Увиденное, блестящее хромом чудо, в "лаборатории" Рудика, потрясло Пашу до печёнок. Настоящее искусство гипнотизирует, особенно нечто похожее на укуренную абстракцию.
— Ух, ёшкина мышка! Чудненько, чтоб я треснул! — восторженно поглаживал хромированные детали Павлик. — Это то, что я думаю?
Рудик под восторженными взглядами друга расцветал, как японская сакура под китайскими нитратами. Молодой физик многозначительно шевелил бровями, при этом его руки складывали цветастое матерчатое покрывало, которое он снял со своего чудо-изделия, как только его друг вошёл в лабораторию и стал глазами искать аппарат. Снятие покрывала с бульбулятора должно было произвести дополнительное психологическое воздействие на заказчика.
— Рудик, ущипни меня, пожалуйста, и скажи, что я не спятил и это не сон. Это оно, да?
— Оставлю тебя теряться в догадках, — скромно потупил глаза Рудик, ласково гладя поверхность аппарата, на которой ни одна муха ещё не приклеилась.
— Это чудо, — восторженно закатывал глаза Павлик. Сейчас он не осознавал, что понятие чуда по определению бессмысленно. Случается лишь то, что может случиться. И оно случилось. Вот оно стоит и блестит.
— Это не сказка и не чудо, это наука, — сурово поправил друга изобретатель. Он был материалистом и в мистику не верил.
— Уже включал? — поинтересовался Павлик. Он был идеалистом и верил во всё необычное.
— Нет, ждал тебя, — заверил его друг. — Как без тебя? Осталось только провести режимно-наладочные испытания, то-сё, тонкую настройку....
Паша аж подпрыгивал от нетерпения. Ему горело приступить к работе на этой чудо-технике. Он уже представлял, как скажет этим жалким жителям нижних слоёв: "Ах-ха-ха! Трепещите, ничтожные! Я пришёл к вам! Я ваш дневной кошмар! Я ужас, летящий на крыльях солнечных лучей! Я жвачка, прилипшая к вашим копытам, или что там у вас есть! Я найду вас всех и покараю".
— Так давай, усугубляй, — нетерпеливо стал подгонять он друга. — Пора уже навести нам шороху в тонких мирах.
— Да, хоть в толстых, — хотел сказать Рудик, но промолчал, сохраняя на лице лёгкую улыбку. Включать, так включать. Это делается просто: кабель подключается к сети 220 вольт, потом надо нажать на красную кнопку и пепелац заработает.
— Доверяю тебе, как творческому руководителю проекта, нажать на кнопку для первого пуска этой дря...этого аппарата, — показал Рудик рукой на красную кнопку, которую требовалось нажать.
Преисполненный важностью Паша с достоинством нажал на кнопку.
Рудик уже знал, как при включении ведёт себя бешеный агрегат, но на Пашу это явление произвело огромное впечатление.
Сначала чудо инженерной мысли начало выть дурными голосами, потом, при переключении на другой режим, оно вознамерилось посвистывать, при этом весь аппарат трясся как припадочный. При переключении на третий режим чудо решило подражать воплям соек, которые что-то не поделили между собой, зато подключались светодиоды и начинали заполошно мигать. А чего им не мигать, ведь это были светодиоды с китайских дешёвеньких ёлочных украшений. Четвёртый режим был самым выдающимся: аппарат имитировал вопли брачующихся котов, пребывающих в последней стадии спермотоксикоза, при этом бедным котам периодически наступали на хвост. Рудика самого этот режим работы аппарата приводил в трепет, что тогда говорить о неподготовленной к такому явлению психике Паши. Судя по округлившимся глазам, заказчик пребывал в культурном шоке, только что не крестился. Вопли, издаваемые аппаратом, были замечательными и настраивали на философский лад: они придавали ощущение, что все людишки лишь песчинки во Вселенной, что некоторые вещи имеют совсем иную ценность, и в жизни у каждого свои рамки. Всё-таки было правильным решение присобачить к аппарату центрифугу от стиральной машины: она замечательно подвывала потусторонними голосами.
Паша всегда хотел расширить рамки своего сознания, вот только вредное сознание не очень мечтало расширяться, а, наоборот, норовило сузиться. Зато сегодня Павлик словил настоящий опупеоз. Даже Рудик немного забеспокоился за сохранность Пашкиных мозгов: а ну, как они вдруг окончательно телепортируются куда-нибудь подальше от такого великолепного хозяина. Судя по восторженному взгляду друга, до этого момента оставалось не так уж много времени. Лицо Паши покраснело, глаза горят, во взоре благодать. Ещё чуть-чуть и каюк, а то и кирдык.
— Ну, ты, это....— начал Рудик, с сомнением глядя на Пашу. — Начинай изменять историю что ли. Типа, давай, начинай общаться со своими астральными сущностями.
— Чего? — Паша чуть пришёл в себя.
— Давай, говорю, начинай общаться, с кем ты там хотел общаться.
— Как? — ошалело глядел на друга Павлик.
— Что, как? — Рудика пока ещё ситуация забавляла. Он знал, что съёмка ведётся. Кино, судя по тому, как играет главный актёр, должно получиться ржачным. — Вот микрофон. Подходи к нему и говори. Чего тут непонятно.
Есть люди, которые пропадают без вести при переходе от слов к делу. Таким был и Паша. Рудик не знал, что у Павлика была маленькая, но гнусная фобия: он панически боялся видеокамер, объективов фотоаппаратов и микрофонов. Эти вещи вызывали у него одышку, и даже приступы панического удушья. Если его фотографировали, то Паша весь сжимался в комочек, зажмуривал глаза и трясся. Целое дело было сфотографировать его на паспорт. Вот и сейчас, сообразив, что ему предлагают говорить в микрофон, Пашу начало трясти и он как-то весь сразу сдулся. Нет, если бы просто так говорить, то это всегда, пожалуйста, Паша мог часами болтать. Микрофон же, то совсем другое дело. Вот почему Паша даже плохо переносил современные мобильные телефоны: там был микрофон, в который надо было говорить. А это у него вызывало иррациональный страх.
— Туда говорить? — осипшим от панической атаки голосом произнёс Паша. Он дрожащим пальцем показал на страшный микрофон.
— Туда! — начал терять терпение Рудик. — Скажи что-нибудь умное.
Но, кроме нечленораздельных сипов и кряхтенья, от внезапно вспотевшего Паши было трудно добиться чего-то внятного.
Наконец, Рудик не выдержал. Он понял, что "кина не будет" с таким актёром, что актёр "на измене". Выход был один: Рудик накрыл микрофон тряпкой, чтобы, находящийся в кататонии Павлик, не мог видеть страшную вещь. Это несколько улучшило ситуацию. Пусть Паша, выглядевший сейчас, как чёрт на утреннике, хоть куда-нибудь говорит, всё равно микрофон в этом аппарате играл чисто декоративную функцию.
Вытерев с лица, обильно выступивший пот, Паша сделал вторую попытку общения с потусторонними существами. Рудик представил, как эти существа уже ржут с такого замечательного контактёра.
Попытку-то Павел сделал, вот только мыслей у него в голове уже не было. Он начисто забыл, что хотел сказать потусторонним обитателям. К удивлению Рудика, он наклонился к аппарату, зажмурился и произнёс более-менее внятно:
— Ээээ....нам это, две пиццы, пожалуйста, — мысли продолжали старательно обходить Павлика стороной. Он сделал то, что делают отчаявшиеся люди: он совершил отчаянный поступок.
Что сподвигло Пашу сказать такое, не смог бы объяснить и он сам. Но это всё, что мог Паша из себя выдавить. После этого он уселся на своё любимое кресло, в котором он всегда сидел, когда приходил к Рудику и распивал с ним спиртные напитки. Сидя в привычном кресле, Паша начал чуть выходить из коматозного оцепенения. Рудик потрясённо молчал. Аппарат, работавший на четвёртом режиме орал котами, но вдруг притих.
— Ваш заказ принят, — внезапно раздалось из динамиков аппарата. — Существу седьмого уровня развития понравилась ваша шутка. Ждите свою пиццу через 10-15 минут.
После этих слов аппарат сам отключился. Наступила звенящая тишина. Паша продолжал усиленно выходить из оцепенения, его лицо начало принимать осмысленное выражение, зато Рудик чувствовал, что перестал понимать суть происходящего.
— Это, что такое было? — внезапно севшим голосом спросил он, при этом вытаращивая глаза на Пашу. — Какая к лысым бесам пицца?
Вот, значит, как: всё-таки это не он тут шутит над Пашкой, а гнусный Пашка так шутит. Это с его стороны попахивает скрытым оппортунизмом и ревизионизмом в духе бывшего товарища Каутского. Скорее всего, Павлуша договорился с пиццерией, чтобы они к назначенному времени привезли пиццу, а сам красиво разыграл перед микрофоном танцы с бубнами. Но сознание Рудика говорило, что это не так, ибо этот злосчастный аппарат совершенно не был приспособлен быть передатчиком, да он вообще ничего не мог делать, кроме как мигать огоньками с ёлки и вопить дурными голосами. Остаётся только подумать, что это всё-таки проделки Павлика: вполне возможно, хоть и невероятно. Но Рудик слышал, как убедительно Паша стучал зубами от страха.
— Слышь, Павлик Морозов, колись, с какого это нефритового стержня сейчас было? — стал настаивать Рудик. Он видел, что Паша был больше перепуган от вида микрофона, а не тем, что аппарат заговорил загробным голосом.
Действительно, микрофоны и фотоаппараты Пашу пугали, но голоса из преисподней были для него обычным делом. Собственно что-то подобного он от иной стороны и ждал, вот только плохо, что его личная маленькая фобия не дала ему задать правильные вопросы своим оппонентам. Это Пашу совершенно не радовало, но поделать он ничего не мог: фотоаппараты и микрофоны для него были олицетворением инфернального ужаса. Эти страшные вещи были гораздо опаснее, чем местные упыри и потусторонние сущности, однозначно. Но надо было как-то отбрёхиваться от Рудика, который пристал со своими непонятками:
— Если я тебе всё расскажу, ты выпрыгнешь из окна. Чего ж здесь не ясно-то, — уже спокойно произнёс Паша. — Существо седьмого уровня заказало нам пиццу.... оно выделило и оценило одну из моих граней, — добавил Паша, видя, что Рудик не въезжает в тему граней Паши. Не мог же он признаться, что совершил, мягко говоря, ошибку, а грубо говоря, накосячил. — Надо же, как интересно получилось. Всё строго по науке и по феншую.
Рудик сделал длинный выдох, чтобы не наговорить другу что-нибудь плохого. Это для друга Паши голоса из преисподней, совершенно обычное явление, а у Рудика начали рваться жизненные шаблоны. Его сердце колотилось, как отбойный молоток в руках стахановца, разволновался он жутко.
— Отнюдь. С научной точки зрения произошла какая-то фигня, — с недовольством отметил Рудик. — К науке это никакого отношения не имеет. А ты брат, настоящая лошара: не мог попросить хотя бы сто тыщь денег или клад какой. Да, что я говорю: скорее всего, и пицца нам облизнётся, так как шутка это чья-то, мираж, химера.
Действительность, правда, вскоре опровергла доводы Рудика. К его дому подъехала малолитражка и, через несколько секунд, Рудик вздрогнул от звукового сигнала, извещающего, что кто-то пришёл и хочет его видеть. Странно, но за воротами дома стояла машина доставщиков пиццы, а у ворот нетерпеливо переминался с ноги на ногу доставщик в фирменной накидке, на которой красовался логотип "Farina Pizza".
Молодой житель города по имени Юрик работал на доставке пиццы уже второй год. Сейчас он с любопытством взирал на таких же молодых людей, которым привёз две пиццы размером XXL и весом по 1200 грамм каждая. Удивительно было то, что это был срочный спецзаказ по двойному тарифу. У них тут что, горит без пиццы что ли? Но, к щедрым клиентам особый подход. Таких надо холить и лелеять. Обычно, срочные заказы делают очень состоятельные люди, или приезжие, которые перебрали со спиртным до состояния, когда уже перестаёшь считать деньги. Но эти ребятки Юрику не показались допившимися до ручки. То, что они какие-то взъерошенные и удивлённые, то факт. Юрик за свою жизнь насмотрелся на всякие людские типажи и уже был своего рода психиатром. Эти парни, к кому он притащил две коробки пиццы, скорее всего, были чем-то напуганы, но старались скрыть. Обычно люди радуются полученной еде, а эти смотрели на коробки как-то недоверчиво, с раздумьем.
— Приятного аппетита, — пожелал Юрик хозяину дома, когда тот поставил свою закорючку в бланке заказа.
Уходя из этого дома, Юрик заметил, что эти двое ребят продолжают озадаченно смотреть на две коробки ещё тёплой еды. Чего смотрите — хотел им сказать Юрик — налетайте, пока тёплая, ведь вкусно же: мясной микс и пицца "Чизбургер". Впрочем, уже через пару минут он выкинул из головы этот заказ, ему предстояло ехать ещё на один адрес. Ну, работа такая.
Когда машина из "Farina Pizza" уехала Рудик и Паша ещё несколько минут стояли и смотрели на коробки с едой.
— Пошли, что ли вмажем по стаканчику, — предложил Паша. — Закуска есть. Фирменная. Как мир, в котором созданы такие прекрасные вещи, как пицца, может быть плохим? Пошли, заценим презент от Высшего существа.
— Вот это меня и беспокоит, — признался Рудик.
Паша вздохнул. А кому сейчас легко? Жизнь коротка, мир огромный. Надо ловить свой миг удачи, пока он есть. Вот только надо сказать Рудику, чтобы следующий раз он говорил в микрофон, а то Паша немного микрофон.... того....опасается и у него тогда плохая дикция. Всё просто: Паша будет на бумажке писать умный текст, а Рудик будет этот текст зачитывать перед микрофоном. Здорово, да. Разделение труда: кто-то умный пишет умные вещи, а кто-то со средним умом эти записи будет зачитывать. И все в шоколаде.
Но Рудик на такое отличное предложение отреагировал хмуро. Стал кочевряжиться. Всё ему не так. А чего не так? Вот даже и пицца есть, которую надо съесть, а это почти два с половиной кило. Ничего, Паша прихватил две бутылки красного вина, под это дело пойдёт. Будем пить вино, и говорить о возвышенном. Например, о человеке и его связи с космосом, чем не тема.
Только после осушения первой бутылки Рудик немного отошёл и стал более адекватным и креативным. Он даже согласился сидеть перед микрофоном и общаться с иным миром. А что здесь такого? Он, как физик должен понимать, что это вполне объективное явление, а значит, не надо выпендриваться. Астральный мир также объективен, как и наши городские упыри, как чёрные кошки, бросающиеся под ноги, как знаки, подаваемые звёздами. К этому миру надо как-то приспосабливаться, привыкать. Всё заботы и заботы. Легко только злыдни живут: у них и забот нет.
Жизнь приятна и легка, если пьяный ты слегка. Приканчивая вторую бутылку, Рудик с грустью подумал, что деваться некуда, надо теперь как-то приспосабливаться к такой реальности, где существуют голоса из преисподней. А вдруг конец света наступает! Ещё его немного напрягали городские упыри и какие-то злыдни: а ну, как загрызут. Но Паша пренебрежительно махал руками: что ты, они у нас смирные, своих не грызут. А о конце света звёзды пока "молчат". Содержимое бутылок подошло к концу, пиццу почти всю героически съели, поэтому, немного осоловевшие друзья договорились, после недолгого спора, какие вопросы они будут задавать на следующем сеансе связи с Высшим разумом. Хотелось всего, сразу и побольше, но разум намекал, что надо быть скромнее и не дёргать за хвост священную корову. А хотелось многого. Паша настаивал, чтобы Высший разум разъяснил, чем это таким жутким занимаются на Апшеронском полигоне. Рудик, в отличие от бесшабашного Павлика, совершенно не хотел лезть в государственные тайны: он хотел от иного мира тысяч сто денег — зелёных и хрустящих. Ну, и парочку бесхозных кладов. Впрочем, Паша зелёных и хрустящих тоже возжелал, как и несколько богатых кладов.
