Ландскнехт. Часть первая.

Как раз, рассказывая это, Бэзо бережно снимал с лошади тот самый ящик. Хмыкнув про себя, я сложил в уме два и два и получил 'порядка десяти'. Дело ясное, что дело мутное. Одно радует — не мое это дело. Да только поскорее бы оказаться подалее отсюда. И отсюда в частности — и отсюда вообще. Так спокойнее станет.

Сложили привезенное в углу, аккуратно, вроде как 'товар лицом'. Цыган позвал кого-то — вышли трое — уже виденный нами старший, еще один — совсем седой старик, правда не сказать дряхлый, но все же старик, и молодой мужчина, внешне чем-то напоминавший одного героя-академика. Ол-Шемм стал при входе, а старик пошел прямо к привезенному добру, молодой же держался у него за плечом. Седой придирчиво осмотрел винтовки и снаряжение, а бородач внимательно смотрел и слушал тихие комментарии. Судя по тому, что я услышал — старик проводил наглядное занятие по матчасти — не в плане как пользоваться и прочее — а как грамотно выбирать и дефектовать оружие. Завершив, старик обернулся и одобрительно кивнул. Потом настала очередь ящика — тут Бэзо, очень ненавязчиво, как наверное ему казалось, заслонил от меня всю картину — а я нарочито уставился в другую сторону, благо из маленькой дверки, скорее даже лаза в приямке, вынырнула молодая горянка. Надо сказать — весьма и весьма симпатичная. Вопреки моим ожиданиям — увидев чужаков, кутаться в тряпки и прикрывать лицо не стала — наверное, тут с этим проще. Стрельнула глазками с интересом, но тут же поспешила прочь по своим делам — все же наверняка и тут у горцев женщина знает свое место, и в мужское дело ни коим боком влезть не смеет. В общем, что там в ящике, я естественно не видел. И знать не знаю, ведать не ведаю. Оно мне не надо. А все догадки — вот пусть и остаются догадками. Случись чего — так врать чужим хорошо, когда не врешь.

Между тем старик снова обернулся и кивнул снова — мол, и тут все в порядке. Все это время нам не сказали ни слова — и если Бэзо прав — это хорошо. И действительно — Ол-Шемм сразу как-то подобрел, улыбнулся, и сказал:

— Гости, прошу к столу!

Горский стол для гостей — он везде и всегда изобилен, насколько позволяет ситуация. А мы, надо сказать, в общем-то, и проголодались. Сначала я еще подумывал, какие тут традиции, и как положено приступать к приему пищи и его вести, да потом плюнул. Молитву на местный лад севший во главе стола старик сотворил — стало быть, единоверные с остальными горцы, уже неплохо. Присутствовали кроме нас и встречавших еще двое — местная администрация, надо думать. Немолодые бородатые дядьки, степенные и спокойные.

А дальше разлили по чаркам алкоголь, да жахнули за встречу, без лишних предисловий. Я сдуру махнул чарку до дна, думал там вино. Оказался — коньяк. Или типа того. А коньяки я еще... ну, в той жизни — и то не любил. Да чего уж теперь. Выдохнул и бастурмой зажевал. Безо поставил пригубленную чуть только чарку и посмотрел с удивлением. Горцы одобряюще загудели. Вот чорт, сейчас окосею же... Повыбирал закуску, нашел что-то пожирнее, стал поглощать. Постепенно завязалась беседа, цыган беседовал с молодым 'академиком', обсуждая 'что в мире происходит'. Пару раз зацепили князя — так горец аж подскакивал, начиная возбужденно высказывать в адрес здешнего гаранта всякие пожелания. Седой ему даже некий успокаивающий жест показал — мол, уймись.

Вторую чарку пил как все, сделал небольшой глоточек и поставил. Экая мерзость здешняя табуретовка. Безо уже выпал из беседы — Ол-Шемм и молодой сцепились в каком-то своем давнишнем споре, подключился один из пожилых. Боясь все же чтоб не запьянеть, спросил цыгана тихонько — чтоб такое слопать? Цыган подмигнул мне и порекомендовал какое-то блюдо — по виду что-то вроде чахохбили, что ли.

— Попробуй. Вкусно!

-Что это?

— Э! Жареный филин! Жииирный!

— Ни разу не ел такое... Он съедобный?

— Еще как! Только потом рисом и с вооон той травкой заешь — а то пронесет после! Такая птица, да!

До третьего тоста доел филина — а ничего так, съедобно, со специями-то особенно. После, допив коньяк, решительно отставил пустую чарку, и во избежание непонимания пояснил

— Все! Нам еще обратно ехать!

Думал, будут обиды и прочее, готовился внутренне дипломатничать — ан нет, горцы понимающе закивали, и убрали бутыль со стола. Под недовольное сопение Бэзо. Вот ведь, обломал я ему кайф, выходит. Ну, ничего, он и так, когда выпьет, становится излишне многословен, а мне терпеть его треп обратную дорогу — никакого удовольствия.

Под финал трапезы принесли чай. Аж три чайника, с разным сортом, с травами. Засмотрелся на принесшую чай горянку — похоже, ту самую. Молодая, гибкая и стройная, весьма симпатичная. И глазками стреляет весело эдак... Однако, мстительный цыган дернул меня за рукав, шепнув, что не надо так пялиться.

— А что? Братья набегут честь защищать?

— Нет, это же не северные... вот жениться могут начать уговаривать. А отказаться — ну... тут можно и нарваться, что вроде как — обиду нанес.

Может, и врет, да проверить как? Ну как и вправду...

— А чего бы и не? Чего бы и не жениться?

— Тише! Не шучу же — сейчас услышат — и все. Они ж тебя отсюда пока она ребенка не родит — не выпустят!

— С чего бы?

— Традиция такая. Чтоб не вымирали. Не как в монастырях Милосердных, но тоже...

Уточнять, что за монастыри не стал, как и прочие подробности, и на девушку больше не смотрел. Ну нафиг. Не созрел я что-то пока для подобного. Зато принялся за чай. Вот тут я душу-то отвел. Больше всего понравился чай с чабрецом, ну или каким-то местным аналогом. Аж три чашки, здоровенных, на манер пиалы, выдул, с леденцом. Похвалил церемонно, насколько позволяли познания, чем привел в немалую радость седого. Слово за слово завязалась у нас с ним беседа. Пришлось старику пояснить, что я издалека, да еще и контужен, потому говорю не очень, да и понимаю не все. Однако это его не смутило, а может, даже заинтересовало. Обсуждали сначала чай, и я стал обладателем мешочка с тем самым чаем, что мне понравился. Отдарился коробочкой леденцов, что в кармане была — ничего, у меня в рюкзаке еще остались.

Потом зашел разговор о политике, как-то сам собой разговор перескочил на местных казачков, с которыми, похоже, у горцев были непростые отношения. Тут-то я сдуру и бухнул, что мол, нету больше ваших казаков. Кончились. Старик аж замер, переспросил. Я, уже соображая, что что-то ляпнул не то, все ж повторил.

Остальные притихли, Бэзо смотрел куда-то в сторону, делая вид, что он вообще трамвая ждет. Потом вскочил молодой 'академик', вытянув руку, выпалил классическое:

-Какьие вашьи даказательства?!

Несмотря на обстановку, очень захотелось заржать и ответить 'Кокаинум!'. Однако ж, просто достал из кармана конверт с манифестом, который давеча взял у Кэрра еще разок прочесть-усвоить. Протянул его, правда не молодому, а старику. Тот достал листы, да видно глаза не те — молодой, поскочив, стал торопливо читать из-за плеча, остальные обступили... Через пять минут морды у всех были как у тех бюргеров с плотины. Глядя куда-то сквозь, старик отдал мне листы. Один из пожилых пробормотал под нос

-Говорил я, картечницу надо было купить.

Ол-Шемм хлопнул по столу, словно прерывая, и объявил, мол, застолье окончено. Я немного напрягся — как-то оно все нехорошо вышло — да только дальше все успокоилось, пожилые попрощались и ушли, старик с Ол-Шемом тоже, оставив нас на попечение молодого. Да и тот словно конь гарцевал на месте, стараясь и не торопить гостей, и при том намекая, мол 'как жаль что вы наконец-то уходите!'. Видно и у него дел много сразу образовалось. Да и мы в общем тоже, и сами рады свалить. Пошли за лошадьми, застав нескольких горцев под руководством Шемма аккуратно выносивших оружие и припасы, привезенные нами. Молодой, провожая глазами винтовки, спросил

— А еще есть? Мы заплатим. Золотом. Или металлом.

— Больше нет — ответил Бэзо.

— А что за металл — чисто из интереса уточнил я.

— О, хароший метал, да! — засуетился горец — Старый. Хотите — продам? Я сам принес, нашим кузнецам такой не подойдет, но в Союзе — дадут много денег!

— Сколько хочешь? — мне как-то металл не очень нужен, но может удастся действительно продать? Да и интересно хотя бы посмотреть, что за 'старый металл'.

— Пять золотых! За полпуда! В Союзе втрое самое меньшее дадут!

— А откуда столько? — вступил Бэзо — И втрое-не в трое, но дадут, только ведь еще пошлина...

— Э! — поморшился горец — Какая пошлина... зачем пошлина? А откуда — не скажу.

— Да ясно, что не скажешь... только если с воды — сам знаешь, такой металл дешевле.

— Не! Не с воды! Оползень был, оттуда металл!

— Оползень, это хорошо, это да — согласился цыган. И, повернувшись ко мне, спросил — Будешь брать? Тогда смотреть надо.

— А ты чего не возьмешь?

— Денег мало — скривился цыган — Так бы взял.

— А давай глянем! — деньги я взял с собой в приличной сумме, втрое-не втрое, а Кэрр наварится на таком точно, и мне перепадет. А интересно же уже совсем стало.

Горец, наконец представившись Ар-Чеммом, свистнул какого-то пацаненка, наверное родственника, поручив ему подготовить пока наших лошадей, и мы пошли в кузню.

Кузня была в глубоком подвале, выходило так — в доме у реки. И понятно почему — на реке стояла плотинка, и все кузнечные приспособы приводились в действие водой. И вполне привычного мне вида вентилятор улиткой, и молот, и какое-то подобие пресса. Ар Чемм с подмастерьем стали перекладывать что-то в углу, а я пока осмотрелся. Кузнец, голый по пояс бородатый здоровяк в кожаном фартуке, старательно шуровал в топке, вытаскивал из нее раскаленные докрасна куски металла, совал под молот, несколько секунд держал под ударами. Звона не было, скорее глухой звяк, искры летят... потом опять пихал в печь.

Наконец Ар-Чемм с натугой грохнул на верстак у стены какую-то железяку. Безо пошел смотреть, а я решил, что посмотрю на свету — тут в темноте все равно толком не разглядеть. А наблюдение за трудом кузнеца завораживало. Хотя похоже, он не ковал какие-то изделия, а просто, что называется, проводил первичную обработку вторсырья. Но все равно смотреть интересно...

Безо вывел меня из созерцания, сказав, что сторговался на четыре золотых. Чтоб я сомневался, что он сторгует скидку. Кивнул, отдал четыре из пяти уже приготовленных монет. Горец глянул как-то немного недоверчиво — ах, чорт, я похоже, опять лопухнулся — надо было серебром отсчитать. Я взял с собой немалую часть награбленных и заработанных денег — все же, мало ли что... по привычке как-то на автомате 'отсчитал крупными'. Нехорошо выходит — и подозрительно горцу, и бабки засветил... Впрочем, горец сунул монеты в руку кузнецу, отошедшему хлебнуть воды — тот, глянул, потер, поскреб, кивнул — и Чемм улыбнулся мне даже малость извиняющейся улыбкой. Я ответил улыбкой же — мол — бизнес, все понятно.

Рассмотреть покупку я так и не удосужился — вынес ее нам подмастерье, в мешковине, да так на лошадь и погрузили в сумку. Ну да и ладно, успею. Распрощались с Ар-Чеммом, и в сопровождении того же охранника, что и привел нас, отправились в обратный путь.

Взобраться на склон оказалось не в пример проще, чем спуститься. Хотя не сказать — совсем легко.

Все же — вверх, и не мало. Поначалу оглядывался на предмет чего нехорошего вдогонку — да потом плюнул. Все одно бестолку. Выбрались, передохнули у ручейка, и поспешили дальше. До вечера еще время есть, но лучше бы до обоза добраться до наступления сумерек. Правда, и лошади идти могут быстрее — из груза — только моя покупка. На всякий случай, постоянно напоминал себе, что расслабляться не стоит, еще всякое может случиться. Однако, все шло спокойно.

Уже почти на подходе к старой крепости, если прикинуть по времени, цыган вдруг остановился, накинул повод лошади на сук, и спросил

— У тебя есть мелочь медная?

— Есть — машинально ответил я, чуть не спросив 'А чего, тебе с автомата позвонить что ли?'. Все же уточнил у него — А зачем?

— Пошли — вместо ответа махнул он рукой.

Интересно, что еще? Но не выглядит как-то настораживающее, или опасно... Ладно, посмотрим. Накинул поводья своей лошади, и шагнул за цыганом по неприметной, хотя и натоптанной, тропке, на всякий случай все же нашарив и проверив револьвер.

Шли недолго. Метров тридцать — и мы на маленькой поляне. Огляделся — ничего необычного... разве — дерево посередине. Точнее, кусок дерева, толстое кривое коряжистое бревно. И поверхность его какая-то...

— Это что — невольно перейдя на шепот, спросил я Бэзо

— Это... от всего. От сглаза, болезни, неудачи. Смотри.

Цыган шагнул вперед, держа в руке монету. Подобрал под изгибом коряги дубинку... нет, не дубинку. Молоток. Обтесанный камень, зажатый в заботливо отполированную палку. Выбрал место на бревне, приставил монетку — и сначала не спеша, потом посильнее — словно гвоздь вбивал — заколотил монетку торцом в бревно, под конец работая молотком от души. Положил молоток, вернулся, шепнул

— Теперь ты, если хочешь. Это не грех, правда. И говорят — помогает. Попробуй, хуже не будет точно

Ну, а чего бы и нет. Шагнул, подойдя поднял с земли молоток, присел, присмотрелся... Вся верхняя часть бревна и торцы — были утыканы монетами, забитыми, загнутыми, торчащими... В основном медные но видно и мелкое серебро. Так прикинуть — много.

И никто не берет — не видать следов чтоб выдергивали. Ну, оно и понятно, слыхал я про такое. Хоть и не верю в эти сказки...

Поставил монетку, заколотил аккуратно — торчит на треть, авось не выпадет. Пристроил молоток обратно под бревно, отошел к Бэзо. Как говорится — и Богу свечка, и чорту кочерга, и всем сестрам по мордам. Постояли, да пошли обратно. По пути Безо чуть свернул и показал еще два бревна — уже 'заполненных' — утыканы монетами так, что некуда новые вбивать. И тоже, что характерно — нетронуты. Давно уже 'выведены из эксплуатации' — вон трава вокруг как поросла. Ну, стало быть — приобщились к местным суевериям. Экзотика, понимаешь...

Телега наша оказалась нетронутой, да и дальше путь прошел довольно мирно — никто не нападал, никто не стрелял. Расслабляться не расслаблялись, ехали себе спокойно, наслаждаясь горными видами.

Как солнце стало заходить, мы уже выехали к нашей стоянке. Лами весело выбежала навстречу, Кэрр вышел, довольно улыбаясь, да и мы с Бэзо скалились. Хорошо вернуться, сделав все как надо, чего сказать.

За ужином Бэзо живописал в красках, и как я совращал невинную горянку, и он едва спас меня от семейных уз, и как я огорошил горцев рассказом про казаков. Кэрр заинтересовался, а как узнал подробности, аж рассмеялся. Ну, значит, ничего особо непоправимого я не наболтал... но впредь надо за языком следить. И пить осторожнее. Рассказал Кэрру, как я оплошал с коньяком, чем вызвал очередной приступ веселья. Ничего, бывает, мне и самому смешно.

После чая Бэзо напомнил о покупке — Кэрр опять заинтересовался, тем более что я сходу предложил 'пятьдесят на пятьдесят'. Цыган припер к костру сверток, под светом лампы размотал его, и... Кэрр аж присвистнул