Пустая клетка

— Когда поедешь? — как о чём-то уже решённом спросил Злат.

— Схожу в миссию, узнаю не едет ли кто в наши края, если нет попутчиков, поищу повозку на большом базаре. Завтра купальская ночь. У нас будут жечь костры по обычаю госпитальеров. Правда, они сжигают обычно старые повязки с ран. Ну, а мы просто посидим у костра. Каждому есть, что вспомнить. У нас там разные люди, по разному попадали в наши края.

— Подожди до завтра, — предложил Злат, — Я тебя отвезу вечером. Вместе посидим у костра, вспомним былое.

Хайме долго думал, потом молча кивнул. Видно было, что ему и самому не хотелось расставаться со старым кораблём, словно выплывшим из давно ушедших времён.

— Ну вот и ладно. А мы с Илгизаром отправимся к нашему переписчику книг.

Наибу даже не пришлось стучать в калитку. Староста выбежал из дома, едва заслышав стук копыт, столь нечастый на Чёрной улице. Главная дорога шла за задами домов, за пустырём, поросшим кустарником, да ещё и перерытым старым давно засохшим арыком. Теперь о нём напоминали только вербы и ивы, некогда росшие по краю, а теперь совсем чужие посреди полыни и крапивы, захвативших давно затянутое землёй русло.

Пройдя через тесный дворик, очутились в маленькой комнатке с окном, возле которого примостился большой стол с подставкой для бумаги. Взгляд Илгизара сразу устремился на рукопись, аккуратно приколотую иглами к наклонной доске. Хозяина дома они видно застали за работой: чернильница была открыта, кончик тростникового калама ещё не просох.

— Собаку не держишь? — первым делом поинтересовался наиб, — Место малолюдное, окраина.

— У нас, слава Всевышнему, всё тихо и спокойно. На большой дороге совсем недалеко застава. На самой улице дом водовозов. Они там часто сидят допоздна. Ребята молодые, крепкие. Поэтому у нас не шалят.

Злат без церемоний уселся на суфу возле стены, застеленую дорогим разноцветным войлоком. Илгизар остался стоять в дверях и каллиграфу пришлось неловко переминаться с ноги на ногу посередине комнаты.

— Это точно. Чтобы такого кобеля, как у покойной вдовы держать, нужны немалые средства. И основания... — добавил после многозначительной паузы.

Каллиграф был умным человеком и сразу всё понял. Не зря же он переписал столько мудрых книг. А, как говорил почтенный Бадр-ад Дин, тот, кто переписывает — читает дважды. Сразу перешёл к делу.

— Госпоже Шамсинур собака была просто необходима. Не потому что жить на нашей улице опасно, а для дела. К ней же захаживали разные гости. (На лицо старосты набежала блудливая улыбка). А платят на выходе ведь не только в бане...

Наиб одобрительно усмехнулся:

— Неплохо придумано. Запускаешь гостя, придержав собаку, а, если он вздумает улизнуть, не заплатив... Часто у неё бывали гости?

— Нет. Вдова жила тихо. За всё время, что мужа схоронила, ни разу не припомню, чтобы здесь случился какой шум или скандал.

— А при муже бывало?

— Муж был человек тёмный. И дела его были тёмные. Не зря лавку держал в арабском квартале, а сам жил на окраине.

— Ты тоже живёшь на окраине.

— В моём деле тишина и уединение только помогают. К заказчикам хожу раз в неделю, а то и в две. Купцу же в своей лавке нужно быть постоянно. Сам знаешь, многое при лавках и живут.

— Чем торговал?

— Говорил, что москательщик. Благовониями. Хотя слухи ходили, что лавка ему только для отвода глаз. Продавал тайком большие партии, вроде как ещё якшался с врачами и работорговцами.

— Постой-постой, да это часом ли не покойный Зерубабель?

— Он известен почтенному наибу?

— Было время часто с ним виделись. Как-то так всё время получалось, как какое гнилое дело, так его рожа обязательно рядом замаячит. То свидетель, то вообще потерпевший. С гашишеедами путался постоянно. Поговаривали, что и со смертью его не всё чисто было. Его же, помниться в лавке мёртвого нашли. Кое кто подозревал, что съел чего-то не то. Но, жалобу никто не подал. А родственников была одна жена. Ты про неё что ещё знаешь? Обещал ведь разузнать?

— Я очень добросовестно опросил соседей. Никто не видел ничего подозрительного или необычного в тот день. Человека в чёрном кафтане видели, когда он шёл ко вдове и потом, когда он уходил через полчаса. Несколько человек. Дело в том, что она одна держала собаку. А у пса была привычка не только лаять на входящего, но и облаивать вслед. Словно в обиду, что не дали покусать. Поэтому, услышав лай, многие любопытствовали.

— Так значит, когда этот человек уходил, собака лаяла? А ночью, после этого лай был?

— Был. Точно говорю, потому что сам слышал. Я уже засыпал, а меня он разбудил.

— Не выглядывал?

— Ночью? Всё равно ничего не увидишь. Так ты про вдову спрашивал. Слухи ходили, что Зерубабель её из какого-то весёлого места при бане выкупил. За красоту. Вроде как Шамсинур её не первое имя. Эти слухи не у нас по-соседски ходили, это я слышал в домах своих заказчиков. Людей весьма осведомлённых. Интересно, что за все пять лет после смерти мужа к ней ни разу приходили в гости женщины. Мужички нет-нет и забегали. А подруг не было. Правда, она сама часто куда-то ходила.

— Ты, помнится, в прошлый раз говорил, что свахи и сводни захаживали?

— Сюда, нет. Просто я в разных домах бываю, с разными людьми общаюсь. Они и говорили. И про свах и про сводней. Вдова была небедна и красива. Кто хотел жениться, кто поджениться. Были и юноши из хороших семей. Да и не только юноши. Из семей.

— Я тебя понял. Знаешь дома, где её принимали?

— Нет. Думаю, она по гостям мало ходила. Больше по баням. Там и поболтать есть всегда с кем. И пообщаться, если надо. В отдельной комнате.

— Некоторых всё-таки водила сюда.

— Здесь спокойнее. Никто не мешает. С лавочниками у неё договоров не было, сама ходила за покупками. Только водовозы к ней ездили через день.

— На вашей улице с ней ни кто не знался?

— У нас здесь вообще народ нелюдимый. Смешно сказать, но встречаемся чаще в центре: на базаре или в гостях. К звездочёту нашему она заглядывала иногда.

— Звездочёты и врачи, это обычно люди, посвящённые в тайны. Ваш, говоришь, ещё и по ночам не спит? Пошли к нему. Может уже проснулся.

Злат поднялся с суфы и пренебрежительно оглядел чистенькое и уютненькое жилище каллиграфа:

— Ты чего один живёшь?

— Вдовец. Дети сами по себе. А прислуга мне ни к чему. Много ли надо одному? — суетливо оправдался тот.

— В общем, жила у тебя под боком одинокая баба. Мужиков водила. Кончилось тем, что её убили. Теперь вот ищи ветра в поле. Любой её мог придушить. Сам понимаешь, многие, люди семейные. Или юноше какому могла мозги закрутить. И сапоги в чулане у неё кто хочешь мог забыть. Ищи теперь ветра в поле. Как думаешь, нужно мне этим заниматься или лучше отправить вас всех в Диван к яргучи, пусть разбираются?

— Может, почтенный Арефа чего расскажет? — уныло отозвался каллиграф.

Лошадей оставили у дома старосты, пошли пешком. В отличии от других, звездочёт держал привратника, которого, правда, пришлось дожидаться довольно долго. Чувствуется к важным гостям слуга привык, потому что появление старосты в сопровождении двух человек в коричневых халатах ханских чиновников не произвели на него ни малейшего впечатления.

— Что доложить хозяину? — лениво спросил он.

— Несчастный! — завопил староста, — Перед тобой наиб самого эмира Сарая, за неповиновение которому грозит смерть!

Перепуганный слуга не успел ничего ответить. В мановение ока из двери выскочил его хозяин и, пригибаясь, побежал к калитке:

— Я умоляю простить моего глупого слугу. Откуда ему знать, что нас посетил такой важный гость?

Злат не поприветствовал его даже кивком головы:

— В гости я к тебе зайду как-нибудь в другой раз. Без писца и без старосты. Сейчас меня привело в твой дом весьма прискорбное дело.

— Старый Арефа рад, что может чем-то помочь.

Не дожидаясь приглашения, Злат двинулся в дом. Все последовали за ним:

— Почему ты назвал себя старым? Румянец на твоих щеках говорит о другом. Для того, чтобы мы поверили, что красавица-вдовушка заглядывала к тебе, чтобы поговорить о звёздах?

— Не скрою, я был бы рад, если бы она заглядывала ко мне за чем другим. Но, бедную Шамсинур интересовали в этом доме только предсказания.

В доме звездочёта царил полумрак. Свет попадал в комнаты через пару крошечных окошечек. Пахло не то свечами, не то горелым фитилём от лампы.

— Бодрствуешь ночами?

— Мне часто приходится наблюдать за звёздами. Бессонные ночи вошли в привычку.

— А зачем ты на них смотришь? — внезапно встрял Илгизар, — Ведь положение планет можно рассчитать по астролябии и таблицам. Достаточно лишь знать дату.

Арефа с уважением и опаской посмотрел на него:

— Предпочитаю сам каждую ночь производить измерения и делать записи. Тем более, что и таблиц у меня нет. Кроме того, в небесах бывает много чего интересного, что тоже требует объяснения. Кометы, метеоры. Астрология — это не только математика.

Начинающуюся учёную беседу пресёк наиб:

— Что обычно интересовало покойную вдову?

— Ничего особенного. Она как и все просила рассчитать благоприятные и неблагоприятные дни. Хотела предсказаний на будущее. С последним были трудности.

— Интересно.

— Для составления гороскопа нужно знать максимально точно дату рождения человека. Чем точнее, тем лучше. А госпожа Шамсинур не знала не только дня своего рождения, но даже года, не говоря о месяце.

— Послушай, Арефа, — бесцеремонно встрял кроткий каллиграф, — Если ты не поможешь почтенному наибу в поисках убийцы вдовы, то в ближайшее время нам всей улицей придётся скидываться на штраф. Или искать убийцу самим. Может ты хочешь этим заняться?

Бесхитростная речь старосты подействовала на звездочёта лучше, чем грозные взоры наиба. Он растерялся:

— Чем я могу помочь? Она изредка приходила ко мне за предсказаниями, платила деньги. Ничего про себя не рассказывала.

— Ты же торчишь на крыше по ночам, — не унимался староста, — Неужели ничего не видишь, кроме неба? Что ты видел в ночь убийства? Ведь была отличная погода, на небе ни облачка. Ты, наверняка пялил глаза на звёзды!

Арефа в растерянности задумался:

— Не было ничего. Помню, что собака лаяла, как только стемнело. Но, я же не мог увидеть ничего в темноте с такого расстояния.

— Покажи нам место, откуда ты смотришь на звёзды, — попросил Злат.

Звездочёт с готовностью юркнул в чулан, откуда наверх вела скрипучая деревянная лестница. Она упиралась в дверь, за которой открылась довольно обширная площадка, огороженная по краям. С неё открывался прекрасный вид на Сарай. По левую руку за дорогой виднелось кладбище и степь уходящая в холмы, к пескам. По правую — река, заросший кустами противоположный берег и голубая даль за ним.

— Лучше всего, чтобы площадка для наблюдений была с южной стороны, — пояснил Арефа, — так лучше видны все планеты.

Судя по широкой скамье, звездочёт любил здесь не только сидеть, но и лежать.

Полюбовавшись видами, Злат стал рассматривать улицу:

— Отсюда столько можно увидеть.

— При полной луне, — поправил Арефа, — Сейчас, наоборот, канун новолуния.

— Самая воровская пора, — согласился Злат.

Почувствовав поддержку, звездочёт проявил старание:

— После того, как кто-то пришёл, где-то через час собака опять лаяла. Несколько раз. И уже после полуночи снова.

— Вдова ничего тебе не рассказывала. Но, может тебе говорили что про неё другие твои знакомые? Из тех, что заказывали гороскопы?

Арефа с сожалением развёл руками.

— То ли у нас не было общих знакомых, то ли никому в голову не приходило говорить со мной о ней...

— Странно. Тебе ведь часто приходится иметь дело с женщинами. А они так болтливы.

— Боюсь, как раз женщин вдовушка интересовала меньше всего.

— Вот и староста ваш говорит, что за последние пять лет к ней ни разу не заходила ни одна женщина.

— А зачем они ей? Поболтать можно и в бане, в гости сюда тащиться далеко. Разве что сказочницу зимой звала иногда со скуки.

— Какую сказочницу?

— Воспитанницу старого Бахрама. Он частенько ко мне раньше заходил, теперь совсем старым стал. Там дальше за заставой живёт. Видно был когда-то учёным человеком. Иногда давал мне советы по гороскопам.

— А его воспитанница ходила к Шамсинур сказки рассказывать? Ты их познакомил?

— Нет. Ферузу часто зовут в бани на женские посиделки. Скорее всего там они и увиделись. Обычно, Бахрам с ней приходил. Ждал её у меня. Я всегда был рад его приходу.

Наиб с Илгизаром многозначительно переглянулись, что было неверно истолковано старостой:

— Она, видно нечасто ходила, вот мне и не попадалась.

Но, мысли Злата были уже заняты другим:

— Ты видел, как водовозы сцепились с возчиками телеги в Ночь Могущества?

— Нет, — покачал головой Арефа, — это уже ближе к рассвету было, а я после полуночи спать ушёл. (Тут он оживился). Кстати, сразу после полуночи я видел совершенно необычное зрелище. Голого мужика.

— Смотря где ты его видел, — усмехнулся наиб, — А так, чего же в этом необычного?

— Вон там, среди кустов, — Арефа показал на пустырь, где некогда протекал, засохший ныне арык, — Глаза уже привыкли к темноте, а я замерял высоту звёзд на востоке. Вдруг вижу какое-то шевеление. Присмотрелся — глазам своим не верю. Прямо невдалеке от моей изгороди пробирается по пустырю совершенно голый мужик. Белое ночью хорошо заметно.

— Откуда?

— Со стороны города. Видно на ногах тоже ничего не было, по колючкам шёл осторожно и время от времени кряхтел. Видно кололся.

— Где он был, когда ты его заметил?

Звездочёт показал.

— Что дальше было? Ты долго за ним следил?

— Конечно. Зрелище-то диковинное. Он так и пробирался в сторону заставы.

— Сколько время было?

— Полчаса после полуночи. Я же как раз высоту звёзд замерял. Время могу сказать точно.

25. По следу воскресшего

Илгизар едва поспевал за Златом, быстро шагавшим по улице. Сзади, задыхась, пыхтел староста, которому, чтобы не отстать, приходилось время от времени переходить на бег. Однако на лице каллиграфа было написано удовлетворение.

— Можешь теперь быть спокоен, — сказал ему наиб, едва они вышли со двора звездочёта, — Штраф вам не грозит. Скажите спасибо бодрствующему по ночам Арефе.

Путь их лежал к дому Шамсинур. Калитка не была опечатана, только завязана лыком — открыли быстро. Во дворе никто даже не позаботился убрать железную собачью цепь.

— Хорошо, что не упёрли. Ты спрячь её под замок, — не забыл указать старосте Злат. И потащил цепь к забору.

Длины не хватило шага на три. Потом наиб двинулся с натянутой цепью в обход двора. После чего бросил её на землю, отряхнул ладони и, ещё раз указав пальцем старосте (Прибери), вышел на улицу.

— Всё, больше нам здесь делать нечего, — и пошёл к лошадям.

Староста загремел во дворе цепью.

— Вот теперь всё разом и прояснилось! Почему священник с привратником испугались, почему Бонифаций в Диване был сам не свой, откуда у вдовы в чулане были диковинные сапожки! Тот бедолага, что попался водовозам задушенным, был вовсе не Санчо! Он в это время сидел в чём мать родила в летнем домике у сладкой вдовушки. Потому и вырядился, как павлин. Сначала пили гуляли в доме, потом перешли в холодок во дворе. Одежда уже в такое время только мешает. Потом вдовушка улизнула в дом и пропала. А по двору страшенный кобель бегает — нос не высунуть. Её сообщник одевает одежду Санчо, но... Сапоги не налазят. Штаны можно поясом подтянуть, рубаху застёжкой приколоть, плащ вообще кому хочешь подойдёт. А такие сапоги делаются строго по ноге. Точь-в точь. Ну, да кто их в темноте заметит? Да и бегать в них неудобно. Вот и бросил в чулан. Только обратно ему вернуться уже было не суждено. Когда он выкинул свои кренделя со свиной ногой, его на обратном пути задушили. Вот почему Бонифаций на следующий день в Диване так оторопел. Он увидел, что это не Санчо. Но, в его одежде! Таифа этого человека видела мельком, да ещё в темноте. К тому же, думаю, она к трупу и не приглядывалась. Плащ уж больно приметный, вот и сказала: "Он самый". А вот свящённик, наверняка этого Санчо знал, да, наверное и привратник тоже. Поэтому утром к ним Бонифаций и заявился, хорошо заплатил и велел держать язык за зубами.