Ксенос и фобос

— Чего стоим, кого ждем?

— Автобуса, — ответил Сашка так же спокойно. А чего бояться в своем городе?

— Шутник… Автобуса. И не боишься, что тарелочки налетят, пришельцы с собой заберут?

— А чего их бояться?

— И то правда. Чего нас бояться? Ну, залезай, студент.

Вернее, прозвучало это как вопрос. Мол, студент, что ли?

— Студент. Был, — пропыхтел Сашка, засовывая в заднюю дверцу под ноги сидящим чемодан и скидывая рюкзак.

— Ну, как был, так и будешь еще. Может быть, будешь. Поехали!

Сзади сидел еще какой-то мужик, который подвинулся, переспросил спокойно:

— Что, студент, правда? И вас, значит, тоже? — и снова уткнулся в окно.

Сашка тоже стал смотреть в окно. Сначала направо, но там мелькали сначала темные старые дома, а потом просто откос, заросший зеленой травой и кустарником. А зато впереди все было освещено фарами автомобиля и горящими через каждый пятьдесят метров фонарями. Ну, прямо как на плотине, подумал Сашка. Раньше по трассе фонари не ставили, помнилось ему. Или просто давно не ездил ночью?

— Вить, данные взял по Мотовилихе? — негромко переговаривались попутчики.

— Взял, взял, — бурчал сосед слева.

— Думы есть уже?

— Да какие думы? Процент практически тот же. Ничуть не меньше, думаю, если не больше. Приедем, посчитаем уже, как положено.

Не тормозя, перескочили через пути на переезде. Шлагбаум поднят, семафор не работает. Впереди зарево — это освещение плотины. И вдруг — стоп. Там, где стояла будка гаишная, где развилка и дорога еще и направо уходит, под мост, в Левшино, в порт, стоял БТР, уставив в темноту пулемет, а дорога была вся заставлена бетонными блоками.

— Вылазь, студент, — скомандовал сидящий впереди. — Пройдешь к посту, предъявишь документы, покажешь вещи. Не бойсь, дождемся тебя за постом.

Машина тронулась медленно, притормозила перед шлагбаумом, к окошку склонился автоматчик в грузном бронежилете, кивнул, махнул разрешающе. Уазик пополз между раскиданными блоками, а Сашка поплелся с рюкзаком и чемоданом к обложенному кирпичом посту.

— Студент?

— Ну, студент!

— Не нукай, пацан. Думаешь, с майором приехал, так грубить можешь? Открой чемодан. Так. Расстегни рюкзак. Это что? Термос? Открой. Покажи. Не дергайся, спокойно все делай. Все у тебя? Куда едешь?

— Там написано.

— Что там написано, я вижу. А что ты скажешь?

— Гайва, Репина, семнадцать, квартира тринадцать. Я там живу. Ну, жил раньше.

— Совпадает.

Сержант подышал на маленький штемпель-печатку, приложил к нижнему углу «подорожной».

— На въезде в поселок покажешь. И всегда носи с собой. Свободен.

Машина стояла неподалеку, два седоватых мужика среднего роста разговаривали с тем, что сидел за пулеметом в оборудованном гнезде. Расслышалось только:

— …Вы уж тут поаккуратнее, мужики. Сами себя бережем, не дядю чужого…

— Да понятное дело, товарищ майор!

— Завтра проеду, посмотрю, что тут и как…

А дальше был проезд по ярко освещенной плотине, на которой тоже стояли БТР и прохаживались военные с оружием, присаживаясь к кострам, горящими вдоль всей трассы.

— Ну, ни фига же себе, — присвистнул Сашка.

— А ты думал… Плотина, так ее. Беречь надо.

Опять проверка документов, страшные остовы сгоревших крайних домов. А вот и его дом. И даже свет горит в окнах.

— Ну, иди, студент. Кажется, тебе сегодня повезло. Два дня тебе на устройство и разговоры. Потом ждем на горке, в институте. Нам умные люди нужны. Да и по возрасту ты уже подходишь. Усёк?

— Так точно, товарищ майор! — вытянулся возле машины Сашка.

— Ну, точно — наш человек. Значит, через два дня. Скажешь на воротах, Сидорчук вызвал. Запомнил? Пристроим тебя к делу, студент.

…

Мать плакала. Отец прятал лицо в темноте коридора, разводил руками, мол, вот так, сына. Сашка вернулся домой.

Лето. Глава 12

…Приблизительно за двадцать лет до начала действия фильма зарегистрировано падение метеорита. В этом районе начали происходить аномальные явления, стали пропадать люди. Место получило название Зона и поползли слухи о некоей таинственной Комнате, где могут сбываться желания: самые заветные, самые искренние, самые выстраданные. Власти оцепили Зону военными кордонами и колючей проволокой. Главный герой фильма — недавно вышедший из тюрьмы человек, его зовут Сталкер. Он живёт в бедности с больной дочерью и женой. Сталкер зарабатывает на жизнь, организуя нелегальные экспедиции в Зону, несмотря на протесты своей жены. Его наняли быть своим проводником Профессор и Писатель. Фильм начинается с того, что трое героев, оторвавшись от военного патруля, проникают в Зону.

Из рецензии на фильм «Сталкер»

— Здесь остановите, пожалуйста.

Водитель послушно тормознул, прижавшись к правой обочине узкой лесной дороги. Вторая машина дисциплинировано остановилась в пяти метрах позади, мягко хлопнули двери, трое охранников тут же распределились по секторам.

Светлый сосновый бор, что тянется напротив центра города, за рекой, издавна был местом строительства богатых дач, а также местом, где строили санатории для туберкулезников и сердечников. Чистый воздух, напоенный сосновым ароматом, солнечный свет, играющий оранжевыми отражениями на прямых гладких стволах высоких сосен, чистый подлесок, рыжий толстый мягкий слой сосновых иголок под ногами — все здесь было приятно глазу и телу. Главное — не дать разгореться пожару, если что. Весь лес был утыкан красными щитами с плакатами, призывающими беречь лес и запрещающими разводить костры.

А шагнешь от леса к реке — там длинные чистые песчаные пляжи, на которых не бывает посторонних — слишком неудобно добираться.

Сделав шаг в сторону от дороги, Марк оглянулся и приглашающее помахал рукой: мол, что же вы?

— Подождите здесь, — буркнул главный бритоголовым охранникам.

— Но, мало ли что там…

— Да, ладно тебе! Двое нас здесь, видишь? Вдвоем будем, а не один я. А если что — так и всей толпы не станет — сам знаешь, как оно теперь бывает. В общем, ждите нас здесь.

Семен неуклюже выбрался из машины и, разогнувшись во весь свой двухметровый рост, двинулся за ученым. Тот остановился буквально в пяти шагах от дороги. Ну, не в пяти, конечно, но машины оставались видны в просветах между солнечно горящими стволами.

— Вот, смотрите…

— Куда?

— Ну, вот, видите — это муравейник. Большой муравейник. Конечно, там не миллион особей, а раз в десять меньше, думаю, но все же можно попытаться что-то вам объяснить на таком примере.

— Ну? Ну, объясняй уж, что ли! Пытайся!

Семен очень не любил, когда подчеркивали его необразованность. Вернее, ему казалось, что подчеркивали. В те годы, когда можно было учиться — он «фарцевал», за что и попал в первый раз под каток закона и зоны. Там «показался» кому-то из авторитетов, хотя специально как-то не выпячивался. А выйдя, сразу занялся торговлей продуктами и алкоголем, что во всем мире тесно связано с криминалом. Вроде, и не бандит он, не вор в законе, но и не простой человек. А по масштабам провинциального города, так и вовсе — фигура. Только диплома нет.

— Вот, смотрите, если я сейчас нагнусь над муравейником, как-то его потревожу, даже просто свет заслоню — смотрите, смотрите!

Семен нехотя присел на корточки, расстегнув две пуговицы на застегнутом до тех пор пиджаке:

— Да, знакомо это все… Что я, в детстве муравейников не рассматривал?

— Все мы в детстве этим занимались. Это же интересно. Муравьи — самые, пожалуй, развитые, я бы даже сказал — цивилизованные, насекомые… Видите, они реагируют. Вот, вот уже и бойцы полезли наверх, охрана. Прямо, не тронь работяг — сразу загрызут, — хохотнул Марк.

— Ну, так это же так и у нас. Только вот не надо нас с муравьями-то сравнивать.

— Да какие сравнения? Вы смотрите, — Марк шагнул в сторону и достал из кустов под крайними у лужайки соснами какую-то банку. — Вот, видите? Это ловушка специальная. Я зарядил ее на муравьев. И каждый день отлавливаю сотни и сотни их. И уношу. Муравейник все равно функционирует, понимаете? Муравьев все меньше, а муравейник — функционирует!

— Ты намекаешь, получается…

— Нет-нет! — перебил ученый. — Никаких аналогий и намеков! Я просто исследую вопрос: сколько нужно отловить муравьев, на сколько, на какое количество уменьшить население муравейника, чтобы начался крах? Чтобы развал у них начался, сырость, гниль, грибок, вредители… Враги, наконец, из соседних муравейников. Или бродячие еще бывают… Вот — сколько? Половину? Треть? Чтобы они сорвались с места и с самым дорогим, с куколками, рванули туда, где нет такого? Такой был у меня план эксперимента.

Семен молча смотрел на кишащую медно блестящими муравьями пирамиду из сосновых иголок размером чуть повыше колена. Потом кивнул каким-то собственным мыслям, повернулся к ученому:

— Ты считаешь, выходит, что у нас тоже может так произойти? Рванет из города оставшийся народ? Паника, значит, и общее бегство? Прямо на пулеметы, толпой? И какой процент понадобится, как ты думаешь? То есть, когда такого ждать?

— Нет-нет. Я же говорю — никаких аналогий! Это муравейник, а не город. И муравьи — не люди. И люди, извините за повтор, совсем не насекомые. Инстинкты у нас разные. Поэтому проценты, которые в моих работах подсчитаны, они только о муравьях. И даже не о всех, а вот исключительно об этих, рыжих красавцах formica rufa, — со вкусом произнес он латинское название. — Но просто у меня есть еще один эксперимент…

— Ах, еще один? — с иронией распахнул пошире глаза Семен.

— Я думал, вы именно поэтому ко мне обратились…

— Нет, мне просто посоветовали. Есть люди, которые посоветовали. Мы сейчас потому и разговариваем тут вот… Бизнес у нас загибается, понимаешь?

— Бизнес? — немного растерянно глянул в сторону машины охраны Марк. — Ну, раз бизнес, значит, бизнес…

Его сегодня очень настойчиво пригласили. Так настойчиво, что он сел в машину, в чем был — в легкой толстовке, потрепанных джинсах и тапочках на босу ногу. Он уже и не знал, то ли это бандиты, то ли милиция, которая теперь пропала вдруг на улицах, или просто ходила без формы. Или госбезопасность — они же точно где-то в городе есть?

— В общем… Вы вот подумайте, а что произойдет, если всех отловленных муравьев в какой-то момент отпустить обратно? Всех разом? Своих же, бывших? Из этого же самого муравейника? Они же у меня все почти живы, знаете, все подкармливаются регулярно… Я такие эксперименты проводил, да. Выпускал. Очень интересно…

— Я почти догадываюсь…

— Вот-вот, вижу, вы правильно догадываетесь. Они, знаете ли, дерутся. Насмерть дерутся, как с совсем чужими, как с врагами, с захватчиками. И мне иногда кажется, что все, что в городе происходит, это как раз очень похоже на такой вот муравейник. Не аналогично, нет, но очень, очень похоже.

— Типа, опыты над нами ставят? Так, газетенка ж молодежная по зиме о том и писала? Про инопланетян?

— Не совсем о том! Не в инопланетянах дело, думаю. Вы представьте только, — понесло Марка на любимую тему, — я кладу, скажем, кусок банана на муравейник. Это им откуда? Они же не видят и не понимают! Или забираю часть муравейника с собой. Что-то — раз, и положило еду. Два — и забрало кого-то.

— Ну?

— Я, получается, как бы бог для этих мурашек. Непознанное и всемогущее для них существо, понять которое им просто невозможно. Но кто-то же есть еще выше меня? Если Вселенная бесконечна, как мы утверждаем, то бесконечно все! Я — бог для этих муравьев. А кому-то я — муравей. И куда-то, скажем, в далекой галактике уже прилетел на крышу огромный банан. А у нас вот — люди тут пропадают. Тысячами…

Он вдруг опомнился, замолк, опустив смущенно глаза.

Семен повернулся и молча быстро зашагал к дороге, оставляя Марка за спиной.

— Ученый больше не нужен, — буркнул на ходу охране, складываясь снова на правое сидение автомобиля.

— Совсем? И чо?

— И ничо, блин. Я сказал — не нужен. Все. Поехали.

Потревоженный муравейник остался сзади, как и стеклянная банка-ловушка с копошащимися у приманки крупными рыжими муравьями.

* * *

Мародеры всегда появляются раньше лекарей. И раньше скорбной трупной команды. Это правило любой войны. Только закончился бой, еще слышны крики боли, еще стоит шум схватки в ушах, еще воронье не спустилось на поле сражения, а мародер уже здесь. Он первый. Все поле принадлежит ему. Все, что на поле. Нет тут другого хозяина, кроме мародера. А если кто попытается сопротивляться, то тут же и успокоится навеки, потому что мародер легко убивает за свое. А свое ему — все, что вокруг. Все, что осталось после боя.

— Там же охрана кругом стоит. Пулеметы, небось, и колючая проволока…

— А мы по реке. Реку-то не перегородишь? Кама там широкая.

— А-а-а…

— А мы ночью. На катере, на малых оборотах. Вот как будет ночь темная и безлунная, так и попробуем.

— Ага. Типа, сталкеры мы?

— Насмотрелся? Ну, типа, того... Ты подумай сам: это же огромный город. Там магазинов одних — тысячи! Ювелирных — десятки. А кроме товаров там же еще есть и Гознак.

— Это чего такое?

— Фабрика это такая, дурилка! Фабрика, что деньги печатает!

— Деньги? Ага. Значит, гайки готовить? Бинты вязать?

— Какие тебе гайки, когда там не кино? И ловушек там никаких нет. И метеорит у нас не падал. Никакой, понимаешь, фантастики! А что там было… Думаю, по зиме нейтронная бомба там ухнула. Потому и не пускают никого, чтобы слухов не распускали.

— Дак, я же и говорю — военные там и пулеметы кругом. Стрёмно…

— Военные и пулеметы, тупая твоя башка, не против нас, а против них, тех, кто в городе еще остался! Их не выпускают, чтобы никто ничего не узнал. Для того и запретную зону ввели.

— Откуда знаешь?

— Я, блин, тут два месяца уже вокруг хожу и за блокпостами наблюдаю. Туда они, на город смотрят! А нам — в город. Ясно?

— Так, это, что, на неделе, значит?

— В первую же ненастную ночь. Все готово?

…

В промышленных городах народ выкупал списанные с заводов и учреждений машины. А тут, у реки, можно было, сложившись в складчину, выкупить бывший катер рыбнадзора. Те получили новый, на подводных крыльях, скоростной, с двумя японскими черными резиновыми моторками в придачу. А крашеный серым суриком почти военный, только без пулеметов, катер продали по остаточной стоимости грибникам-рыбакам.

Рыбачить с него было не очень удобно: сетку не забросишь. Спиннинг, удочка — в основном от заднего борта. А вот на шашлыки, на гулянки разные — сколько угодно. Набиралась компания, увешанная мешками, и народ уезжал вверх и вниз по реке к грибным и ягодным местам на два-три дня.

Катер окупил вложенные деньги за одно лето, и теперь он давал только прибыль своим хозяевам.

Толпящийся на пирсе народ в защитном с мешками и удочками в чехлах никого не удивлял — привыкли. Правда, и удивлять-то сегодня было некого. Погода была такая, что не каждый выйдет из дома покурить. Даже если очень сильно хочется.