По воле богов.

Веки Армана дрогнули, он непонимающе посмотрел на незваных гостей и резко сел, разбудив свою супругу. Рука юноши метнулась к изголовью кровати, но схватила лишь пустоту. Он увидел, как один из воинов-людей отходит с его мечом и стремительно обернулся к отцу.

— Отец, ты сына предал...

Потрясенно прошептал он, но сразу же, прикрыв собой Эль, сжавшуюся в испуганный комочек, взглянул в глаза вампира.

— Она моя жена!

Венчала нас по всем законам вашим

сама Кровавая Луна.

Эльмину не отдам!

— Арман! Вяжите.

Князь дал отмашку и вышел из спальни, придерживаясь за грудь. Он слышал рычание сопротивляющегося сына, слышал шум драки и вскрик девушки. И ее горестный стон разбился душу князя на множество осколков.

— Арман, спаси!

— Я за тобой приду, Эльмина!

— Люблю тебя.

— А я тебя, и не оставлю никогда.

— Забудь, тебе она не пара.

Холодно отозвался лорд Одариан и выволок упирающуюся дочь из спальни. Князь обернулся и поймал умоляющий взгляд невестки.

— Прости...

Шепота князя она уже не услышала, исчезая вместе с отцом в портале. За своим лордом последовали остальные вампиры. После этого появились люди князя, удерживающие связанного наследника. Отец встретился с испепеляющим взглядом сына.

— Арман, прости, я понял слишком поздно.

Но сделанного мной не изменить.

И ничего уже исправить невозможно.

Я помогу тебе ее забыть.

— Забыть? Мой князь сказал — забыть?

Арман горько рассмеялся.

— Как я могу забыть дышать?

Или как есть и пить?

Но это все скорей смогу забыть,

чем ту, что в сердце поселилась

и мне женой быть согласилась. Забыть?!

О, нет, мой князь.

Мне проще умереть, упав на острие меча.

Забыть Эльмину? Никогда!

— Тебе жена другая первую забыть поможет.

— Как мало знаешь о вампирах

и обрядах их, мой князь.

Венчала нас Кровавая Луна,

другой жены у меня быть не может.

Одна Эльмина. Навсегда.

Князь Монтери взглянул в глаза сына и вдруг осознал, что тот еще ни разу не назвал его отцом. Невесело усмехнувшись, мужчина велел отпустить женщину-оборотня, пытавшуюся преградить дорогу в спальню супругов, и направился к порталу. Арман хмуро потребовал его освободить, но его воля не была услышана, и наследного князя потащили вслед за отцом.

Вирея с жалостью смотрела на того, кого считала своим. Женщина в который раз прокляла свою старость, лишившую оборотня сил и скорости. Ее оскал никого даже не впечатлил, когда она пыталась помешать людям и вампирам вторгнуться в мирное уединение любви. Вирею без усилий схватили и закрыли рот, чтобы не вздумала кричать. Она подошла к тому месту, где закрылся портал, поставленный когда-то магом для Армана, чтобы мальчик мог сбегать сюда из отцовского дворца.

— Я просто старая волчица.

Но князь, к чему это годится?

Ты сам беду накличешь в дом.

И будет погребальный звон

последней песней по любви.

Испугалась собственных слов и отвесила себе оплеху.

— Вирея, дура, помолчи.

Княжеский дворец встретил возвращение наследника настороженной тишиной. Уже здесь, почти раздетого, Армана развязали, и он, не глядя ни на кого, направился в свои покои, чтобы привести себя в порядок. Князь поглядел вслед сыну. После обернулся к своему верному другу и помощнику лорду Дорбери старшему.

— Анжар, и что я натворил?

Армана я предал в угоду собственной гордыне.

Его любимой я лишил.

А сам лишился сына.

И как мне жить отныне?

— Ты не печалься, государь.

Утихнет в юном князе боль потери,

поймет, что не желал ты зла.

Мы блага лишь ему хотели.

— А благо ли? Анжар, мой верный друг,

грызут меня сомненья.

— Мой князь, теперь уж поздно горевать.

Осталось лишь призвать терпенья.

Князь, молча, кивнул и направился к себе. Лорд Дорбери последовал за ним, не желая оставлять одного. Бониваль, ждавший, пока правитель и его советник покинут залу перехода, поспешил к своему другу. Он осторожно постучал в двери покоев наследника и вошел, не дожидаясь разрешения. Арман был в купальне. Бони сел на край письменного стола и задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.

— Ах, князь, к чему тебе нужны были вампиры?

Коли б не твой тогда приказ,

мы б не лишились никогда привычного нам мира.

Остался б Нерил жив, гулял и веселился.

И наш Арман не изводился,

коли б не твой приказ.

И пусть ругали за беспутство, но лучше так.

Теперь же все погружены в тоску и мрак.

Дверь из купальни открылась, и Арман вышел. Он бросил мрачный взгляд на друга, кивнул ему и направился в гардеробную. Бони ждал, когда одетый приятель вновь появится. О чем говорить, он не знал. Да и что скажешь тому, кто еще несколько дней назад верил, что он стал властелином мира, а теперь его крылья были затоптаны безжалостными сапогами собственного отца?

Арман вернулся достаточно быстро. Он кивнул другу на дверь, и Бониваль, все так же молча, последовал за молодым князем. Они спустились по лестнице, миновали охрану, дернувшуюся было следом, но не рискнувшую остановить наследника. Князь не давал такого приказа. По крайней мере, пока.

Друзья покинули дворец, вышли за ворота и оказались на оживленной улице. Бони посмотрел на Армана, не обращавшего внимания на поклоны горожан.

— Куда идем?

— В склеп Дорбери. Хочу проститься с другом.

— А что потом?

— Потом настанет после.

— И все-таки, Арман? Что в голове твоей творится?

— Там каша варится, поверь.

Готов метаться, словно в клетке злобный зверь,

и головой о прутья биться.

Мне грудь сжигает боль разлуки.

Отец опять обрек на муки.

Но я верну мою Эльмину.

Иль счастье снова обрету, или навеки сгину.

— Арман, а может, ты ее отпустишь,

и все, что было, позабудешь?

— Мне друг такое говорит?!

Юноша гневно посмотрел на Бониваля, и тот опустил глаза. Затем снова поднял взор и уверенно заговорил.

— Я друг тебе и брат, Арман.

И твое счастье мне дороже всех богатств на свете,

но не дано вам вместе быть.

Ты только Эль к себе прижмешь,

как снова отнимают.

То рок судьбы вас разлучает.

Как не внимать примете?

— То не примета, а простая злоба.

Дана Судьбой мне Эль, вот главная примета!

Я пил, гулял,

и в женских ласках утопал,

я вел себя так низко.

Лишь одного тогда не знал,

что счастье где-то близко.

Я столько раз на пару дней в прекрасных дев влюблялся,

желал я их и обладал,

бросал и снова увлекался,

но не любил.

Скажи мне, Бони, в чем секрет?

Скажи, я требую ответ!

Молчишь? Я сам отвечу.

Я ждал ее, мечтал и верил,

пусть даже сам того не знал.

И все же сердцем понимал,

Судьба мне женщину дает иную.

Так не похожую на всех, для нас чужую.

Но, Бони, друг, поверь,

она одна открыла в душу дверь.

И нет там места для другой.

Эльмину я назвал женой.

— Да будет так.

Пресветлой буду я за вас молиться,

чтоб помогла она тебе.

— Пресветлой помощь обещали мне.

Дракон и человек, ты помнишь?

— Те, что тебя спасли?

— Они.

Но только нужно подождать.

Не знаю, сколько.

Но буду ждать, поскольку есть, чего терять.

— И все ж я вознесу молитву.

Арман слабо улыбнулся и хлопнул друга по плечу. Они миновали городскую черту, поравнялись с винной лавкой и свернули к тяжелой деревянной двери. Хозяин лавки знал княжеского сына и его друга. Их вообще многие знали в столице в лицо. Виной тому было бесшабашное поведение еще недавнего времени. Но теперь друзья не смеялись, не заигрывали с женой хозяина, не задирали вышибалу. Они купили бутылку вина и покинули лавку. Хозяин проследил, как молодой князь и его троюродный брат свернули в сторону погоста, где стояли склепы знати.

— Допрыгались бездельники.

— Молчи, Сеан,

то грех глумиться над людской потерей.

И вовсе уж они не те.

Как хмур наш князь, и ликом бледен.

И друг его печален.

— Сейчас заплачу, бледен...

Допрыгались они.

А друг их был отчаян.

Теперь уж он не скажет мне,

что мой товар негоден.

Он весел был и шкоден.

Совсем мальчишка ведь, еще бы жить...

Мужчина отвернулся от жены, пряча неожиданную слезу. Женщина сделала вид, что ничего не заметила и скрылась за тяжелой выцветшей портьерой.

Арман и Бониваль миновали княжеский склеп, склепы родовитых сановников и остановились возле белокаменного склепа рода Дорбери. Они переглянулись, и Арман толкнул металлическую кованую дверь с гербом семьи их покойного друга. Она уныло скрипнула, словно тяжко застонала, предвещая что-то недоброе. Сырость, неприятная прохлада и гнилостный запах не мгновение остановили двух молодых мужчин. Но они решительно направились вниз по каменной лестнице. Бони указал, где положили Нерила. Друзья свернули в обширный зал, где стояло несколько каменных гробов, прошли мимо сородичей их погибшего приятеля и остановились перед каменным ящиком, на крышке которого лежало изваяние, как две капли воды, похожее на Нерила Дорбери. Семья не поскупилась, и маг поработал над камнем, наградив его подобием жизни. Арман и Бониваль некоторое время смотрели на румянец, игравший на щеках статуи, на чуть приподнятые уголки губ, будто Нерил едва сдерживал улыбку. На мгновение друзьям показалось, что статуя окажется вовсе не статуей, а их живым другом. И весельчак Нерил прямо сейчас откроет глаза с хитрым прищуром, повернется на бок, подопрет голову рукой и ехидно улыбнется. А потом скажет...

— Ну, что стоите, нюни?

Но сказал это не Нерил, Арман озвучил вслух так и не воплотившуюся в реальность мысль. От звука его голоса Бони слегка вздрогнул, до того не к месту показался ему живой голос среди родовитых мертвецов. Молодой князь достал бутылку, умело откупорил ее и сделал первый глоток.

— Ты говорил, что без вина

не видно смысла бытия.

Ты был не прав, приятель.

Нашел я способ, как пьянеть,

не осушив и пары капель.

Арман передал бутылку вина Бони. Тот сделал глоток, затем взглянул на бутылку и усмехнулся.

— Арман, ты помнишь,

кто из нас напился первый?

Князь так же усмехнулся.

— Конечно, помню — Нерил.

Нашел бутылку и один

в себя он половину влил.

Анжар его тогда порол в присутствии двора.

— И громко нам тогда вещал,

что пить нам не пора.

— А мы за друга заступились,

и врали, что втроем напились.

— Нам не поверили, и мы

тогда надрались, как скоты.

Ты у отца бутылку взял?

— Угу, и под руку попал.

Но после. Тогда нам сколько было?

— По двенадцать где-то.

— Всего-то десять лет назад.

Они помолчали, но Бони снова усмехнулся.

— А помнишь мыло?

— Мыло?

— Мыло,

тогда нам по пятнадцать было.

Неугомонный наш дружок

рассыпал мыльный порошок.

На лестнице, когда прием давали.

Гостей на бал еще созвали,

ну, вспомнил?

— Да, тогда наш Нерил учудил.

Водой ступени он облил,

а сам в засаде притаился

и очень долго веселился,

когда летели сверху гости.

— Хоть хорошо, собрали кости.

А наказали всех троих.

Друзья снова сделали по глотку.

— А помнишь, в наш дворцовый парк

влетели несколько собак?

Когда один огромный пес,

едва не откусил мне нос?

Ведь Нерил спас меня тогда.

С дубиной к нам он подбежал

и пса подальше отогнал.

А там уж стража подоспела

и свору отловить сумела.

Бони нервно потер глаза и сделал большой глоток. Арман положил руку ему на плечо и снова посмотрел на гроб Нерила.

— Он нас спасал не раз.

Да и не только нас.

Парнишка, вспомни, в речке.

Тонул он и на помощь звал.

Ты побежал тогда за стражей,

а я за Нерилом бежал.

Наш друг без страха в воду прыгнул,

лишь скинул сапоги.

И парня вытащил один, не крикнув: 'Помоги'.

Наоборот, меня тогда он отгонял,

и в воду лезть не позволял,

грозился, что отрежет уши.

— С него бы сталось. Тот еще был уж.

Арман и Бони негромко рассмеялись, и в который раз приложились к горлышку бутылки.

— Достойнейший из нас, он славный муж.

Вот только был...

Теперь же здесь лежит недвижим.

О смехе Нерил позабыл.

Не говорит, не смотрит и не дышит.

Не жизнь была, а лишь один туман.

— Мне не хватает так его, Арман!

Бониваль вдруг уткнулся в плечо друга. Он не плакал, слез не было. Но сердце Бони сжала леденящая тоска.

— Ведь мы дружили столько лет!

А одного из нас уж нет.

Казалось, вечна наша дружба.

Что крепче стали, и верней, чем князю служба.

Прошу, мой друг, ты действуй осторожно,

тебя терять совсем уж тошно.

— Эй, Бони, стой! Меня хоронишь слишком рано,

еще Эльмина ждет Армана.

Ты лучше песню жизни спой.

Пусть Нерил мертв, но только телом.

Его душа жива.

И пусть сейчас бесплотный дух,

но мы ему докажем делом,

что не забыт наш добрый друг.

Он жизнь любил.

И каждым жестом об этом миру говорил.

Мы будем жить и за него.

— Жаль не увидит ничего.

Бониваль допил вино, поставил бутылку на пол и посмотрел на Армана. На мгновение ему показалось, что рядом с ним сидит мертвец, глядящий на него черными провалами глазниц. Бони тряхнул головой, отгоняя жуткое виденье.

— Что этот лавочник в свое вино мешает?

Мне жуть такая показалась вдруг.

— Идем наверх, там свежий ветер.

Излечит он случайный твой недуг.

То склеп нас гнилью отравляет

и мысли разные внушает.

Так поспешим, мой друг.

Спи с миром, Нерил.

Арман подал руку Бонивалю, и тот поднялся, не отказываясь от помощи. Ему все еще было нехорошо. И в лицо молодого князя юноша рискнул взглянуть только на улице. На щеках Армана играл легкий румянец от выпитого вина, глаза поблескивали, и Бони совсем успокоился, спеша забыть свое видение и изгнать с души неприятный осадок.

Молодые люди вернулись в город. Арман свернул на улицу, названную именем его деда, скользнул между домами и остановился перед дверью знакомого мага. Бониваль стоял за спиной друга, не спрашивая, зачем они сюда пришли. Никто не спешил открывать, и князь постучал снова, уже более настойчиво и зло.

— Мой князь, Ирган уехал.

Друзья одновременно обернулись. За ними стояла сухенькая старушонка, раскрыв в неприятной улыбке беззубый рот. Но Арман учтиво поклонился женщине.

— Недолго ли, не знаешь, мать?

Она пожала худенькими плечами.

— Откуда ж мне, старухе, знать?

Но нет его уже три дня.

— Все ополчилось на меня!

Ирган единственный помочь мне мог.

Скажи мне, Бони, отчего наш мир жесток?!

Князь поблагодарил старуху и побрел прочь. Бониваль догнал его и пристроился рядом. Он уже понял, зачем Арману был нужен именно этот маг. Когда-то Ирган выстроил портал в земли матери юного князя. Нравился ему синеглазый мальчишка, и маг любил его, как сына. Он помогал друзьям время от времени, как и в их проделках, так и в проблемах. И все это делал по дружбе. К тому же, он был единственным, кто открыл бы Арману быстрый доступ на земли вампиров. Возможно, помог бы и вызволить юную супругу князя. Но именно сейчас, когда его помощь была по-настоящему необходима юноше, маг исчез.