Марат сделал ей предложение, и Ксюша согласилась, с наслаждением и удовольствием разглядывая красивое кольцо. Оставался еще один шаг до финиша. Ее родители.
Через пару недель вернувшаяся Оксана прямо с порога заверещала на всю квартиру, сообщая всем нам, что ее родители изъявили желание наведаться в гости к Марату. Я испытующе разглядывала чечена, который не выглядел ни удивленным, ни настороженным. Спокоен, как сытый удав. Успокоил Ксюшу, переговорил с ней, и все начали готовиться к ужину. И даже я.
Меня заставляли одеть платье. Оксанина мама была очень консервативной женщиной, по-прежнему считающей, что девушка должна ходить исключительно в платьях и юбках. Это Оксана рассказала, параллельно толкая меня в их с Маратом комнату, чтобы привести в порядок. Ксюша, оказывается, может быть упрямой. Я тоже.
— Я не одену платье, — решительно скрестив руки на груди, я с неприязнью рассматривала голубой атлас. — Не одену и все.
— Саша! — с отчаяньем она всплеснула руками. — Да что ж такое! Ты понимаешь, что это важно? Пару часов, Саша. Всего лишь пару часов.
— Нет.
— Саша, пожалуйста.
— Я сказала нет! Если не устраиваю, то это ваши проблемы. Я лучше погуляю.
— Это семейный ужин, — терпеливо, но с ноткой паники в голосе пояснила девушка. — И я сказала, что сестра Марата тоже будет. Я прошу тебя, давай оденемся.
— Нет.
На шум в комнату неспешно проскользнул Марат, окинул взглядом разворачивающуюся баталию, и проникновенно спросил:
— Мне самому тебя одеть? Что опять не так?
— Да не хочу я эту тряпку одевать! — возмутилась, сдерживая клокотавшее раздражение. Еле сдерживая. — Почему я должна?!..
— Потому что я так сказал.
— Давайте я уйду, а? — умоляюще надула губы. С Маратом не вышло, и я повернулась к Ксюше. — Вам же легче будет.
— Ты останешься и наденешь чертово платье!
— Марат! — шокированно и немного напугано воскликнула Ксюша. При ней парень редко повышал голос. И малейшее колебание его тона заставляло ее вздрагивать и с опаской коситься. Ха, видела бы она его в ярости — точно грохнулась в обморок.
Он глубоко вздохнул и выдавил успокаивающую улыбку, предназначенную своей принцесске.
— Прости, милая. А ты, — колючий взгляд в мою сторону, — чтобы через пять минут была в платье.
Нашли компромисс. Я со скрипом надела светло-голубую расклешенную юбку и белую шифоновую кофточку. Достала сережки-капельки, кулончик и даже капроновые колготки, которые сразу же захотелось снять. Ксюша соорудила мне высокий прямой хвост и дала несколько красивых заколок, стянув пряди волос так, чтобы они не разлетались в разные стороны.
Неестественно выпрямившись, я села на диван и сложила руки на коленях. Мне казалось, что этими тугими заколками Оксана не волосы сдержала, а меня саму в кандалы засунула. Мне было некомфортно, и я злилась.
Девушка накрыла праздничный стол и пошла наводить марафет уже себе. Марат тоже переоделся, и, разглядывая их, я неохотно признала, что эта пара колоритная и очень красивая.
Чечен на меня поглядел, вроде бы даже с интересом, хмыкнул себе под нос, и я почему-то вспомнила тот день, когда он сюда меня притащил. Свою нелепую, с чужого плеча куртку, некрасивую шапку и дырявые носки. И почти смутилась.
— Доволен? — постаралась вроде бы равнодушно, но на деле мои глаза метали молнии. — Соответствую?
— Соответствуешь, — благосклонно кивнул Марат. — Лицо бы попроще и вообще блеск.
— Многого хочешь.
— Ну как я? — Оксана выпорхнула из комнаты и покрутилась перед нами.
Марат странно разулыбался, многозначительно так, и в два шага оказался около своей принцесски. Я с отвращением отвернулась.
Через тридцать минут пришли ее родители. Оксана к ним выбежала в коридор, я встала с дивана, готовясь встречать их здесь, и неожиданно почувствовала, как за моей спиной оказался Марат. Подошел очень близко, слегка наклонился и негромко проговорил прямо в шею, отчего тоненькие волоски на затылке зашевелились, а от неприкрытой угрозы и предупреждения, скользившего в голосе, захотелось втянуть голову.
— Если что-нибудь выкинешь, я не знаю, что с тобой сделаю. Ясно?
От каждого тихого слова дыхание замирало. Я лишь рвано кивнула.
Марат отстранился, обошел заставшую меня и на пороге послал мне вежливую улыбку.
— Вот и хорошо. Я в тебе не сомневался. Улыбнись. Не так. Вот. Уже лучше.
И он ушел встречать важных гостей. Одно я знала точно — вечер будет сложным.
Я не ошиблась. Ужин длился и длился...И длился. Ему не было конца и края, а уйти я никуда не могла. Праздничный стол накрыли в зале.
Спрятаться на кухне? Неуважение.
Сослаться уставшей и пойти спать? Куда? В комнату Марата и его крали? Не поймут.
Поэтому я сидела, сжимая в руках вилку и нож, как учила меня Оксана, и натужено улыбалась высокому полному мужчине, с интересом и долей брезгливости рассматривающего квартиру Марата, и пухлой, манерной женщине, держащую за руку свою дочь и приветственно улыбающуюся чечену. Очаровал-таки, гад.
Нас представили, и все за стол сели. И хотя все было очень вкусно и я хотела есть, кусок не лез в горло. Я все боялась сделать что-нибудь не так, рукой шевельнуть или локтем что-то задеть, а еще юбка, в которой я себя чувствовала голой и почти беззащитной...Я поклевала что-то и напряженно, до побелевших костяшек пальцев, ухватилась за бокал. Сначала, правда, за рюмку схватилась, а потом натолкнулась на Марата взглядом и сама побелела.
— Саша, а вы на кого учитесь? — мило улыбаясь знакомой улыбкой, такой же как у дочери, спросила Светлана Сергеевна.
— Она еще в школу ходит, — Марат не дал мне ответить, хотя никто не заметил секундной заминки, в течение которой мы с ним сражались взглядами, мысленно ругая друг друга матюками. — В следующем году в институт.
— А на кого?
— Она еще не думала.
Я от злости заскрежетала зубами. Да и папашка Ксюшин внимание на мое недовольство обратил.
— Она немая? Что ты ей слова не даешь сказать?
Марат меня убьет. Пришлось поспешно выкручиваться. Отставила бокал подальше, ладошки на стол положила и мило улыбнулась. Так мило, насколько могла.
— Я не немая, но Марат все правильно сказал. Я еще не думала.
Георгий Саныч довольно крякнул, головой мотнул и потер щеку.
— Сестра?
— Сестра, — кивнула.
— Тоже чеченка? Вас теперь много здесь крутится.
Мое хладнокровие держалось на тонкой ниточке. И этой ниточкой была уверенность в том, что Марат обязательно отомстит. Припомнит напыщенному разжиревшему уроду с лоснящимся лицом каждое оскорбительное слово. И он припомнил. Не сразу — позже. Но в ту минуту я даже не сомневалась. Смогла вежливо и загадочно краешком губ улыбнуться и откинуться на спинку стула.
— Нет, не чеченка.
— На русскую не похожа.
— Папуля, — предупреждающе одернула Ксюша, красная как рак. Ей было неудобно и неуютно от моей лжи, но сама она ничего не могла сделать. Оксана всегда предпочитала оставаться в белых перчатках, сетуя на несправедливость мира. Удобно, когда грязные дела за тебя делают другие, а тебе лишь остается возмущаться и проповедовать любовь с добром. — Пожалуйста...
— Что я сказал? Правда не похожа. Глаза вон какие...нерусские.
— Почему нерусские? — с интересом разглядывала его двойной подбородок.
— Да потому что.
— А вы кудрявый.
За столом повисла тишина. Лишь Марат едва скрипнул зубами. А вот Ксюшин папаша заинтересованно приподнял бровь.
— И что?
— Я читала, что кудрявых славян не было.
Пауза. Занавес. Я труп. Неожиданно Георгий Саныч хлопнул себя по коленям и громко рассмеялся.
— Уела. Снимаю шляпу. Хорошая сестрица у тебя, даром что татарка.
Я уж было хотела спросить, почему стала татаркой, но побоялась за здоровье. Свое. Лишь улыбнулась и снова вцепилась в бокал.
Ксюшин папа от меня отстал, но переключился на Марата, подначивая того и так, и эдак. В ход шло все, и я видела, как Марат с едва слышным хрустом сжимает кулаки, отчего проступающие вены на мускулистых руках начинают надуваться. Хотя на лице и мускул не дрогнул.
— Жениться решили, значит, — щелкнул языком мужик. — Быстро вы.
— Папа! Мы четыре с лишним года вместе, — возмутилась Оксана с улыбкой. — Сколько тянуть?
— Тогда чего сейчас сподобились? Ты чего, беременная, что ли?
Мама Оксаны побледнела.
— Гоша!
— Что? Чего это сейчас они решились вдруг жениться?
— Потому что теперь я работаю и могу полностью обеспечивать Оксану, — медленно, растягивая слоги, спокойно произнес Марат. — Я, в общем-то, только этого и ждал, зная, как вы любите дочь. И как для вас важен ее комфорт и спокойствие. А сейчас я уверен, что могу обеспечить ее всем, к чему Ксюша привыкла.
На сей раз Ксюша изменилась в лице, спрятав пылающие щеки.
Отец Оксаны хмыкнул, снова крякнул и кивком головы предложил Марату выйти. Как только мужчины покинули комнату, краля кинулась к матери, и обе про меня забыли.
— Мам, почему он так? — чуть не плача, заныла Ксюша. — Мы же с Маратом столько лет вместе...Что он?..
— Он волнуется, милая.
— О чем?
— Все-таки твой Марат...Золотце, мы родители. Мы волнуемся.
— Ну что он, мам? — взвыла Ксюша. — Я его люблю, понимаешь?
Тут я кашлянула, привлекая к себе внимание, и женщины поспешно взяли себя в руки, начав вежливую, ничего не значащую беседу. Словно не мать и дочь, а незнакомые люди. Через десять минут вернулся Марат с ее отцом, и Ксюшины родители начали поспешно прощаться.
Только когда закрылась дверь, я смогла облегченно выдохнуть. И через минуту почти срывала с себя колготки и юбку. Оксана лишь со стола убрала, не став мыть посуду, и ушла в свою комнату. Вместе с Маратом. Я поползла на кухню, надеясь хотя бы теперь поесть по-человечески.
Мне не понравились ее родители. Особенно отец. Для посла он слишком...как это слово...Я забыла. Но он слишком остро реагирует на другие национальности. В голову лез только Гитлер со своим фашизмом, но это было не совсем то. И меня, если честно, пренебрежение тучного мужика задело. Я не выглядела как девочка с улицы, как оборванка. Я хорошо и правильно говорила, я могла говорить на какие-то темы, и у меня были манеры. Так почему же на меня снова смотрели с пренебрежением? Как на говно? И не только на меня, и на Марата тоже. А самое забавное, что Оксана этого никогда не видела и дальше не увидит.
Через несколько минут на кухню зашел Марат, заставив меня замереть с надкусанным бутербродом во рту, палкой колбасы в одной руке и огурцом в другой. Парень тихо засмеялся.
— Диверсию совершаешь?
Я вытащила полуобгрызанный бутер.
— Жрать хочу. Пока они зыркали, кусок в горло не лез.
— Салат остался? — темноту кухни осветил яркий свет холодильника. Марат разглядывал множество тарелок, прикрытых крышками. — Саш!
— Внизу стоят. А Ксюха где?
— Спит.
— Уже?
— Переволновалась сильно.
Марат достал хлеб, салаты и холодное пюре. Подумав, потянулся за еще одной тарелкой — для меня. Я благодарно кивнула.
— Отчего же она, бедняжка, переволновалась? Это не ее с грязью весь вечер смешивали.
— Не злись.
— А я не хотела оставаться, — попеняла, внимательно наблюдая, как Марат накладывает мне в тарелку салат. — Чего так мало? Еще положи.
— Обжора.
— У меня этот...стресс.
Парень ехидно фыркнул.
— Бедняжка.
Мы поболтали, слово за слово, ушли к другой теме, но вспоминать о неприятном ужине не хотелось. Тем не менее, я не могла не спросить:
— Ну а что вы решили?
— С кем?
— С ее отцом.
— Тебе так интересно?
— Надо же знать, зря или не зря я сегодня терпела все издевательства.
— Ах да, — пристыженным он не выглядел. — Злополучное платье.
— Не увиливай. Что он сказал?
— Сказал, что надо подождать, пока Ксюшка выучится.
— Еще год?
Он глубоко вздохнул, водя вилкой по краю тарелки.
— Еще год.
— Ты расстроился?
— Скажем так, я рассчитывал быстрее все закончить.
Все закончить. Как мило.
— Сколько вы вместе?
— Четыре года.
— Еще один быстро пролетит.
— Ты меня успокаиваешь? — теперь Марат разглядывал меня с любопытством, с которым редко глядел. По большей части, я для него была проста и понятна.
— Нет. Я успокаиваю себя.
— В смысле?
— Вы же будете...тили-тили тесто. А у меня есть паспорт. И я закончу школу.
— И что?
— Ее родители от меня не в восторге, — напомнила я на всякий случай.
— От меня тоже, — безразлично отозвался Марат. — И что?
— Мне кажется, они будут не очень рады, если я буду мешаться у вас под ногами в вашей семейной жизни.
— Ты помнишь, о чем я тебя предупреждал?
— О чем?
— О том, что я тебя везде найду, если ты сбежишь. Освежила память?
Он не шутил, а я...Я действительно опасалась. Что после их замужества моя жизнь тоже изменится, и я останусь за бортом. Мне слишком понравилась та жизнь, которую давал мне Марат, но даже я понимала, что вечно жить с ними я не буду. Они женятся, а я...буду лишней.
Только я одно забыла — Марат не шутит. И слов на ветер не бросает. Вот и сейчас сидит расслабленный и сытый, но его сила, обычно надежно спрятанная, бродит прямо под кожей. И взгляд с предупреждением, многозначительный из-под густых бровей, от которого становится парадоксально спокойно. Я выжила бы, но уходить все равно не хотела. Ни за что.
— Не надо, — покачала головой, не в силах сдержать довольную улыбку. — Я помню.
— Ну и отлично. Спокойной ночи, мелкая.
— Тебе того же.
Глава 16.
Когда я осознала себя девушкой? В смысле, по-настоящему? До сих пор не знаю, если честно. Как-то осознала. Мое становление происходило постепенно, выстраивалось как мозаика, состоящая из сотни мелких пазлов. Слева один, справа, еще один посередине. И в какой-то момент картинка собралась.
Да, Оксана меня учила, но ее знания были для меня теоретической базой, которую я ни разу не испробовала на практике. Иногда мне вообще казалось, что это глупо все — ее часовые вертляния перед зеркалом, марафет, куча нарядов. Толку с них? Но потом я видела, как она на людей действует, как на нее парни оборачиваются и подолгу смотрят ей вслед. Марат это тоже видел, нервничал, конечно, и глазами сверкал, но Ксюша сама не осознавала, какое впечатление производит, а если и осознавала, то не придавала ему ни малейшего значения.
Я тоже так хотела. Почему нет? Это тоже сила, способность, с помощью которой можно влиять на людей и добиваться нужных результатов. В обществе, где я теперь жила, оценивали по внешнему виду, взглядом окидывали с ног до головы, определяя возможности и способности. Потенциал человека часто определялись по его одежде и манерам. Как же эти люди любят облегчать себе жизнь до невозможности. Придумали клише себе, создали типы по копирке, а потом эту копирку к каждому прикладывают.
Смешно. Но я теперь жила с ними и была обязана соблюдать их правила. Хотя у меня не получалось.
Все изменилось в последний год моей учебы в школе. Со мной ходили разные люди — некоторые были учениками нормальных школ, по каким-то причинам плохо там учившихся. Шпана, одним словом. Крутые, которые с распальцовкой ходили. А я над ними только тихо посмеивалась. Думают, что короткая юбка и сигарета их круче делают? Дети, честное слово.
