Инквизиция также проделала отличную работу по созданию его основного прикрытия. Он стал высококлассным торговцем коврами с богатой клиентурой, импортируя свои товары как из Чисхолма, так и из Таро, и получал приличную законную прибыль. На самом деле, его бизнес приносил ему более чем достаточный доход, чтобы позволить себе номер где-нибудь вроде "Протекторс армз", и он ясно понимал, что лучшее место, чтобы спрятаться, обычно находится на виду. Он не прилагал никаких усилий, чтобы сохранить свою деятельность — или, по крайней мере, деятельность своей публичной персоны — в тайне, и "скрытный", вероятно, было последним словом, которое кто-либо применил бы к нему. Изучив его в течение нескольких пятидневок, Ниниэн поняла, что в чем-то он очень напоминает ей Арло Макбита. Она сомневалась, что он был таким же физически выносливым, как бывший стражник, и он определенно хотел держаться как можно дальше от любой "практической" работы, которой он мог избежать. Но он был совершенно готов прибегнуть к насилию, когда это было необходимо, как продемонстрировал бунт на проезде Таннера, и он, вероятно, был так же умен, как и думал. Это говорило о многом — самоуничижение не было одним из его выдающихся качеств — и это прекрасно подходило для ее целей. Умный шпион, который не понимает, что им манипулируют, был бесценным активом, — объяснила она. — Особенно, если его начальство знало, насколько он умен. В конце концов, они были бы гораздо более осторожны, принимая информацию от глупого шпиона.
И на умных людей можно было рассчитывать в том, что они будут делать умные вещи. Это означало, что если кто-то понимал их мотивы и подходил к ним должным образом, на самом деле было легче предсказать, как они отреагируют, чем это было бы с кем-то, кто не был умен. Для нее это был основополагающий принцип веры, и она намеревалась продемонстрировать его применимость в случае Эйры Сабатино.
Марлис Фарно действительно была одной из любимых куртизанок Анжилик Фонда в Зионе, почти больше дочерью, чем служащей. Она никогда не была завербована сестрами святого Коди, но Анжилик перед своим исчезновением сначала позаботилась об организации независимых маршрутов, по которым каждая из ее юных леди также могла сбежать из Зиона, если бы захотела. Она не ожидала, что следствие внезапно и глубоко заинтересуется прошлой деятельностью Анжилик, но не могла исключить такую возможность, и поэтому дала каждой молодой женщине свой собственный путь из города, даже не упоминая, что она сделала то же самое для всех них.
В этом случае никто в инквизиции, казалось, даже не заметил исчезновения Анжилик, но жестокость чистки викариата Жэспаром Клинтаном, последовавшей за закрытием заведения мадам Фонда, облегчила Марлис выбор. Немногие из конкуренток Анжилик были способны — или хотели — обеспечить качество обслуживания клиентов, комфорт и, прежде всего, безопасность, которые были у Анжилик, и она лично знала слишком многих людей, которых так жестоко убил Клинтан. Она знала, что кем бы еще они ни были, они определенно не были монстрами, о которых заявляла инквизиция. До этого она не слишком задумывалась о реформизме, но сокрушительное доказательство коррупции "храмовой четверки" замечательно прояснило ее мышление, и в Зионе не было места для новой, яростно настроенной реформистки. Кроме того, она родилась и выросла в Силк-Тауне. Это означало, что у нее не было семьи на землях Храма, которая могла бы удержать ее там, и она появилась на пороге особняка Эйвы Парсан в Сиддар-Сити менее чем через три месяца.
Она была не единственной из леди мадам Фонда, бежавшей из земель Храма, и "Эйва" тихо устроила им всем комфортную жизнь. Такая жизнь означала, что никому из них не пришлось возвращаться к своей прежней карьере, но Марлис была другой. Она пришла сюда не в поисках простой безопасности; она пришла в поисках способа нанести ответный удар Клинтану и остальным, и если она все еще не знала о сестрах святого Коди, то была так же умна, как и красива. Она быстро поняла, что "Эйва" была глубоко вовлечена в реформистское движение в Сиддармарке, и ей не потребовалось много времени, чтобы сделать вывод, что Анжилик, должно быть, была так же глубоко вовлечена в него в Зионе, а Марлис даже ничего не подозревала. В сочетании с ее собственным горьким разочарованием в Церкви — или, по крайней мере, в храмовой четверке — этого было более чем достаточно, чтобы она добровольно присоединилась к усилиям Эйвы здесь, в столице.
Она также была очень эффективной, особенно после того, как Эйва помогла ей утвердиться в ее прежней профессии. Анжилик Фонда никогда не предлагала своим гостям в Зионе ничего столь грубого, как простая проституция. Ее юные леди также были настоящими компаньонками — да, очень эффектными и искусными в плотских удовольствиях, но также умными, образованными и культурными, умеющими вести остроумные беседы, критиковать последнее театральное представление, обсуждать религию (в те дни, когда это было безопасной темой), или наслаждаться вечером оперой, как и всегда быть на высоте в постели. Той, кто обучался у Анжилик, не потребовалось много времени, чтобы зарекомендовать себя как одну из самых востребованных куртизанок в Сиддар-Сити.
Как только они опознали Сабатино, они направили Марлис в "Протектор армз". И после того, как она пробыла там несколько пятидневок, они договорились, что полковник Фитухэв — одинокий вдовец, на шесть лет старше ее, специалист по логистике в личном штабе Дариуса Паркейра, который прошел через корпус квартирмейстеров — пересечет ее орбиту. Фитухэв был более чем готов сыграть свою роль, особенно после того, как впервые увидел Марлис! И хотя он часто брал конфиденциальные документы домой, чтобы поработать там, он всегда тщательно держал их в сейфе отеля в течение двух ночей из каждой пятидневки, которые он проводил с Марлис.
Они оба были умными, добросердечными людьми, которые глубоко верили в то, что они делают и почему. Мерлин не рассчитывал на это, но и не был удивлен, когда их "прикрытие" в качестве любовников переросло в глубокую, искреннюю любовь друг к другу. Он был рад за них, но еще больше радовался тому, что Ниниэн — и Нарман, который ее сильно поддерживал, — были правы насчет Сабатино. Каким бы осторожным он ни был, чтобы избежать любой разветвленной сети, которая могла бы привести к нему, искушение расправить свои усики чуть шире оказалось слишком сильным, чтобы устоять, когда Ниниэн деликатно махала Фитухэвом у него под носом. Особенно учитывая тот факт, что он уже давно понял, насколько ярым сторонником Храма был Чарлз Обирлин, старший ночной портье "Протекторс армз". Обирлин изо всех сил пытался скрыть свою личную ярость из-за решения Грейгора Стонара заключить союз республики с Чарисом, но Сабатино очень, очень хорошо разбирался в людях.
Что, теперь, когда Мерлин подумал об этом, вероятно, делало искреннюю привязанность между Марлис и Фитухэвом еще более желанной.
В течение месяца после первого визита Фитухэва в отель Сабатино изучал содержимое его портфеля всякий раз, когда его оставляли на ночь в хранилище. Такое случалось не очень часто; Ниниэн и Нарман были слишком опытны для чего-то столь грубого. Но когда это все-таки происходило, каждая крупица информации, каждый документ в портфеле были полностью подлинными. Кое-что из этой информации, должно быть, было весьма ценным для Храма, хотя большая ее часть, как они были уверены, в конечном итоге все равно достигла бы Зиона через один из других каналов Рейно и Клинтана. Но в сочетании с первоначальным триумфом Сабатино по документам Трумина, тот факт, что он никогда не передавал инквизиции ни единой дезинформации, вероятно, превратил его в золотой стандарт Рейно в качестве источника разведданных.
Были времена, когда я думал, что ты потратила все эти усилия на создание идеального актива, который мы никогда не используем, любимая, — подумал Мерлин, с улыбкой глядя на макушку Ниниэн. — Однако ты была права, благослови господь твое коварное маленькое сердечко — лучше иметь его в наличии и никогда им не пользоваться, чем не иметь его в наличии, когда он нам нужен. И когда он сообщит, что мы перебрасываем большую часть имеющихся у нас сил на юг, к Хай-Маунту, то Клинтану — и Мейгвейру — действительно придется очень серьезно отнестись к этой возможности.
Чтобы добиться этого, Мерлин Этроуз мог бы смириться с тем, что Сабатино еще пока не повесили.
Тем более что у них все равно было более чем достаточно улик, чтобы в конце концов его повесить.
.V.
Офис Робейра Дючейрна, Храм, город Зион, земли Храма;
республика Сиддармарк
— Это было восхитительно, Робейр.
Викарий Аллейн Мейгвейр вытер рот и положил белоснежную салфетку рядом с пустой тарелкой, прежде чем откинуться на спинку стула со вздохом сытости.
— Спасибо, — с улыбкой ответил Робейр Дючейрн. — Я позволил брату Линкину оставить своих поваров, но я вымогал у них рецепт похлебки из моллюсков под угрозой ножа. Рад, что тебе понравилось, Аллейн.
— О, понравилось. Конечно! — Мейгвейр покачал головой. — На самом деле, думаю, что мне это понравилось еще больше, потому что я заново открыл для себя, насколько предпочитаю простые меню. В такой еде, как похлебка из моллюсков есть... что-то честное. Я никогда по-настоящему не наслаждался теми фантастическими обедами, которые мы устраивали, пока у Жэспара не встали дыбом волосы из-за Чариса. Хотя, если быть честным, — он улыбнулся с оттенком горечи, — это было связано не столько с меню, сколько с фактом моего понимания, что все остальные в нашей маленькой группе считают меня легковесом.
Дючейрн открыл рот, но Мейгвейр покачал головой, прежде чем другой викарий успел заговорить.
— Главная причина, которая беспокоила меня, заключалась в том, что это, как я думал, вероятно, правда, — признался он с чуть более широкой улыбкой. — С другой стороны, с тех пор мне пришло в голову, что ты можешь быть умным, как сам Проктор, не имея ни капли здравого смысла. Наш хороший друг Жэспар кажется мне подходящим примером. А еще есть Замсин.
— Хорошо, что ты оставил меня в стороне от их компании, — криво усмехнулся Дючейрн, когда Мейгвейр сделал паузу, а капитан-генерал Церкви фыркнул.
— Я не собираюсь предлагать кого-либо из нас в качестве гениев, учитывая гребаный беспорядок, в который мы умудрились погрузить всю Церковь! И мы сами это сделали, давай не будем забывать об этом! Но правда в том, что ты был единственным, кто хотя бы пытался нажать на тормоза. Шан-вей, я уверен, что сам не делал этого!
Он нахмурился, потянулся за кружкой пива и одним длинным глотком прикончил ее содержимое.
— Это заставляет меня беспокоиться по ночам, — сказал он гораздо более тихим голосом. — Я не с нетерпением жду того, что Бог и Лэнгхорн скажут мне на другой стороне.
— Никто из нас не должен бояться, — сказал Дючейрн еще более тихим голосом.
Он откинулся на спинку вращающегося кресла со своей стороны огромного письменного стола — они с Мейгвейром делили очередной рабочий ланч в его кабинете — и созерцал собеседника. Им пришлось вступить во все более тесное партнерство, поскольку они должны были справляться с растущим потоком катастрофических требований джихада. Их знание того, что Жэспар Клинтан относился к ним обоим с величайшим подозрением — и, несомненно, просто ждал подходящего момента, чтобы действовать в соответствии с этим подозрением, — только еще крепче склеило их. И в процессе Дючейрн осознал, что его собственный взгляд на Мейгвейра как на медлительного, лишенного воображения труженика был... менее чем справедливым. Или точным. Аллейн Мейгвейр, возможно, и не был самым блестящим человеком, которого он когда-либо встречал, но он был очень, очень далек от самого глупого. И, как он только что отметил, гениальность слишком часто уступала место здравому смыслу, а его у него, как оказалось, было в избытке. И все же, несмотря на всю близость, с которой они пришли к координации своих планов и усилий, это был первый раз, когда Мейгвейр так ясно выразил свои собственные опасения по поводу происхождения джихада — или вероятного исхода.
— Не думаю, что какой-либо разумный человек подумал бы, что Бог хочет видеть, как Его дети убивают друг друга во имя Его, — продолжил казначей Церкви, его мягкий голос был отчетливо слышен на приглушенном фоне метели, воющей за пределами мистически нагретого комфорта Храма. — Может быть, иногда это и необходимо, но, конечно, это должно было быть последним средством, а не первым, к которому мы обратились!
— Знаю. — Мейгвейр поставил свою кружку обратно рядом с пустой суповой тарелкой и долго смотрел в нее. — Знаю. — Он снова посмотрел на Дючейрна. — Но мы оседлали ящера-резака, и мы забрали с собой всю Мать-Церковь. — Его рот превратился в мрачную линию. — Пока мы не разберемся с внешней угрозой, мы не можем рисковать, пытаясь справиться с той, которая может быть... ближе к дому.
Дючейрн медленно кивнул, и его глаза были такими же темными, как у Мейгвейра.
Ты прав, Аллейн. К сожалению, с некоторыми внешними угрозами справиться легче, чем с другими, — подумал он с некоторым едким юмором. — И еще есть небольшая проблема с выбором времени. Предположим, что мы каким-то чудесным образом "справимся" с Чарисом и республикой, что произойдет, когда Жэспар поймет, что победа у нас в кармане? Только как мы должны "разобраться" с ним, если он убьет нас обоих, как только решит, что мы ему больше не нужны, чтобы удержать его жирную задницу в кресле великого инквизитора? В этом и есть суть вопроса, не так ли?
Он подумал о том, чтобы спросить это вслух, но не стал, и, изучая выражение лица Мейгвейра, почувствовал смутный стыд от искушения. Потому что правда заключалась в том, что он искренне не думал, что первой заботой Мейгвейра было его собственное выживание. Больше нет. И если другому викарию потребовалось немного больше времени, чтобы достичь этой точки, по крайней мере, он ее достиг. И само Писание учило, что главное — это пункт назначения, а не то, сколько времени потребуется, чтобы добраться туда.
Однако о некоторых вещах лучше не говорить, даже вдвоем, и даже здесь, в его собственном кабинете. По крайней мере, было опасно приобретать привычку слишком легко доверять — или, по крайней мере, слишком открыто, — когда у инквизиции было так много шпионов, так много пар ушей. Мейгвейр получил новое доказательство этого только в июне прошлого года, когда Клинтан собрал вместе дюжину самых доверенных коллег капитан-генерала, чтобы передать им приказ предать его. К несчастью для великого инквизитора, "кулак Бога" взорвал предателей — вместе со второй церковью святого Паскуале верных Зиона — и Мейгвейр с удивительной скоростью воспользовался внезапным вакуумом на вершине иерархии армии Бога.
На этот раз он был более осторожен в выборе кандидатов на эти должности. Оставалось надеяться, что он был достаточно осторожен.
И в то же время, — напомнил себе казначей, — хотя победа в джихаде была бы приятной, мы каким-то образом должны позаботиться о том, чтобы, по крайней мере, не потерять ее. Видит Бог, я слышал о более легких испытаниях!
