Рукопись, найденная на заброшенной станции. 4. Пират

Постепенно всё выяснилось. Корабль был семейным. Что-то там у них случилось неудачное, в какую-то аномалию вляпались во фронтире. Корабль пострадал, но лететь был способен. Часть экипажа погибла, часть оклемалась, только сын ни туда, ни сюда. Его успели положить в медкапсулу, и медкапсула была вполне себе рабочей, помереть ему не давала, но с дохлыми аккумуляторами. Нам аварцы сопротивляться толком не могли, хотели сдаться, но связь не работала, а я их не слушал. Так бы они и сдались себе — встали бы на колени лицом к стене и подняли руки. Да только не успели, а как я реактор отрубать начал, отец, в смысле капитан, пытался меня остановить. И сам погиб, и сын не спас, как медкапсула отключилась так и всё. Мать с ума сошла. Сидела с двумя трупами, и гладила их, и говорила с ними. Наши к этому спокойно отнеслись — "ну не повезло, бывает". А у меня её лицо перед глазами появлялось, и жалко её было, и понимал я, что ничего обратно не вернёшь.

На Ноауне выяснилось, что несчастная вдова — бывшая жена и бывшая мать, постаревшая и подурневшая, сошла с ума. Добиться от неё ничего толкового не получалось. Тихая и отстранённая, она ничего не говорила, делала, что ей говорили, но не отвечала. Трупы утилизировали, а её так и отправили с оказией в Авар.

И думал я, как я дошёл до жизни такой. Вспомнил: "тварь я дрожащая, или право имею?" Ведь я сейчас пиратствую, убиваю и граблю ради личного обогащения. Мог ведь я пойти в армию. В те же погранцы. Получал бы меньше, служил бы дольше. Зато бы и моральных терзаний избежал бы. А с другой стороны... Убил я этих аварцев. Были они ангелами? Да точно не были. Но ведь не само убийство меня цепляет. Меня цепляет горе аварки. Она, как убогая сестра процентщицы Лизавета, и есть главная жертва. Раскольников пришёл к осознанию себя через её смерть, я аварку не убил физически, но не известно ещё что хуже. И в то же время. А была ли убогая Лизавета невинной? Ведь жила-то она на деньги процентщицы. Пользовалась тем, что ростовщица выжимала из других. Так и эта аварка. Жила она в аварском обществе и пользовалась всем, что оно даёт, и рабским трудом тоже, явно или неявно. Покрутил я эту мысль в голове и понял — не помогло.

А могу ли я себя ещё как-то оправдать? Кто там у нас? Эренбург? Тоже, кстати, Илья. И Симонов со стихотворением. Статья и стих "Убей!". Аварцы — рабовладельцы, самые натуральные рабовладельцы, они хотят превратить всех нас в рабов. Ловят и вывозят к себе, заставляют работать на себя и презирают как недолюдей. Для чего Эренбург написал своё стихотворение? Для того, чтобы побороть неправильные настроения в войсках. Вот! Это то, что мне сейчас нужно! Он боролся с уважением к немцам, вызванным преклонением перед их "внешней культурой". Так и мне сейчас нужно относиться к аварцам, как к чудовищам, которые не хотят жить в мире и уважении. Сейчас не время искать "добрых аварцев", время убивать без разбора, пока оставшиеся не задумаются. А они не задумаются, пока не проиграют. А ведь я сделал именно так, как в стихотворении. Это их аварская мать стонет по сыну и мужу, это она стала вдовой...

Мне полегчало. Внутреннее мироощущение неправильности утихло. Я их расчеловечил. Не полностью, не до конца, но мне стало легче. Хотя внутри всё равно был с этим расчеловечеванием не согласен. И лицо сумасшедшей аварки временами всплывало перед у меня глазами. Всплывало ночью, ну и днём в минуты отдыха.

Умида чувствовала, что мне плохо. Она ни о чём меня не спрашивала. "Ночью", хотя какая может быть ночь на космической станции? Ночью, когда я не мог заснуть, когда страдал и ворочался, она прижималась ко мне, тёплая, мягкая, уютная и ласковая. И меня отпускало, не совсем, только на ночь.

* * *

Очередная вылазка свела нас с кораблём работорговцев. Торпедой мы им щит снесли, и маршевый двигатель у них захлебнулся. Мы погрузились в десантник и отправились, и нам повезло — аварцы поторопились — слишком рано начали стрелять лазерами ПКО и выпустили пару КИП-ов на перехват. От КИПов нас прикрыл торпедист противоторпедами. КИП — не торпеда, цель полегче. ПКО по бортам выжгли курсовым лазером. Аварец поворачивался, подставляя ещё живые турели. Одиночные попадания щит нашего десантника выдерживал, а дальше турель сгорала. Мы высадились на лётной палубе. Аварцы полезли толпой, и я отправил челнок в космос. Бойцов оказалось много, они попытались реализовать численное преимущество. Но три дроида поддержки расстреляли пару турелей и не давали аварцам застаиваться. Как кто замешкается, так остаётся без щита, с палёным боком, а то и с прожжённой дыркой. Но аварцы оказались профессионалами, разобрались, перегруппировались, устроили ротацию щитов и мы завязли в позиционном тупике. Ну, не совсем в тупике. Мы понемногу аварцев выносили. Ротация-ротацией, и медаптечки снова ставили подранков в строй, но количество переходит в качество, и вот у них появились первые трупы. А мы? Мы действовали очень осторожно, аккуратно. Вонс и Стиг, как истинные фаталисты, работали чётко и слаженно. Мальчики, как аварцы толпой полезли, похоже обосрались, то есть в прямом, а не в переносном смысле. Я сначала рявкал на них, пока галифатцы не пришли в норму. Потом рявкал, чтобы они не горячились и не подставлялись.

Аварцы пытались нас запугать, предлагали сдаться, обещали взорвать корабль, если мы не уберёмся. Наши их услышали и прожги дырку в обшивке и в реакторной капсуле, расплавив реактор.

Потом в аварцах что-то сломалось. Мы со Стигом и Вонсом чуть ли не одновременно хорошо достали каждый своего аварца, потеснили остальных, мальчики раненых добросовестно прикончили и мы смогли войти в главный коридор. Аварцы нас обошли, но это им ничего не дало, кроме очередных жертв. После восьмого убитого они сдались. Рабов на борту не оказалось, они за ними только летели.

4.18. Вот такое кино.

На Ноауне нас ждало указание прибыть на Раус. Совет Капитанов желал видеть нас на совещании. Скинув по-быстрому трофей и пленных, двинулись. От греха подальше, спрямлять путь не стали — полетели почти безопасным маршрутом по пограничным системам Галифата. В пустых системах шли по полной боевой готовности на случай аварских пиратов, в защищённых докладывались местным и расслаблялись. К сроку успели. Аязли всё время пропадал на затянувшихся заседаниях Совета Капитанов, а меня вызвали в СБ.

— Казак! Тебе оказано огромное доверие и доверена почётная миссия! — Услышал я это, и внутри у меня всё сжалось от нехороших предчувствий.

Какой-то известный аграф снимает документальный фильм о конфликте Авара, Галифата и Аратана. И ему нужна документальная съемка казни аварцев. Принято решение, что казнь должен провести мститель, и я со своим розовым скафандром подхожу для этой почётной миссии наилучшим образом. Я начал отказываться и так, и этак. СБшник тоже оказался на взводе, и вежливой беседа оставалась минут пять. Потом он начал ругаться:

— Короче! Всё согласовано на самом высшем уровне. Для отказа у тебя есть только одна причина — смерть. Да и то, если соберёшься помереть, то сначала сделай, а потом уж подыхай на здоровье. Это понятно? — Паузы он не сделал и продолжил: — Хватит без толку сиськи мять! Говори, что хочешь за участие. Рожай уже быстрее!

— С командиром связаться нужно... — Ответил я, поняв что от меня не отстанут.

Аязли согласился поторговаться. Я прямо чувствовал, что он очень этим доволен.

* * *

Для пленных аварцев на Раусе был выделен отдельный сектор. Спали они в ячейках. Когда не спали, могли посидеть в столовой. Голодом их не морили, но за еду и ячейку брали плату, не хилую плату, как за хорошую гостиницу. В кредит, разумеется. Те, кто выплачивал выкуп, старались на Раусе не задерживаться. Тех же, кто выкуп заплатить не мог, даже в кредит, время от времени просто пускали на удобрение. И вот я должен был в этом поучаствовать.

Всё было просто и деловито. Аварцы по-одному заходили в большую комнату. Искусственный голос искина зачитывал короткое досье. Уточнял, собирается ли ДОСТОЧТИМЫЙ платить и как продвигается сбор денег. Я маячил на заднем фоне. От чего зависело решение искина не ясно, по крайней мере я закономерностей не выцепил. Если искин сообщал, что "предоставляется дополнительный срок на стандартных условиях", то открывалась другая дверь и аварец быстро покидал это неприятное место. Если же "в предоставлении дополнительного срока отказано", то пара полицейских дроидов под ручки доставляла аварца ко мне. Аварцы бесполезно дёргались, орали "Будьте вы все прокляты!", "Чтоб вы все передохли!", некоторые, не унижаясь бесполезным сопротивлением, выкрикивали "Авар победит!" или просто "Авар!" Я бил так, чтобы не пришлось повторять, чтобы голова сразу отделилаь от тела. Дроиды утаскивали труп на утилизацию, я бы сказал, что делали они это нарочито медленно, чтобы следующий аварец это увидел и проникся.

После дюжины срубленных голов в комнату зашёл аграф. Я церемониально вежливо ему поклонился.

— Нет, нет и ещё раз НЕТ! — Произнёс он. — Это совершенно не годится! Это же смерть! А получается как на конвейере. Зрители в это не поверят! Где эмоции? Где ненависть в конце концов? Мне сообщили, что ты МСТИТЕЛЬ.

— Да, водхр. — Я ещё раз церемонно поклонился.

— Так почему же ты им не мстишь?

— Прошу прощения, водхр. — Ещё один церемонный поклон. — Это просто враги. За что мне им мстить? Их нужно убить, и я просто выполняю эту работу. — Я ещё раз церемонно поклонился, надеясь, что меня выпнут под зад коленом как не оправдавшего надежды. Но аграф оказался режиссёром.

— Ты не понимаешь ты МСТИТЕЛЬ и значит ты должен МСТИТЬ. — Начал доносить до меня он свой режиссёрский замысел. — Садист мне не нужен, садиста я уже снял. И конвейер мне не интересен. Мне нужны чувства, мне нужны эмоции! Где они? Почему ты не можешь их показать? Вот посмотри!

По мановению руки на стене появилось изображение. Какое? Такое же, как то, что я обещал себе на Тарналле никогда не забывать. Аварцы активно развлекались на выпускной. Убивали на арене в ритуальном поединке, насиловали и убивали девиц...

— Да, водхр. Я всё это знаю и потому делаю то, что делаю. — Ответил я, опять церемонно кланяясь.

— Вот же срань болотная! Как же тебя расшевелить? Хотя... Хотя наверно ты не видишь в них тех, кому нужно мстить? Как же это исправить? Ты был рабом?

— Да, водхр, на Тарналле. Это владения клана аль Мази.

— Эй! — Скомандовал аграф. — Доставлять аварцев с Тарналлы и из клана аль Мази. Быстро!

— А этих?

— А эти меня не интересуют!

— Слушаю и повинуюсь.

— Быстро!

Аграф снова обратился ко мне, повторяя, чтобы я лучше прочувствовал:

— Ты понял что мне нужно? Мне нужен МСТИТЕЛЬ и эмоции МСТИТЕЛЯ. Мне не нужен конвейер, он у меня уже есть и мне его достаточно. Мне не нужен садист, у меня уже три садиста снято. Мне нужен грёбанный МСТИТЕЛЬ. И ты мне его покажешь. Будешь стоять здесь и рубить головы, пока я МСТИТЕЛЯ не увижу! Ты понял?

— Так точно, водхр.

Аграфы пошли один за другим. Им всем отказывали. Если предыдущие приговорённые уже особо и не надеялись, перегорели, то для этих внеплановый вызов в "комнату смерти и надежды", да и сам приговор были как гром среди ясного неба. Возненавидеть у меня их не получалось. Вот тот чёрный толстяк не бросился сразу выводить деньги из дела, рассчитывая минимизировать расходы. Вот этот поделился собранными деньгами с товарищем, рассчитывая расплатиться следующим траншем... Я видел крушение надежд. Я видел, что человек не просто смертен, а внезапно смертен. Я, как ни старался, не видел в них врагов, видел — застигнутых ударом судьбы людей. Мне было их скорее жаль, но жалость я в себе давил. И оставалось равнодушие. Я чувствовал, что аграф злится, но сделать с собой ничего не мог.

Наконец, в комнату ввели подростка. Совсем ещё мальчишку.

— Ты-то кто ещё такой и как здесь оказался? — Не удержавшись спросил я.

На меня кто-то попытался шикнуть, но аграф заинтересовался и все, уловив его настроение, заткнулись.

— Курсант военной школы. Поступил. Летел на учёбу. — Ответил искин.

— Ты — мразь! — Закричал мальчишка. — Как бы ты не прятался, тебя найдут и убьют!

— Да я и не прячусь. — Ответил я.

— За нас за всех отомстят!

— Отомстят, отомстят. — Подтвердил я.

"Волчонок!" — Думал я. — "Вырастет и станет волком. Заматереет. Будет большой и опасный враг."

— Рано тебе ещё помирать. — Сказал я. Честно говоря, это решение для меня самого было неожиданным. Как будто толкнул меня кто-то изнутри.

— Если ты меня сейчас не убьёшь, — с ненавистью и надеждой сказал мальчишка, — я тебя сам найду и убью.

— Волчонок! — Произнёс я в слух то, что думал раньше. — Вырастешь и станешь волком. Матёрым и опасным. Настоящим сильным врагом. Не то, что разная шваль. — Здесь я ему польстил. Для аварца это всё звучит как комплимент.

— Эй! Сколько он должен? Восемнадцать тысяч? Я оплачу — пусть летит. — И продолжил, обращаясь к мальчишке:

— Лети домой, волчонок-аварчонок.

— Я найду и убью тебя! Вызову на поединок и убью! — выкрикнул аварчонок не двигаясь с места.

— Стань достойным поединка и будет тебе поединок. Иди! — Махнул я рукой в сторону выхода и надавил голосом. Аварчонок силился что-то сказать, но ноги сами его вынесли из комнаты.

— Стоп! — Произнёс аграф. — Ты почему его не убил, а отпустил?

— Виноват, водхр. — Ответил я делая цермонный поклон и внутренне посылая аграфа в пешее эротическое путешествие по местам работы уролога, гинеколога и проктолога. Аграф моего внутреннего посыла не уловил.

— Я не сержусь. Просто объясни.

— Увы. У меня нет объяснений. Сам не понимаю, почему я поступил именно так. — Ответил я правду. — Мне показалось, что так будет правильно...

— Прикажете вернуть? — Вылез один из местного начальства.

— Не нужно. Следующего.

Через трёх аварцев мне встретился знакомец. Это оказался Мак, тот полицейский с Тарналлы, что чуть в гроб меня не отправил у Мимы в борделе, когда Рина по всей планете искали. Ему зачитали отказ в продлении срока и подволокли ко мне. Я не торопился.

— Мак. Не узнаёшь меня?

Аварец дёрнулся. Ему не понравилось, что я назвал его сокращённым именем.

— Что тебе надо, собака ты бешенная.

— А я тебя узнал. Что, из полиции погнали?

— Не твоё дело!

— Погнали. Это хорошо.

Аварец промолчал. Меня никто не дёргал, не торопил.

— А ведь я должен быть тебе благодарен. А знаешь за что?

Аварец снова промолчал, и я пнул его ногой. Не сильно, чтобы что-нибудь ему не сломать. Всё же я в боевом скафе, а он в обычной тряпочке. Мак согнулся и блеванул, похоже только из-за стола встал.

— Из вежливости мог бы и спросить "ЗА ЧТО?". Ну да не важно. Я всё равно тебе расскажу.

Я веду себя как киношный злодей, с дурацким монологом. Так ведь аграфу это и нужно для кино. Ведь и в самом деле заставит меня рубить головы до посинения, или пока аварцы не кончатся.

— Помнишь, в борделе я чинил медкапсулы, а ты пришёл весь такой в новой полицейской броне. Я тебе чем-то не понравился, и ты меня отпинал. Так пнул, что я после медкапсулы в Аратане оказался. Вот. И стал мстителем. Вспомнил?