Хеллсинг: Моя земля

Алукард нахмурился.

— Понимаю, что ты хочешь сказать, — пробормотал он. — Если он вампир, то и правда может успеть запустить свою программу, прежде, чем я до него доберусь... Риск. Какие варианты?

Вместо ответа Интегра глазами показала на меня. Но не успела я порадоваться своей вовлеченности в мрачные тайны организации, как Алукард самым наглым образом выставил меня из штаба с наказом сидеть на чемоданах и быть готовой ко всякому.

На чемоданах, правда, я сидеть не стала — у меня их и не было, кстати, все личные вещи помещались в карманы. И еще несколько — в оружейные кейсы. А ноги меня понесли к комнате Влады — она все равно недалеко от моей была расположена.

Девушка, тем временем, проявляла чудеса спокойствия — валялась себе на кровати и лениво бросала о стену зеленый теннисный мяч. Бросала и ловила. На мое появление она даже не повернула головы.

— Дай угадаю, — сказала она. — Снаружи опять кого-то убили, и перепуганная общественность умоляет нас о помощи.

— Почти так, — согласилась я. — 'Миллениум' вышел на связь, им нужен Алукард. Иначе обещают превратить половину Лондона в вампиров. Среди последних, похоже, часть королевской семьи и прочие важняки.

— Ловко они все подстроили, — согласилась Влада. Зеленый мячик все так же отскакивал от стены. А она все бросала и ловила его. Бросала и ловила. — А нам-то с этого какая печаль? Пускай уже превратят, тогда будем работать. Если прикажут. А нет — посидим тут, под землей. Но лучше бы, конечно, превратили. Веселее.

Я заметила, что грим — а может, магию, скрывающую ожоги — она у себя на лице оставила, и потому выглядела сейчас как непроницаемая, бесстрастная маска. Я проглотила застрявший в горле ком.

— Ты... совсем не боишься? — выдавила я из себя первое, что пришло на ум. Влада удивленно уставилась на меня.

— Да чего мне бояться? Убить-то все равно не убьют, а все остальное решаемо! — Она мягко перекатилась в сидячее положение. — Ты еще скажи, что сама боишься. Серьезно, Вика? Боишься?

Зеленый мячик почему-то привлекал внимание. На него хотелось смотреть и смотреть, не отрывая глаз. Приятный зеленый мячик, его мерные перемещения успокаивали и внушали уверенность. А разговор — что разговор? Главное — вовремя отвечать на вопросы, и все будет хорошо.

— Боюсь, — согласилась я. — 'Миллениума' не так сильно, конечно. А вот тебя боюсь до ужаса в последнее время.

— Да? — голос Влады, казалось, долетал откуда-то издалека. — А что так?

— Ну... тебе в последнее время слишком нравится убивать, — сформулировала я очевидное. — И не просто так, по приказу, а скорее по велению души. Раньше такого не было, и смотреть на то, как человек постепенно превращается в чудовище — очень страшно.

— Понятно. — Влада вздохнула. — Давай я тебе, пока ты в трансе, расскажу одну историю, так она лучше запомнится.

В каком еще трансе?

— Когда я была маленькая, у нас в семье денег было немного, — задумчиво сказала Влада. — Это потом отцу пошла карта по машиностроительной линии, и он довольно быстро, но как-то незаметно поднялся. А до этого бывало довольно туго в плане финансов. Конец девяностых — суровое время. А мне тогда было лет тринадцать, и я была довольно страшненькая. Ну, мне так казалось, во всяком случае. Единственный плюс — худая как щепка. А хотелось, конечно, совсем другого.

Она покрутила мячик в руках.

— И вот у меня был целый такой список пластических операций, которые я считала для себя необходимыми. Нос укоротить, уши прижать, губы накачать. Силикон там, конечно, то-се... Тринадцать лет, елки-палки — а туда же, с силиконом. Ну чтобы как Анжелина Джоли, а лучше — еще лучше. Но с родителями отношения как-то совсем не ладились, я им была неинтересна. Отец пахал как трактор днями, а мама... Так что мысли об операциях и превращении в прекрасную принцессу пришлось отложить в долгий ящик. Пока сама не заработаю.

— А потом? — вяло поинтересовалась я. Мысли в голове перекатывались как большие резиновые пузыри — знаете, на пляжах такие? — сталкивались и отскакивали друг от друга с противным скрипящим звуком.

Влада снова бросила в стену мячик. И поймала.

— Потом?.. Я выросла, похорошела и поумнела... чуть-чуть. Запомнив, что в жизни ничего не дается просто так, за все приходится платить, а бесплатные подарки можно найти только сама знаешь где. И когда я попала сюда, в 'Хеллсинг', мне на какое-то время показалось, что случилось чудо, что я наконец сорвала свой джек-пот, что я нашла то, что так долго хотела — потрясающие новые способности, красоту, друзей... семью. Которой я нужна. Которая меня любила.

Она посмотрела на меня, потом на теннисный мячик, и одним резким движением раздавила его, превратила в смятую зеленую лепешку.

— А еще чуть позже, снова как-то внезапно, я поняла, что чудес не бывает, а вокруг нас полным ходом идет война. И на этой войне есть свои командующие, которые рассматривают своих солдат, офицеров, и даже простых гражданских исключительно как фигуры, которыми можно и нужно пожертвовать в определенный момент. Потому что цель оправдывает средства. Вспомни сама — неужели кто-то принимал в расчет несчастных парней, которых кто-то заразил в той многоэтажке? В больнице? Которых уничтожили во время атаки на нашу базу? Нет, про них забыли, потому что лес рубят, а щепки летят. Забыла ты, забыла я, и забыли наши мудрые командиры.

Влада перевела дух. На бледном лице пробивался румянец, на губах блуждала горькая улыбка.

— Да и бог с ними, в общем, они мне никто, и звать их — никак. Но вот в результате последнего нападения Кристинка превращается в овощ — и что, ее изо всех сил ставят на ноги, делают кибер-протезы и форсируют выздоровление? Да ничего подобного, просто вливают кровь и ждут, что из этого выйдет. 'До свадьбы заживет, а помрет — так помрет', как говорится. Теперь вот Артурчика привезли — из него кровь хлещет как из ведра, и что, хоть одна сука почесалась? Ну, может, решили применить секретные нанотехнологии, чтобы вернуть бойца в строй? Да ни фига! Им будет проще найти еще десять тупых девственников и пополнить 'Невинных', чем восстановить нас. Мы расходный материал, Вика. Мы смертники. Что, скажешь, нет? Скажешь, не так?

Я ничего не говорила. Мне хотелось то ли разрыдаться, то ли закричать, то ли разорвать кому-то глотку и напиться горячей вкусной крови. Вирус бесился, он чувствовал неправильность в работе мозга и пытался переключить внимание.

— Вот только я не хочу быть расходным материалом, подруга, — решительно сказала Влада. — Категорически меня такой вариант не устраивает, вот как хотите. Я хочу жить долго и процветать, как говорил, бывало, мистер Спок. А лучший способ процветать в таком деле, как у нас — это полюбить свою работу. Полюбить и прочувствовать ее всю, без остатка, принять всей душой. И именно этот процесс, Вика, ты и наблюдала последние несколько недель. Конечно, это непросто. Но я намерена очень стараться. Любовь — тяжелая работа.

* * *

— Три часа, — тусклым голосом уронила Интегра. — Он вышел на связь повторно и дал нам три часа. Сказал, что для согласования с Ее Величеством вопроса о передаче ему Алукарда этого времени вполне достаточно, а больше нам ничьего согласия спрашивать не нужно, ибо какие же мы тогда верноподданные Протестантские Рыцари?

Алукард располагался тут же в кресле и, как обычно, выражал скорее нетерпение.

— Не вижу здесь трудности, Интегра, — сообщил он. — Сухогруз 'Миллениума' под названием 'Орел' стоит в лондонском порту, не особенно и далеко отсюда, я сам туда отправлюсь, сдамся — а дальше посмотрим. В лучше случае, с божьей помощью, смогу уничтожить там всех, в худшем — навсегда упокоят уже меня, а то я и правда зажился что-то... Так где проблема?

— В настоящий момент 'Миллениум' располагает серьезным козырем — возможностью превратить немалую часть Лондона в упырей и вампиров, — хмуро уточнила Интегра. — Но козырь есть и у нас — это ты. А если ты сдашься или погибнешь, это нас серьезно ослабит, причем именно в тот момент, когда нам как никогда нужна будет помощь. Да и в конце концов, ты же не думаешь, что Руди будет сидеть на этом корабле, правда?

Я-то знала, что, вполне возможно, Руди уже летит сюда на своем фашистском цеппелине, загадочным образом обходя всю британскую противовоздушную оборону, но как он собирается это провернуть, мне было до сих пор неясно. Не говоря уже о том, как намекнуть на такую возможность Интегре — она бы, наверное, решила, что у меня проснулся подростковый максимализм и паранойя.

— Не думаю, — задумчиво сказал Алукард. — Знать бы, сколько у него в подчинении людей, многое можно было бы спланировать... А так...

Я представила себе парящего под облаками штурмбаннфюрера в своей гротескной маске, которую он никогда не снимает, сидящего на троне перед огромным, во всю стену, экраном, среди толп угрюмых эсэсовцев в длинных пальто, отдающего им приказания... Стоп. Что за чушь, зачем ему носить маску среди своих собственных соратников и подчиненных? А пищу он тоже в ней принимает? А посещает уборную тоже в этом гаджете, похожем на космический шлем? Какой в этом смысл?

Вывод, какой вывод? Как это было в нетленке: 'Имя, сестра, имя?' Вот кстати имя этого старого шизофреника мне пока не нужно, хотя Алукард и Интегра его явно знают. Но я почти нащупала что-то важное, что-то, что, может быть, поможет мне, поможет нам всем...

Вот оно.

— Он один, — объявила я. — Интегра удивленно подняла голову от планшета. Алукард просто молча упер в меня свой знаменитый иронический взгляд, ожидая продолжения. — Этот Руди... Жить всю жизнь в маске среди толп своих боевиков не имеет смысла — они должны видеть своего лидера, должны узнавать его, он должен быть для них единственным, тем, за кем они пойдут в бой... И если он никогда ее не снимает, это означает только одно... Нет никакой охраны, нет никаких боевиков. Есть только руководитель организации — и сеть спящих ячеек, заточенных под отдельные, в основном исследовательские, задачи.

Интегра медленно кивнула, глядя куда-то внутрь себя.

— Именно поэтому и был выбран вариант с фрик-чипами под видом таблеток — ни на какую другую атаку у 'Миллениума' бы просто не хватило человеческих ресурсов, — добавляю я. Что и говорить — иногда, в удачные дни, я становлюсь почти что умной. В прошлой жизни командиры бы мной гордились.

Долгая пауза. Секунд двадцать.

— Что ж, — медленно сказал Алукард. — Если это так... а это вполне может быть так... то наши дела не так уж и плохи. С такими вводными можно и сдаться поначалу...

— Надо считать, — оборвала его Интегра. — Считать и прикидывать, пока еще есть время. И... поблагодарить Викторию за догадливость.

Алукард искоса поглядел на меня, после чего изобразил легкий поклон.

— Спасибо... полицейская.

Ну, хоть так.

Внезапно ожил экран связи на стене. На нем снова показалась отвратительная ухмыляющаяся маска Руди. Она подрагивала и, кажется, кривлялась.

— Поскольку вы не торопитесь принимать решение, неуважаемые 'хеллсинги', я взял на себя смелость придать вам небольшой дополнительный стимул. Так сказать, последний и решающий довод. — Штурмбанфюрер хихикнул и поглядел куда-то вверх. — Кстати, вот и он. Осмелюсь порекомендовать вам подойти к окнам, господа!

Окон у нас в штабе не было, зато установленные снаружи камеры исправно транслировали звук и изображение. Поэтому происходящее мы увидели одновременно со всеми остальными лондонцами.

С небес, из серых низких облаков, похожих на толстые, набухшие капли ртути, на город медленно опускались темные сигары дирижаблей.

'Граждане Лондона и Британии! — прогремел сверху металлический голос. — С вами говорит организация 'Миллениум'! Мы вели переговоры с правительством и силовыми структурами вашей страны, но наши ультиматумы были отвергнуты, поэтому мы обращаемся к вам напрямую! Наши требования просты — расформировать преступную группировку 'Хеллсинг' и передать нам ее руководителей, известных под кличками 'Интегра' и 'Алукард'! В случае невыполнения этих требований, мы будем вынуждены прибегнуть к массовому террору! В случае удовлетворения этих требований, никто не пострадает! Англичане, не ставьте жизни кучки преступников выше жизней своих детей и внуков! Граждане Лондона и Британии!..'

Организация 'Миллениум' вышла из тени.

* * *

Глава 13. Бойня

Броневик заносит на поворотах. За окном мелькают дома из красного кирпича и аккуратные садики, старинные парки и тихие улочки со столетними дубами и платанами. А может, кленами, я во всей этой флоре разбираюсь не очень. Наш водитель, лысый усатый дядечка по фамилии Фергюсон, с машиной управляется мастерски, но ширина здешних дорог оставляет, конечно, желать всякого. Белгравия — старый, престижный и очень, очень богатый район Лондона. Безумного скрипа тормозов и отпечатков сожженных шин на асфальте здесь не ждут и удивленно сторонятся.

Впрочем, нам плевать.

Неновый, неудобный, угловатый 'Снэтч Лэнд Ровер', от которого отказались уже, кажется, все, кроме нас, нещадно заносит в очередной раз, и я чувствительно стукаюсь головой о оружейную стойку, прикрученную у самой двери. В отражении успеваю увидеть собственное бледное лицо на переднем плане, и торжествующую ухмылку Влады — на заднем.

— Десять негритят, — сообщает мне Влада. В этом нет особого смысла, но я с некоторых пор вообще пытаюсь не слишком вдумываться в то, что говорит моя бывшая напарница. Ну, чтобы как-нибудь случайно не съехать с катушек. — Прости за неполиткорректность, конечно, но дама Агата писала именно так. Правда, в нашем случае негритят оказалось всего четверо. Как там, помнишь? 'Четыре негритенка легли на солнцепеке, один сгорел, осталось их трое, одиноких'. Прямо как про нас написано. Скажи, похоже? Ну похоже ведь?

Я не отвечаю.

Над Белгравией, как и над всеми остальными районами, висит серебряная туша аэростата. Обычный метеозонд, на самом деле, только большой. Поэтому они никаких особых подозрений и не вызывали до поры. А еще на них стоят мощные передатчики и громкоговорители, что позволяет штурмбанфюреру оперативно извещать лондонцев о любой перемене в своем непредсказуемом настроении. Сейчас вот он, например, полон скорби.

'Жители Лондона, услышьте нас! С чувством глубокого сожаления сообщаем, что ваше правительство отказалось вести переговоры, в результате чего нам буквально приходится прибегнуть к насилию. Стремясь свести жертвы среди населения к минимуму, и вместе с тем продемонстрировать серьезность наших намерений, нашим первым 'шагом убеждения' станут триста лондонцев из Белгравии! Триста человек, ужасная кончина которых падет тяжким бременем на Правительство Ее Величества и преступную организацию 'Хеллсинг'!

Составлено немного сумбурно, но в целом грамотно. Как легко догадаться, по итогам мозгового штурма, выполненного верхушкой организации (читай, Интегрой и Алукардом), последнего решили все-таки не сдавать. Благо из правительства и других высоких инстанций пока не поступало паникующих воплей. Видимо, у них все еще жива надежда, что ситуация под контролем.