльнулся и предельно вежливо поклонился:

— Вы пропустили назначение Пятого Дитя, Аоба-сан.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

**

Рей Аянами, затаив дыхание, вклеивала в блокнот новые листы. Вытерев выступившие капельки клея, она положила распухшую записную книжку под импровизированный пресс из нескольких тяжелых книг и, наконец, задышала полной грудью. Рей села на кровать, посмотрела на торчащий из-под грубых переплетов уголок и облегченно улыбнулась: на утро чудовищное напряжение сил, выплеснутое при спасении Синдзи, слабость и боль во всем теле ушли — она чувствовала себя отдохнувшей и даже почти жалела, что отказалась остаться накануне у Кацураги. Впрочем, никуда не делись воспоминания о том, как она осела на пол прямо у закрывшейся за ней дверью квартиры Икари и еще десять минут восстанавливала дыхание. Рей не хотела думать о том, как близко она подошла к опасной черте, сшивая лопнувшую душу Синдзи, и впервые в жизни радовалась тому, как удачно чувства мешают вспоминать и анализировать свои безрассудные действия.

Проснувшись почти на рассвете, Рей немало времени описывала именно эти чувства в своем блокноте, пока не обнаружила, что ей не хватает страниц.

Девочка взглянула на часы и почти побежала в кухню: чтобы не опоздать, ей стоило собираться очень быстро. Рей поймала себя на мысли, что совсем не хочет идти учиться, но поскольку она все еще не умела врать себе, истинная причина нежелания отправляться на уроки была быстро изобличена.

"Кацураги-сан наверняка оставит Синдзи дома..."

Рей закрыла за собой дверь и вышла на улицу, уже никуда не торопясь. Борьба с желанием увидеть Икари, завтрак и отрывание таки приклеившегося к столу блокнота отняли слишком много времени, чтобы надеяться вовремя успеть на уроки.

Переходя бульвар, Рей услышала визг тормозов и сигнал клаксона: прямо возле нее опасно резко затормозил синий "рено" старшего научного сотрудника Кацураги. Сама того не осознавая, Рей порозовела и улыбнулась, когда увидела, что из кабины ей машет рукой все еще очень измученный, но на вид вполне здоровый Синдзи Икари.

— Чудо-девочка! Давай к нам! — завопила Сорью, тоже высовываясь из окна.

Аянами села на заднее сиденье машины рядом с краснеющим парнем. Аска и Кацураги немедленно обернулись к ним:

— Ну, дурак Синдзи?!.

— Син-кун, ну-ка, о чем мы с тобой говорили?..

Рей непонимающе смотрела на водителя и ее соседку, а потому только почувствовала мягкий поцелуй в щеку. Девочка покраснела и обернулась к Синдзи: он выглядел так, будто его ошпарили кипятком, но все же тепло улыбался ей.

— Вот то-то же! — удовлетворенно сказала Мисато, выжимая газ. Аска недовольно принялась распространяться, что это была фигня и симулянтство, мол, вряд ли они так целовались ТОГДА, на кухне, и заткнулась только пытаясь избежать удара о бардачок, когда Кацураги в своей обычной манере припарковалась возле школы.

Почти счастливая Мисато провожала взглядом любопытную троицу и широко улыбалась, гоня прочь мысли об их общей проклятой судьбе: женщина искренне жалела погибшего Тодзи, но и не менее искренне радовалась каждой счастливой минуте оставшихся в живых Детей. Вспомнив о работе подростков, Кацураги нахмурилась: через пару часов должна начаться первая испытательная тренировка Пятого Дитя, о котором будущим коллегам пока ничего не известно.

"Посмотрим, чего стоит выкормыш проекта "Табрис"", — подумала Мисато, заводя двигатель.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

В руки Старшему инспектору Кадзи благодаря слежению за компьютером Акаги попал удивительнейший текстовый файл, который содержал наброски сложных схем медицинского направления. Количество сокращений, вставок с поисковых ресурсов и грамматических ошибок говорили о спешке автора, и в целом, похоже, файл был создан только потому, что милейшая доктор Рицко не очень хорошо разбиралась в медтехнике. Пробираясь сквозь сленговые выражения и аббревиатуры, Кадзи с удовлетворением понял, что Акаги пытается найти способ модифицировать капсулу Аянами таким образом, чтобы можно было незаметно собрать достаточный для сложного ДНК-анализа объем материала.

Сам инспектор уже обнаружил, что без Рицко получить образцы крови не выйдет: опека Второго отдела NERV слишком плотная, и учитывая ограниченную — если не сказать скудную — информацию о возможностях этого подразделения, Кадзи не рассматривал всерьез вариант "дать бедной девочке по голове в темном переулке". Для открытой же конфронтации пока оснований не было: нарываться ради прояснения мутаций Рей без доказательства злых умыслов Директора бессмысленно, потому как результат тестов может быть пустышкой. Следовательно, оставалось только понять, когда Акаги реализует свой замысел и можно будет сесть ей на шею.

Кадзи закурил, как всегда в последний момент вспомнил об устройстве обнаружения дыма на потолке и поспешил на балкон. Созерцая виды Токио-3 с приличной высоты, инспектор для отдыха ума пытался разобраться, почему такое патологически любопытное существо как Рицко Акаги до сих пор еще ни разу не попалось и не было наказано, ведь вполне очевидно, что доктор не впервые ставила под угрозу свое служебное положение в угоду любознательности. "Мисато, что ли, спросить?" — подумал он, гася окурок. Отмечая игривые мысли о перспективе подоставать соответствующим вопросом подружку доктора, Кадзи ухмыльнулся. Идея встретиться с Кацураги отношения к делу, безусловно, не имела, но сулила немало положительных эмоций: Старший инспектор любил трудных женщин, и особенно — некую научную сотрудницу.

Впрочем, следующий пункт в мыслях Кадзи имел куда менее соблазнительный вид, чем злая и горячая Мисато: инспектору недавно сообщили, что Кил Лоренц переправил в Токио-3 своего питомца, воспитанника проекта "Табрис" Каору Нагису. Помимо того, что новенький в гвардии Фуюцки появился безо всякой суеты и ругани, каковой Директор SEELE обожал сопровождать любое усиление своего соперника, этот случай был подозрителен связью с делом Аянами, что очень не нравилась инспектору.

От проекта "Табрис" за милю разило евгеникой, и ДНК Каору-куна была не меньшей тайной, чем ДНК Рей-тян. Правда, белых пятен биографии у седого паренька было очень мало: вся жизнь малолетнего искусственного человека прошла едва ли не под микроскопом целой толпы строго дрессированых ученых SEELE. "Увы, среди них не нашлось ни одной Рицко Акаги, — с иронией подумал Кадзи. — Иначе можно было бы с легкостью раскрыть сразу и секреты Нагисы, и секреты Аянами". Старший инспектор ни на секунду не сомневался, что голубоволосая девочка была источником генов для "Табриса" — только полный тупица или слепец не понял бы этого: во-первых, проект стартовал в конце 2001 года, когда Фуюцки уже вывез из Мглы удивительного младенца; во-вторых, генетическая информация обоих субъектов закрыта для органов дознания ООН и даже в родных Институтах доступ к ней имеет потрясающе узкий круг лиц...