Позови меня

Переход обратно был еще легче, потому что она все еще держала меня за руку, а я позволил ей это. НМ13 не знает, что это происходит на самом деле. А я уже точно знаю, что проект удался.

Глава 14

Мои права мне объяснила Клэр, с нотками уже знакомого презрительного высокомерия она сообщила, что никаких прав в этом доме я не имею. Можно подумать, я не поняла этого сама. Впрочем, Клэр вряд ли интересовали мои умственные способности, если она вообще допускала мысль, что я разумное существо, а не вещь. В чем я сильно сомневаюсь. Нихилы и есть вещи. Только живые. До поры, до времени. Их срок годности определяет только Хозяин. Тогда я не имела представления, каким ничтожным он может быть. Иногда Нихил жил не больше одного дня. До первого тестового перехода. Я даже не подозревала, с какой легкостью миновала грань чудовищного механизма смерти. Перепрыгнула через тонкое, остро заточенное, лезвие и даже не порезалась, но квест будет усложняться, а уровней в нем ровно столько, сколько я смогу пройти. Не больше, не меньше. Тот, что убьет меня, и станет последним, а убить может любой, и никто не протянет мне руку помощи. Всем наплевать. Не прошла — значит, негодная. Негодная — значит, мертвая. Понимание полного цинизма по отношению к таким, как я, придет не сразу.

Клэр сказала, что мое пребывание здесь временное и лучше всего меньше совать нос, куда не нужно и еще меньше попадаться на глаза Хозяину. Со слугами я могу не общаться — им все равно запрещено со мной разговаривать. Я хотела спросить, а что тогда можно, но не стала. Моя неприязнь к этой женщине росла все больше и больше с того дня, как она растоптала цветы. И я уверена, что она знала об этом, видела в моем взгляде, так же, как и Фир в свое время. Ее это озадачивало и в тот же момент за взгляд не накажешь, а то, что она мечтала найти повод меня наказать, я даже не сомневалась, и также именно с того дня, как там, внизу, на засохшей земле, появились кустарники роз. Это была моя маленькая победа... и я смаковала ее каждый день.

Я видела из окна, как Клэр остановилась напротив цветов и долго их рассматривала. Очень долго.

Очередной осмотр она превратила для меня в пытку, нарочно причиняя боль, я терпела, чтобы не доставить ей удовольствия понять, что мне действительно больно и что меня это унижает. Металлическим голосом Клэр диктовала результаты своей ассистентке, а я, стиснув зубы, ждала, когда это закончится. Когда ее длинные ледяные пальцы перестанут шарить по моему телу и проникать в меня с особой жестокостью. Если бы она могла — она бы разодрала меня на части. И только голос ассистентки заставлял ее сдерживаться.

Когда та комментировала показатели, Клэр намеренно старалась причинить больше дискомфорта, словно ненавидя меня за отсутствие недостатков или сбоев.

— НМ13 прибавила в весе. Объемы талии... груди... бедер. Идеальное соотношение.

— Все они идеальные, их такими создавали. Записывай размеры.

— Не все и не настолько. Это самые лучшие показатели. Она универсальна, вы же это видите. Она может быть не только проводником.

— Нам важен проводник. Все остальное никого не волнует. Не справится — найдем другое применение.

— Выберите зеркало поменьше. Ценность Нихила...

— Ты будешь меня учить?

— Господин придет в ярость, если что-то пойдет не так.

Ценность Нихила, чистота его возможностей — в девственности, и мы все об этом знали. Клэр, несомненно, тоже. Но при том осмотре у меня возникло впечатление, что она бы не отказала себе в удовольствии всё испортить.

Со временем я поняла, что она находится в доме для того, чтобы присматривать за мной и за слугами. Клэр не только врач, который ведет за мной наблюдение, она так же выполняет функции смотрителя и управляющей. И я не раз слышала, как Клэр отдавала приказы о наказании для кого-то из несчастных, кто, по ее мнению, не так на нее посмотрел или чем-то не угодил. Ей была дана полная свобода действий. Только я ее не боялась. Ненавидела, да, но не боялась, и она это чувствовала. Нас разделала огромная пропасть: то, что пугало её, не имело для меня никакого значения, а то, чего боялась я, не могло даже прийти ей в голову. Жизненные ценности определяют глубину страха. И они у нас с ней явно разные.

* * *

Нейла не было очень долго. Я еще не научилась определять временной промежуток, но я остро ощущала его отсутствие, на физическом уровне. Уже тогда это было болезненное ожидание возвращения. Я, как и раньше на острове, ставила тонкие полоски, в том же месте за кроватью, у изголовья. Когда ложилась спать под утро, выцарапывала шпилькой еще одну зарубку. По вечерам я подолгу смотрела на ворота, ожидая, что он вот-вот появится. Иногда мне даже становилось страшно — а вдруг не вернется, вдруг что-то могло произойти... Да, я была настолько наивна. Я еще не понимала, что Деусы бессмертные, и мне стоит беспокоиться в его присутствии, а не из-за отсутствия.

По ночам, как любопытный зверек, я шастала по дому, изучая его. Невзирая на запреты, о которых говорила Клэр. Я была влюблена в это здание. Оно казалось мне идеальным и прекрасным. Величественным, мрачным, красивым, как и его Хозяин. Скорее всего, я просто любила все, что принадлежало ему, а еще мне хотелось знать о нем больше, намного больше, чем то "ничего", что я имела. И узнавала. Каждую ночь я выбирала отдельный участок дома и изучала, касалась пальцами стен, картин, тяжелых портьер и хрустальных подсвечников. Представляла себе, как он их касается. Постепенно мне начало казаться, что в этом доме ничего и никогда не меняется. Возможно уже долгими веками.

Словно ему или все равно, или же наоборот — он не хочет никаких перемен. Я, конечно, не могла сравнивать. Мое познание мира замыкалось на острове и на этом доме, но я, как и любое разумное существо, умела анализировать. Со временем я обнаружила, что дом разделен на секторы. Нижние этажи пустуют, и в них обитает только прислуга, и то, в правом крыле дома, а в левом царит тишина и пустота. Но, в отличие от незапертых помещений, где гулял сквозняк от раскрытых окон, в огромной зале были признаки жизни. Возможно, здесь иногда проходили какие-то празднества неожиданные для прислуги, так как стол был неизменно сервирован, словно вот-вот нагрянет толпа гостей и на утро все убиралось, а вечером снова накрывали. Иногда, затаившись за дверью, я смотрела, как они расставляют столовые приборы и завидовала им, потому что я сама ничего не могла делать и подыхала от скуки. Если на острове весь мой день постоянно был забит тренировками и исследованиями, то здесь я считала, как монотонно тикают на стене часы или смотрела в окно на розы.

После осмотра я долго разглядывала себя в зеркале в ванной, и сама заметила, что немного изменилась, перестала быть бесформенным мешком с костями. На острове нас не кормили так, как меня кормили здесь, да и тренировки вместе с пытками не располагали к здоровому цвету лица и округлости форм. В тот момент я еще не особо присматривалась к тому, как я выглядела. Еще не осознавая, какую власть имеет женское тело над мужчинами, даже несмотря на то, что меня учили, какой оно может быть приманкой. Но я не понимала, как выпирающие ребра, маленькие груди, острые бедра могут кого-то соблазнить. Ведь те женщины, которых нам показывали на картинках, отличались от нас настолько, что мы рядом с ними казались серыми мышами. Моя чувственность если и просыпалась, то еще никак не была связана с собственным телом, скорее, я погружалась в фантазии, в которых видела не себя. Для осознания красоты нужны мужские глаза, горящие желанием, похотью. На меня пока еще никто так не смотрел. Женщина осознает свою власть в мужском голоде. Как бы она не была красива, но её самоуверенность должна быть отражением чьего-либо восхищения.

Мною на тот момент не то что не восхищались, а я вообще не понимала, какой меня видят другие.

* * *

На верхних этажах, где расположен кабинет Нейла, его спальня, библиотека, вообще почти никогда не было слышно голосов и шагов. Я даже не могла определить, когда именно там наводят порядок, если вообще наводят. Клэр говорила, что эта часть дома— запрещенная территория, туда допускаются только избранные и никто не осмеливается нарушать правила этого дома. Но мною постоянно овладевало дьявольское желание что-либо нарушить. То ли я была какая-то неправильная, то ли во мне постоянно бушевал дух протеста, но я неизменно пробовала грани дозволенного и все больше убеждалась, что за мной не наблюдают. Они не привыкли к тому, что кто-то может быть настолько идиотом, чтобы так рисковать.

Однажды я появилась в столовой для слуг. Мне было интересно, какие они. Другие люди. Не вымуштрованные Нихилы, а просто смертные. О чем говорят, чем развлекаются, что едят на ужин и на обед. Когда я вошла, все они дружно замолчали. Я смотрела на их лица, и мне казалось, что я вижу в их глазах какое-то странное сочувствие, какое-то непонятное мне выражение жалости, и в тот же момент они не произнесли ни слова. Я уже знала, что им запрещено общаться с Нихилами, а еще позже узнаю, что все те Нихилы, которые побывали в этом доме, уже давно мертвы. Для них я была эпизодом, не достойным особого внимания. Так, наверное, смотрят на смертников, к которым испытывают жалость, и в тот же момент избегают разглядывать, чтобы это самое чувство жалости не стало чем-то большим, чтобы не запомнить. Ведь то, что мы запоминаем, перестает быть эпизодом, а становится частью нас. Запуганные до смерти, они тряслись за свою шкуру и положение. Я их понимала, но эта трусость вызывала во мне чувство брезгливости. Примерно то же самое я испытывала к своим собратьям на острове. Их фанатизм вызывал во мне рвотный рефлекс.

Я помню, как подошла к столу, и все взгляды устремились на меня, а я протянула руку к подносу с фруктами, и никто меня не одернул. Я демонстративно съела дольку апельсина, медленно разжевала, проглотила и вышла. Еще долго в столовой не раздавалось ни звука.

А потом кто-то тихо сказал:

— НМ13...

— Она ненадолго. Как и остальные. Через пару лет появится НМ14.

— Она здесь несколько месяцев — это уже долго. Ходит везде, смотрит на нас.

— Не наше дело.

Я остановилась, а потом решительно вернулась в столовую.

— Меня зовут Лия, а не НМ13.

Они застыли в изумлении, видимо, не ожидая, что я заговорю с ними, а я взяла еще одну дольку апельсина и теперь уже, действительно, ушла. Нам действительно не о чем говорить. Между мной и ими тоже пропасть. Я вообще себя чувствовала в каком-то замкнутом пространстве, на каком-то клочке земли, окруженном бездной, и вдалеке я видела такие же острова, но ни мне, ни их обитателям никогда не дотянуться друг до друга. Точнее, они то, могут, а я нет.

Этой ночью я так и не смогла уснуть. Я, как обычно, долго смотрела на ворота и когда поняла, что и сегодня он уже не приедет, мною овладела тоска. Мне кажется, так собаки скучают по хозяину. Мне даже стало казаться, что в доме пропадает его запах, что чем дольше его нет, тем меньше я чувствую его. И возникло острая необходимость вдохнуть полной грудью. Словно дозу наркотика. И я знала, где этот запах скорей всего сохранился. Меня тянуло туда каждую ночь, но я не осмеливалась, а сегодня...сегодня это вышло из-под контроля. Все вышло из-под контроля именно с этого момента.

Дождалась, пока в доме погаснет свет и стихнут все звуки.

Сама не заметила, как оказалась в той части дома, где раньше никогда не бывала. Сердце колотилось от понимания, что я совершаю то, за что меня могут наказать, но любопытство оказалось сильнее, чем доводы рассудка. Было еще нечто, что развязывало мне руки. И это нечто — осознание, что я нужна. Пусть для каких-то пока не понятных мне целей, но все же нужна. Иначе меня убили бы еще тогда, вместе с охранниками закрытого блока. Завидная уверенность, неизвестно откуда появившаяся у бесправного Нихила. И дикое желание быть там, где бывает он. Где проводит много времени.

Я прошла на носочках по зеркальному полу, чуть приподняв подол длинной юбки.

Затаилась возле двойной двери, прислушиваясь, а затем отворила ее и зашла в комнату. Закрыла глаза, наконец-то чувствуя его запах намного явственней, чем во всем доме, с восторгом понимая, что мне это было нужно. Несколько секунд наслаждалась, а потом обвела спальню любопытным взглядом, сделала несколько шагов. Я трогала его вещи, проводила ладонями по рубашкам в шкафу, по запонкам на комоде. Я даже осмелилась упасть навзничь на широкую постель и смотреть на свое отражение в зеркале на потолке. Мое бледное лицо, черные пряди волос, раскиданные по бордовому шелку наволочек и покрывала, а в голове вспыхнули дикие фантазии, о том, что я на этой постели вместе с ним. Это было очень интимно это, словно, касаться его самого без спроса.

Потом я снова ходила по комнате почти физически ощущая его присутствие здесь, представляя, что именно он мог делать, когда оставался один. Подошла к окну и с удивлением обнаружила, что и эти окна выходят на ту сторону, где посажены розы, более того из его окон видно мои собственные.

Я остановилась у стола, рассматривая бумаги. Как бы я хотела понимать, что там написано. Я бы отдала за это очень многое... не знаю, что, но очень многое. Потрогала бумагу пальцами, в углу каждого листа выбито два слова, и я даже понимала какие именно, потому что видела уже знакомые мне заглавные буквы. Потянулась к карандашу, взяла дрожащими пальцами и попыталась вывести буквы у края бумаги. Я так увлеклась, что не услышала, как дверь распахнулась и когда раздался голос Клэр на несколько тонов выше, чем обычно, я вздрогнула и уронила карандаш. Она буквально взвизгнула:

— Ты что делаешь здесь?

Я спрятала лист за спиной. Клэр смотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Она, словно, сама испугалась. Не ожидала увидеть меня здесь...или сама не должна была находиться в этой комнате.

— А вы? — вырвалось само собой, и пальцы смяли лист.

— Что у тебя в руках? Ты что-то украла, дрянь?

Я сделала шаг назад, быстро оторвала кусок, на котором успела вывести имя и смяла в пальцах другой руки.

— Протянула руки и показала, что там у тебя!

Я прищурилась и не сдвинулась с места. Пусть попробует отобрать. Всплеск ярости достигал того же уровня, как тогда в закрытом блоке и, видимо, Клэр что-то увидела в моих глазах. Что такое, что останавливало её от того, чтобы напасть на меня. Да, Нихилы могут быть очень опасны, ведь меня тоже учили убивать.

— Тварь, — процедила сквозь зубы, — я покажу тебе, где твое место.

Через несколько секунд в комнату ворвалась охрана, один из них уже был мне знаком. Лиам. Они набросились на меня, а я успела сунуть клочок бумаги в рот и проглотить, в тот момент пока яростно сопротивлялась им. Клэр подошла ко мне несколько секунд смотрела в глаза, и я видела, как расширились от злости её зрачки:

— Ты умеешь писать? Что ты там написала?

— Не ваше дело, — огрызнулась я, понимая, что меня все равно накажут, а может даже и убьют за эту вольность, но остановиться уже не могла. Иногда есть предел, за которым срывает все планки. Я своего достигла в отношении нее.