Красное Солнышко

После посева принялась дружина за стройку. Стали ров копать вокруг частокола, да строения будущего града рубить. Разослали на все четыре стороны первые отряды чертёж земель новых делать, полезные руды искать, да прочее, что в хозяйстве сгодится. Спустили одну из лодий на воду. На ней сам князь решил по Озерам пройтись, посмотреть края, где славяне жить теперь будут. Благо все при деле, знают, что каждому поручено. А надзирать за исполнением — так у славян не принято. От работы никто не отлынивает. Взвился парус — тронулась лодья от пристани, свежей древесиной белеющей. Ветер ровный, попутный. Поскрипывают снасти, хлопает ткань паруса, Громовник алый гордо на воды смотрит, знак воинский. Не просто люди пожаловали. Дружина!..

Прошли озеро насквозь. Нашли проход, двинулись дальше. Там тоже озеро огромное, и опять с другими соединяется... Богатые земли. Благодатные! Рад князь. Лишний раз уверился, что правильно тогда осенью решил сюда идти, несмотря на риск смертельный. Не зная, что ждёт дружину в новой земле... Но сколько славяне озёра и речки не бороздили, не нашли людей... Но на следы их наткнулись: на берегу стоял шалаш на высоких столбах. Явно руками сделанный. Поднялись наверх — там скелет лежит. Длины не больно великой. Мужской. По костям определили. Одёжа почти истлела, но из кожи тонко выделанной, понятно. Рубаха до бёдер. Штаны длинные, из двух штанин по отдельности. Рядом — лук простой. Стрелы. Небольшой топорик каменный. Нож. Так же из кремня. Копьё с опять же каменным наконечником. В ногах — горшочки из глины необожжённой. В них — следы жира, зёрна какие то, связка длинных коричневых листьев. И предмет непонятый. Как трубочка. На конце — чашка. Дивились долго, но зачем — понять не смогли. Разорять не стали. В знак уважения решили оставить каравай хлеба усопшему. Пусть его душа попробует. Может, по нраву славянская еда придётся, тогда пускай слово душа своим соплеменникам доброе замолвит про пришельцев новых... Через месяц вернулись. Валы вокруг града уже начинают очертания проявлять. Первые избы, белыми стенами хвалясь, к небу крыши вздымают. Люди довольные, счастливые — дело спорится. Да и со дня на день переселенцев ждут. Немного уже осталось. В любой момент появится могут! Князь град обошёл, тоже доволен остался. Отметил, что ещё недостроено, на что внимание в первую очередь обратить надо. Поля осмотрел со всем тщанием — хорошо рожь взялась, да и пшеница не уступает! Стебель сильный, крепкий. Цвет здоровый! Добрый урожай надо ждать! Репа тоже из земли так и лезет, горох со льном не отстают... Словом, что посеяли — всё принялось! Да дружно так!.. Ознакомился Брячислав и с проблемами — птица начал одолевать. И ладно бы, обычные воробьи или вороны, Так вышла из дремучих лесов невидаль несусветная: сама чуть ли не в сажень длиной, перья рябые. На лбу — нарост безобразный! Ходят стаями. Один, похоже, вожак. У него самые большие перья. Остальные помельче. Чудинки плачут — в лес не выйти. Как увидит их чуд пернатый — бросается на девиц, щиплет больно за ноги. Крыльями распущенными бьётся. Словом, нет житья от птицы невиданной. Князь рассерчал, велел чуда изловить, на суд ему представить... И только тут узнал, что мужья девиц от них самих жалоб не слышали. Молчат чудинки, что птица лесная их обижает. Боятся сказать, чтобы не засмеяли. Хорошо Анкана осмелилась князю пожаловаться! Не зря её остальные старшей выбрали! Посмеялись мужчины, да тут же, не откладывая в долгий ящик, охоту устроили. Они то в лес долго не ходили. Не до того было. А мяса пока хватало — много набили прежде... Словом, времени чуток прошло — волокут добычу. Верно, страхолюдная птица. Такую увидишь ночью испугаешься с непривычки. Шипят, фыркают, курлыкают. Трясутся в злобе. Бросили сетку с пойманными злодеями перед Брячиславом, тот сторону обиженную выслушал, приговор вынес: на сковородку злодеев! Пробу снимать будем. Расплакались чудинки — жалко им птицу. Но суд княжеский суров, да справедлив: не обижал бы чуд лесной девок у славян — никто бы его и не казнил смертью лютою! Сказано — сделано. Голову махом срубили, и не пикнул. Выпотрошили. Глиной обмазали, в землю закопали, сверху костёр развели. Едва дождались, пока угли прогорят — такой аромат от костра пошёл, что все стоят, слюнки глотают... Потухли угли, разгребли их, вытащили ком глиняный, оббили покров вместе с перьями — попробовали... Едва языки не проглотили! Вкуснятина необыкновенная! Уже сознательно на охоту пошли — всем хочется птицы нежной невиданной отведать!.. А через пять дён начали партии охотничьи возвращаться. С вестями о мире, град новый окружающий. И первая весть опять же хорошей была — видели разведчики огромные стада туров диков. И стада те идут сюда. К Озёрам. А значит, скоро можно будет и скот добыть. А уж одомашнить его дело привычное! Наловят телят-сосунков, в загоны поставят. Приучат к человеку сызмальства. А следующее поколение и знать не захочет другой жизни. Человек за ним ухаживать станет, кормить. Привыкнут быстро. Значит, и шерсть своя будет, и молоко, и мясо. А главное — быки! Скоро можно будет пахать на животных, да и грузы возить! Мало ли силу животную использовать можно? Добрая весть. Очень добрая! Даже если поселенцы новые и мало скота привезут, а как смогут много? Воды быки и коровы куда больше человека пьют. И едят тоже. А путь — длинный! Так что едва по десятку голов доставят скота молочного всякого и лошадей... В общем, радуется князь удаче. Всё складно складывается. Удачно для людей. Осталось только людей из Арконы дождаться. Пора бы уже. Время, однако! Дозорные вокруг града все глаза уже проглядели, друзей, отправившихся с вестями в град родной. Гадают каждый день — дошли ли? Успели? Или пришлось зимовать где, и только сейчас они домой попали? Тогда если к осени только лодьи приплывут. Поскольку на всякое дело время нужно. Тем более, на такое великое и тайное одновременно! Собрать всех, лодьи смастерить или купить. Снарядить кораблики быстрые. И чтобы никто чужой не узнал, тайну великую Славянских Родов слугам Чернобога не выдал! Воистину, нет ничего хуже незнания... И князь нервничает. По всем подсчётам, должны уже паруса над Озером Великим распуститься. Вёслами воду вспенить, песней просторы приветствовать. Но нет и нет их. А дни летят. Уже скоро первый урожай снимать дружина будет, а вестей нет. Ни хороших, ни плохих. Брат то по любому сюда вернётся. Расскажет, что и как. Будет ли замысел великий исполняться, или решили жрецы от Пророчества Прокши отказаться... Сам то Брячислав дело не бросит. Уж больно по нраву ему эти места. Богатые. Обильные. Да и дружина подобралась один к одному — нравом добрые, честные, сильные. Можно и свой род здесь основать, новые земли самому осваивать. Державу основать... Снова дух перехватило. А ведь действительно... Если врагов не будет — новый Род быстро многочисленным станет! Освоит землю, построит грады. Распашет поля... Махнул рукой, отгоняя видение. Испытывает его Святовид. Ой, испытывает. Посылает соблазны. Крепость духа хочет узнать княжью... Да князем слабый не станет никогда! Выдержит Брячислав все соблазны!..

...Выпил студёной воды, принесённой намедни Эпикой, живущей в его доме на правах невестки. Вот кому тоже тяжко. Она уже знает решение, принятое братом. И ничего хорошего ей оно не сулит. Обратно, конечно, никто её не отправит. Слишком мало женщин в дружине. Достанется кому-нибудь. Кто согласится взять такую... Потому что не затяжелела она тогда, в Лондиниуме. Не повезло. А из Арконы привезёт Гостомысл законную супругу. Та, конечно, наложницы не потерпит... Жалко девку. Хорошей бы подругой брату была. Откуда что умеет только! И ткать, и готовить, и дома прибраться...

Вышел на крыльцо. Присел на ступеньку. Задумался. Что их ждёт? И вдруг схватился за нож на боку — крик дозорного раздался с вышки:

— Враг! Враг со стороны леса!

Щёлкнуло — отлетела от стального доспеха стрела. Упала прямо перед вышкой. Брячислав молнией в дом, доспех, оружие со стены сорвал, сунувшейся было помочь Эпике, выскочившей в одной рубашке, рявкнул:

— Иди к себе, дура! Не муж я тебе!

Вытолкнул, ругаясь про себя, что отвлекаться приходится. Наконец облачился полностью. К стене побежал. Взлетел наверх, к тыну, и охнул — целая туча народу в одеждах невиданных с факелами вокруг града собралась. И огней столько, что ночь исчезла. Не меньше тысячи врагов подступило к граду. А те, увидев, что их обнаружили, вдруг завопили так, как никогда прежде славяне и не слыхивали. Длинно, переливчато...

Глава 14.

...Последние дни перед отправлением каравана Храбр сбился ног, столько дел на него навалил князь: провизию для людей проверить, фураж для скота и саму скотину. Погрузили ли инструмент для мастеров-знатоков рудничного и каменного дела. Кузни походные ли собраны? Имущество тех, кто едет жить на новые земли уложено, и всё ли? Не обижен ли кто на то, как разместили его на лодье? Словом, тысячи больших и мелких хлопот, когда собирается столь большая группа людей вместе. Да и притом, что караван снаряжался не в Арконе Благословенной, а совсем в другом месте — на берегу того самого озера, откуда в первый поход уходили... Итак народ в шатрах жил, разбитый в целый град, некоторые по целому месяцу под полотняными крышами провели, благо Цветень-Березозол* (апрель) неожиданно тёплым выдался. Тогда народ начал со всех краёв славянской земли съезжаться в град святой. Отбирали народ вновь со всех Родов. Парней и девушек. Тогда же и женили перед выездом из родных мест в неурочный час. Откуда по пять семей приехало молодых, откуда — десять. Уже с имуществом, общиной выделенным, чтобы поднимать жизнь на новом месте. Скотину Храм предоставил. Как и говорил Гостомысл — немного. Только чтобы на расплод. Девять кобыл жеребых да жеребца. Все — разных пород. Тягловые — пахотные лошадки, степные мелкие, зато выносливые на диво. И боевой породы, гиганты, выше прочих на добрую голову. Так же и коров с быком могучей полудикой славянской породы. От туров свой род ведущих. Коров опять же девять стельных в подруги к быку. Ну и овечек отборных: пять мясных, да пять тех, что шерсть дают тонкую на диво, с бараном каждой породы. Коз так же столько же вместе с козлом. Курочек десяток с петухом красавцем, да гусей столько же. Ещё — по одному волкодаву славянской породы, по пояс воину спиной, с шерстью кудлатой, в косы свивающейся. Что в одиночку не то что волка одного — стаю разогнать могут без натуги. Ежиным взмахом челюстей хребет зверю перекусят. И все, что собрались, да кого пригнали — есть хотят. Пить. Каждого обустроить надо, посадить на лодью. Или погрузить. За скотиной — назначить тех, кто ухаживать в пути будет. Словом, голова кругом идёт. До града Храбр уже, наверное, тропу протоптал, едва ли не каждый день туда-обратно мотаясь на вороном жеребце. Сросся уже с лошадью. Но вроде пока всё шло нормально, устраивалось и обустраивалось. И с каждым днём порядка с лагере становилось всё больше и больше. Единственное — смотрел Храбр на прибывающую молодёжь с завистью: женаты уже мужчины. Женщины в платках ходят, знак семейственности показывающих. А тот десяток сироток из храма... Ни к одной душа не лежит. Равнодушен. Бабка-ведьма помогла. Избавился юноша от наваждения, франкской девкой насланного. Перестала ему являться перед глазами. Спать начал спокойно. Да и от дел непрерывных некогда дурным мыслям в голову лезть. Занят юноша дальше некуда. Иной раз и поспать то не удаётся... Впрочем, не ему одному. Все дружинники в трудах и заботах. Всем поручения розданы. Никто не сидит праздно. Да и то — не бывало ещё подобного на Родовой земле: отправляют славяне не тысячу, как жрецы поначалу говорили. А целых две тысячи человек осваивать новые земли. Поровну мужей и жёнок. Самый цвет Родов. Лучших из лучших. И корабли выделил Храм Святовидов от щедрот своих на такую задумку наилучшие: лодьи набойные, нового фасона, что совсем недавно стали у славянских гостей появляться. Целых сорок штук. По пятьдесят человек на каждой из них. Да в трюмы по тринадцать тысяч пудов груза можно взять, не считая того, что на палубе. Расходы для Храма невиданные. Но богатства в нём не для того лежат, чтобы мёртвым грузом сгнить. На дела великие собраны всеми людьми языка и крови славянской. Вот как раз такое дело и делается сейчас, и не экономят жрецы на снаряжении поселенцев. Кроме поселенцев да ремесленников и жрецы едут. Так же молодые, как и прочие. Да не простые жрецы, а знатцы. Кто хвори лечит, кто языкам обучен многим, кто — какому-либо ремеслу или знанию. Они с собой тайные книги везут, где вся мудрость славян с момента появления их на земле этой и окончания войн с атлантами записана. И день уже назначен отплытия. И народ уже ждёт, когда в путь двинутся. Гадают, что их ждёт на новом месте...

...— Всё готово, княже. Завтра утром снимаемся, как и порешили.

Гостомысл отвернулся от открытого по теплу окна терема, где внизу бродили куры, роясь в тёплой уже земле, взглянул на молодого парня, стоящего перед ним:

— Как то упустил я, Храбр, спросить тебя — а ты себе любушку в граде родном не завёл за время побывки?

Тот пожал плечами, облитыми плотно лёгкой кольчугой, отрицательно качнул головой из стороны в сторону:

— Да как то не нашлось девицы, что моё сердце тронула. А с постылой жить — не по мне. Да и с той, что равнодушна к мужу своему тако же.

Брови князя удивлённо приподнялись:

— И среди тех, кто за море плывёт, не присмотрел ладу?

— Прости, княже — среди незамужних, никого не выбрал. А на жёнок мужних заглядываться — грех великий.

— Тоже верно. Да только сам знаешь — с жонками у нас туго там. Чудинки давно замуж повыходили, поверь. Меня — Эпика ждёт. Наши дружинники, пока зима стояла, тоже обзавелись семьями. Один ты остался, почитай, из всех воинов, неженатый. Не дело это. Посему — найди себе жонку до отхода кораблей. Вот тебе мой приказ!

Парень едва не сел на пол деревянный от изумления:

— Княже... Да где ж я до утра себе такое найду?!

Тот усмехнулся в усы, подошёл к столу, откинул крышку ларца квадратного, прямоугольного, тонким рисунком изукрашенного, запустил в него руку, вытащил на свет божий кошель увесистый, кожаный. Положил на стол, указал пальцем:

— Вот тебе двадцать ромейских золотых статеров* (* — византийская золотая монета). На такие деньги лодью снарядить можно...

Юноша согласно кивнул. За время сборов он научился и узнал очень многое...

— Где искать — твоё дело. Но, как твой князь, заранее даю тебе согласие и одобрение. Кого приведёшь — ту и возьму с собой.

Вновь усмехнулся:

— А заодно и проверим. Дружинники говорят, что для тебя невозможного нет. Что князь прикажет — умрёт, но сделает. Вот тебе мой приказ, Храбр — найди себе девицу до утра, что с тобой поплывёт. Исполнишь — награжу. Нет -...

Мгновенно посуровел:

— ...здесь оставлю. Слово моё крепкое. Ты знаешь. К утру должен вдвоём у лодей быть. Нет — значит, и не появляйся. Всё-равно оставлю.

Храбра словно ножом в сердце ударило: да как же так?! Мыслимое ли князь требует?! За день неполный, да ночь единую найти деву, с которой за море-океан плыть? Какой же отец или другой родственник её отдаст то? Поверит? Прям хоть на рынок рабский иди... Рынок... Рабский... Поднял опущенную было голову, взглянул в глаза Гостомысла: