Раненый мир - Книга Холмов

— Мы свели их в заплёт, чтобы других не пугали, — пояснил Беррик негромко. — Будто они второй день корпят безвыходно... И там же спят. А они только и делают, что спят.

Маленькая дверь вздохнула, отворяясь. Сначала вошедшим стало темно, потом глаза привыкли. Оказывается, не особенно и высокий, заплёт был трех ярусов. Вытоптанное, углубленное дно барака перекрывали спереди и сзади два настила, на них громоздились горки длинных ивовых прутьев и неочищенных ветвей. В утоптанную землю посередине между настилами были вкопаны две длинных столешницы и две таких же скамьи, рабочее пространство кустарей. Четверо стариков и трое старух согнулись над молчаливым плетением, и даже не подняли на вошедших голов. Локти их двигались, а зады будто приросли к скамьям. Им светили косые лучи, падающие из росставней в крыше прямо на столешницы. Сверху под росставнями блестели зеркала, по-умному подвешенные, чтобы с рассвета до заката тянуть веревку и поворачивать их вслед за солнцем. Не сам для грязной заштатной деревни, видно у Гвента здесь был прибыльный промысел, впрочем, уж это стало понятно, когда Лисы вошли в Землец и увидели чистенькие, недавно отстроенные дома на камнях.

Второй ярус настилов шел в полутора метрах от пола, был сработан на совесть, хотя и стар, но, главное, сух. Там теснились корзины и короба, плетеные из ивового прута, а из них торчали предметы помельче: вазы, сумки, блюда, метелки, куклы, шапки. Напротив, над входом в заплёт, на втором ярусе лежали плетеные ковры и коврики, подстилки, занавеси, кто знает, чего еще. И вот на этих коврах да подстилках сбились в кучку, как встопорщенные воробьи, два десятка детей, которые в поселениях холмичей после десяти лет уже детьми не считались.

Они расположились кто как: на корточках или привалившись к стене, кто растянулся на полу, а кто стоял. Маленькие худые фигуры терялись во мраке, поскольку косые лучи заходящего солнца шли между настилами и почти совсем не освещали то, что расположено на них. Зато был виден третий ярус над головами детей, состоящий из длинных бревен и перекладин между ними. Там кустари растянули рыболовные сети, висели и верши из темного, неочищенного прута, и много других вещей, которым сухость и свежий воздух нужнее всего.

От детей не доносилось ни звука. Изредка кто-то из них менял позу, распрямляя затекшие ноги или спину. Двое или трое медленно раскачивались, давая ход задеревеневшим мышцам.

— Четыре дня назад странные стали, — прошептал Беррик. — Еле добудишься, вялые, все из рук валится. Лещил я их, ругал, все бестолку. Следующим утром вообще ополоумели, ходили, как гули... только мирные. А позавчера ни один не проснулся.

— Ты что, хочешь сказать, они без еды и питья четыре дня? — не поверил Кел.

— Два, господин. Когда как безумные бродили, пили и ели, только не понимали ничего. А два дня почти без питья. Тощают, слабеют, но не так, как вживой. Сердце бьется редко-редко. Видать сон волшебный жизнь в их жилах усыпил.

— Чувствительность к своему телу они сохранили, — сказала Алейна, внимательно глядя, как мальчик лет одиннадцати очень медленно и, казалось, бездумно приседает и встает, держась за перекладину, упражняя руки и ноги, уставшие от бездействия. — Но ты прав, ток жизни замедлен, вон тот паренек уже две минуты как выдохнул и ни разу не вздохнул.

— И кровь из порезов еле течет.

— Ты их резал?

— Конечно. Двоих. Чтобы проверить. Едва сочилось. Не проснулись.

— Поить их пытался?

— Да, госпожа. Когда понемногу, то не отрыгивают. А еду не берут, не жуют, не глотают.

— Если они в замедленном сне, то пить уже захотели, а есть еще нет, — пожала плечами Алейна. — Для них может всего пара часов прошла.

Она проворно полезла наверх, мелькая подолом короткой юбки поверх походных штанов.

— Началось одновременно с грохотом? — Дик указал в сторону холмов.

— Нет, раньше на день.

Версия с Семидесятым холмом не особо складывалась. Но ведь вряд ли два странных события случились так близко друг от друга и в пространстве, и во времени?

Сверху разлился слабый, спокойный свет. Алейна боялась спугнуть спящих, но никто из них не дернулся, не издал ни звука. Словно мрачные сгорбленные тени, дети хранили молчание. Было страшновато смотреть на неподвижные, бледные лица, безвольно висящие руки и волосы. Длинные тени балок и перекладин разлеглись на слабо освещенном потолке и стенах. Что-то было не так со светом, но никто не понял, что именно.

Все влезли вслед за жрицей, стараясь не шуметь. Беррик предоставил приезжим взбираться по лесенке, а сам в два счета оказался наверху; Винсент нехотя вышагнул из тени Ричарда и в скучающей позе встал в углу, отгородившись капюшоном мглы. Золтыс с хранителем и алхимичка остались внизу.

— Чего толпень-то создавать, — шепнул старейшина, не моргнув глазом.

Алейна развернула мальчика лет тринадцати, неподвижно стоящего на краю настила. Свет, слабо сияющий вокруг, озарил его бледное, исхудавшее лицо. Глаза проклятого были полностью черные и даже не блестели, не отражали ничего, а только клубилась в глазницах непроницаемая темнота. Одно за другим, Анна и остальные выхватывали взглядами все новые и новые лица детей с глазницами, полными тьмы. Они стояли и сидели, как умертвия, не реагируя на жизнь и свет. Лисы поежились, страх холодил даже их бывалые сердца. Все казалось нереальным.

— Как его зовут? — спросила Алейна, придерживая мальчика.

— Углик, — прошептал бородатый. Идеальное имя для худого, грязного мальца с черными, как уголь, волосами и острыми чертами лица.

Алейна прижала ладонь к груди спящего, и закрыла глаза.

— Черен как уголь Углик; черны его глаза, спеленато мраком тело и сокрыта душа. Мать людей, позволь заглянуть ему в душу и тело, отыскать источник тьмы и очистить его.

Ее глаза засияли прямо сквозь веки, и светящийся взгляд медленно заскользил по фигуре мальчика, поднимаясь от ног к голове. Проникая чутким духом в тело больного, жрица Хальды искала и находила источник болезни, причину страданий и боли, а опыт помогал ей понять, в чем беда. Она могла снять даже редкий и сложный диагноз, простояв минуту со светящимися глазами, видя несчастного насквозь, общаясь напрямую с его печенью или сломанной костью, и при этом чувствуя все, что чувствует он. Не всегда, но в большинстве случаев, совмещая медицинские познания и дар богини, девчонка точно определяла, какую хворь или напасть ей предстоит побороть. Не просто так жрицы Милосердной были лучшими лекарями в подлунном мире.

Секунды тянулись в тягостном ожидании, призрак тьмы замер под руками призрака света. Иногда Алейна останавливала взгляд, приложив ладонь к новому месту на его теле, прислушивалась к шепоту плоти, крови или костей.

Наконец девчонка открыла глаза.

— Углик ничем не болен, — сказала она твердо. — Нет проклятий, сглаза, ведьминой магии и злочар. Нет отравления и яда, нет искажения, следов хаоса, сотрясения, ушиба, увечья. Здоров, совсем. Несколько истощен. Но здоров.

Пара вдохов тишины потребовалось всем, чтобы осознать это известие. Беррик крякнул, не сдержав удивления.

— Ток его жизни замедлен, сознание обращено вовнутрь, причину не внемлю, хотя что-то в нем шептало мне... но очень тихо.

— А чего с глазами-то? — спросил Кел.

— Не знаю. Ничего ненормального с глазами нет.

— Мы как бы видим обратное.

— Мы видим видимость. А я говорю о сущности. По сущности, у них все нормально с глазами. А что там сверху...

— Если у них сердце бьется раз в минуту, а вдох-выдох раз в две, это никак не может быть нормально, — развел руками Кел.

— Может, вообще-то! Я про такое читала, ушельцы из Кедхеймских гор умеют замедлять сердце и жить внутри, раз в день выходя наружу. Отрешающая медитация, так это зовется. Еще лучше умели делать всенощные спцы, тело спит, разум бодрствует и витает вокруг.

— То есть, они все сейчас медитируют?

— Нет. Это сложные практики, им нужно учиться, на неподготовленного человека они не сработают... без принятия сильных настоев и трав.

— Аа, — нахмуренный в недоумении Кел мгновенно просветлел лицом, — Так они отравились? Накурились все вместе, выпили?

В происходящем наконец-то появился смысл.

Алейна задумалась, но отрицательно покачала головой:

— Нет. Если бы все они чем-то отравились или укурились и из-за этого ушли в отрешение, я бы нашла следы. А никакой инфлюдии в Углике нет. Если отравление было, а затем флюиды в нем распались, и поэтому я их теперь найти не могу — тогда они уже и не действуют, он должен был проснуться. А он не движим к пробуждению, внутри него... все закрыто. Значит, трав или настоев изначально не было. Это духовная кондиция, не физическая, не магическая.

— Как же она может быть не магической, если у обычных людей такого, без сильных веществ, не бывает?

— Потому что это ответ на магическое воздействие, — раздался из угла глухой голос Винсента. — Магия экстраординарна для обычного состояния организма человека, человек существо магически-нейтральное. Поэтому в ответ на многие волшебные воздействия организм выдает реакции, которых ты не встретишь... там, где магии нет. В обычной медицине.

Кел пристально посмотрел на серую фигуру и кивнул.

— Точно! — кивнула Алейна. — Термин есть, как тело на магию отвечает... Димантия... Деменция... Не помню.

— Значит, духовная кондиция. Беррик, — спросил светловолосый. — В чем твое хозяйствование над юнцами заключается?

— Учу их, уму-разуму, всему поделью, общему, не мастерству. Играм учу. Слежу, чтобы не разбегались, не ленились, пользу приносили, в беду не попали. Главное, учу всем воедино быть. Община у нас.

— Ну и? Ты их учил хоть чему-то подобному? Духовным практикам?

— Чего? — здоровенного мужика прошиб пот. — Вы в чем этаком меня подозреваете-то...

— Ни в чем дурном, Беррик.

— Я, господин, половины ваших слов не... внемлю. Духовым не учил. Учил руками работать, ногами, ну, головой. Поддерживать друг друга.

— А ты одновременно и с мальчиками, и с девочками занимался? — немного удивленно спросила Анна.

— Ну. Пока девчушка не закровит, разницы нет, мы все братья во земле. Я только днем и вечером с ними, утром до полудня они каждый при своем ремесле... Да и Марет мне помогает, с девчонками-то. Только она тоже под проклятье попала! — он с отчаянием указал рукой на старшую из замерших в тени, стройную и вроде-светловолосую девушку лет пятнадцати.

— Вот когда они с тобой, вы в одном месте? Или по всему Землецу размазаны?

— Ну, бывает, все сразу соберемся, у костра или в жижне.

Ну конечно, подумала Анна, куда в краю пузырящейся земли без целебных грязевых ванн.

— То есть, какое-то воздействие магии могло пасть на всех детей сразу?

— Ну, наверное, могло.

— Вспоминай. Тень посреди бела дня. Ветер необычный подул. Звуки странные. В голове помутилось. Что угодно еще?

Беррик утер мокрый лоб.

— Нет, господин, не было ничего такого. Все бы запомнили, обсуждали бы, спрашивали. Не было.

Рассеянный свет исчерпался и медленно угас, все погрузились во мрак непонимания.

— Итак, они в трансе, — суммировал Кел. — Это естественный ответ на какое-то магическое воздействие, которое на них оказали четыре дня назад. Или два дня назад. Оно прошлось конкретно по отрокам, с одиннадцати до четырнадцати лет. Других не затронуло. Но есть еще тьма в глазах, что с этой...

— Рыжая, — оборвал его Дик. — Посвети-ка еще.

И многие бы обозлились на ту бесцеремонность, с которой охотник прервал жреца. Но Лисы знали, что Ричард не скажет слова без надобности. Алейна послушалась, коснулась белого единорога, висящего на груди, и вокруг нее разгорелся бледный рассеянный свет. Все снова стало странным, не от мира сего, тени балок и людей разметались по стенам, черные провалы мрака смотрели снизу, а сверху лились алеющие закатные лучи солнца... Что-то было не так со светом, но никто не понимал, что.

— Отойдите в стороны, — сказал Дик, отступая в угол к серому магу.

Все послушно разошлись.

— Ну? Увидели? — рэйнджер указывал на освещенные бледным светом темные фигуры детей.

— Что, — спросил Кел, слегка сбитый с толку.

Затем все практически одновременно заметили это. Поняли, почему свет казался таким странным. Ни один из детей не отбрасывал тени. Они стояли неподвижно, как древние идолы, облитые светом с одной стороны и укутанные темнотой с другой. Ничто не нарушало потусторонней гармонии изваяний, не бросающих друг на друга тень.

— У них исчезли тени! — воскликнул Беррик. И закрыл мощной ладонью рот, словно сказал что-то непотребное.

Он хотел было подступить обратно к юнцам, но Винсент словно ожил. Он резко отстранил холмича, не рукой, а выросшим, удлинившимся серым рукавом. Мантия взвилась, шелестя по настилу от быстрых шагов, переливаясь по доскам, как живая. Маг застыл посреди детей, возвышаясь над ними, царственно повел рукой, и она окуталась клубящейся мглой. Серая длань выплыла из рукава, подплыла к девочке, стоящей рядом, и легла ей на лицо, закрыв глаза, нос, рот. Секунды она висела неподвижно, затем отдернулась обратно и растворилась в мантии хозяина.

— Их тени ушли в пятки, то есть, спрятались в глаза. Поэтому кажется, что в глазах тьма.

Хор выдохов и тихих возгласов прозвучал ему в ответ.

— И это реакция на какое-то магическое воздействие? — уточнил Кел.

— Да. Помнишь, что бывает, когда мне не удается отнять тень у врага?

— Она ненадолго съеживается, и пока съежилась, ты не можешь отнять ее, в принципе.

— Да. Здесь защитная реакция зашла гораздо глубже. Тень каждого полностью втянулась внутрь своего хозяина, и не покидает его даже с угрозой здоровью, держит на грани материального мира и сумрака, в сумрачном сне. Значит, воздействие было очень сильно.

— Можешь понять, какое?

— Через мглу. Попробую.

Винсент скрылся под мантией и растворился в темноте, ушел в мир теней. И как только он сделал это, дети дрогнули. Словно проснувшись, все они медленно и в полном молчании поворачивали головы с черными глазами в то место, где только что стоял маг. Где по-прежнему стоял маг, только не в мире людей, а в мире сумрака. Тонкие руки поднимались одна за другой и тянулись к Винсенту, дети сгрудились вокруг него, обступили, охватив ивовой сетью переплетенных рук.

Мгла вздулась над ними легким полупрозрачным колпаком. И внезапно мириады тончайших нитей протянулись от одного к другому, от другого к третьему, словно запеленывая детей и Винсента в кокон, увязывая их воедино. Все больше становилось нитей и связей, все гуще смыкалась вокруг них тень.

Лисы придвинулись вперед, выжидая знака, чтобы броситься на помощь товарищу. Но тень Алейны внезапно изогнулась и помахала им ладошкой со стены, мол, спокойно, все путем. Переглянувшись, Лисы улыбнулись. Беррик стоял и смотрел на все это, едва дыша.

Анна понимала его очень хорошо. Еще месяцев пять назад она с открытым ртом глядела на крутые ханты и на то, чего они вытворяли в бою и в быту... сколько же всего произошло за это время. Как же все изменилось.