Не все звезды сияют

Это невозможно! С самого детства нам внушают бережное отношение к нам самим и себе подобным, называют светочами. В моем понимании это, конечно, перебор, но в целом понять идею можно: ведь, так или иначе, все звезды — потомки правящих династий. Родоначальниками нашего вида стали принцы, Сияющая и ее сестры. Именно поэтому крайне редки случаи убийств Светозарных их братьями по роду. Но чтобы один из нас расчетливо отнимал жизни других в угоду какому-то эксперименту?!

'Он сумасшедший!' — мысль появилась в мозгу ударом набата.

Тем временем человек, спровоцировавший мои мысленные метания, продолжал:

— К сожалению или к счастью, во время лабораторных работ, относящихся к моему исследованию, случился несчастный случай. Я проводил опыты по передаче энергии. Если коротко — брал один черный алмаз и пытался высвободить из него энергию. Вторым этапом была передача энергии другому телу, способному ее вместить, конечно же. Я все рассчитал и перепроверил, но, видимо, были факторы, о которых я не знал и потому не мог их учесть. При активизации прибора, вытягивающего энергию из камня, всё происходило так, как и было запланировано. Извлекаемая сила направлялась в аккумулятор, разработанный специально для этой цели, и все шло хорошо, но когда вся энергия алмаза оказалась в батарее, неожиданно прибор начал тянуть энергию из моего ассистента, стоявшего ближе к нему. До сих пор меня преследует его крик в кошмарах. Это, безусловно, несчастливое событие, тем не менее, открыло мне новую область научных исследований, но заявить об этом я не мог: сами понимаете — общество назвало бы их не этичными и аморальными. Тогда я решил, что степень не так важна, как тот прорыв, который я могу совершить. Когда же я познакомлю научное сообщество с результатами, уверен, они будут на моей стороне. Поймите, любезная леди Лииса, рассматривать мою работу через призму морали нерационально, ведь она выше ее. Я оставил все и уехал туда, где смог бы без препятствий заниматься своим делом. Я не знаю, в моих ли силах было остановить прибор тогда. Сквозь слезы я наблюдал рождение новой эры из предсмертных мук моего ассистента, — мужчина умолк и уставился невидящим взором перед собой.

На долю секунды что-то кольнуло, какое-то мимолетное ощущение узнавания, как будто я уже видела где-то этого человека именно в таком положении — прямо стоящим, с устремленным куда-то в себя взором — но оно очень быстро улетучилось по мере поглощения моего сознания другой мыслью. Если раньше и были сомнения, то теперь уж я точно утвердилась во мнении, что мой похититель безумен. Таких людей бесполезно умолять о пощаде, они уверенны в своей непогрешимости и весомости своей цели. Что же мне делать?

Чтобы отвлечь его, я решилась задать вопрос:

— Скажите, Рейнарт, что с вашими волосами?

Почему именно такой, казалось бы, совершенно не относящийся к делу? А потому, что Светозарные не бреют голову. Никогда. Ведь цвет волос — самое яркое отличие от обычных людей, не считая сияния, конечно — но в повседневной жизни мы не светимся, как считают некоторые. Звезды сияют на публике только раз в жизни, когда старейшины рода проверяют степень интенсивности, а остальное время — только для любимых.

Мужчина отмер, тряхнул головой и сфокусировал взгляд на мне.

— Волосами? Я сбрил их после смерти своего студента и продолжаю это делать в память обо всех, кто принес свои жизни в жертву на алтарь нового знания.

То есть, это у него траур по безвинно убиенным такой? Как же, однако, мило.

— А что с вашими? — вернул вопрос мужчина.

— Я изменила цвет перед балом.

— Чтобы никто не узнал? — проявил чудеса логики мой ненормальный собрат.

Кивнула.

— В этом мы с вами похожи, леди Лииса. Мы оба понимаем, что следование всем установленным правилам не обязательно для тех, кого общество толком и за своих-то не считает.

Ну конечно, если смотреть так, то да, только вот я всего лишь на сутки изменила цвет волос, а мой собеседник вообще планку убрал и стал серийным убийцей, я бы даже сказала, маньяком, мнящим себя величайшим ученым.

А тем временем, последовательно воздействуя реактивами на черный алмаз, Рейнарт продолжал:

— Я ведь такой же, как вы, любезная моя леди Лииса. Отщепенец, на которого смотрели с жалостью, презрением и брезгливостью. Всего, чего я достиг, я достиг сам, собственным тяжелым трудом, день за днем прилагая старания. Ведь у меня не было сияния, ради которого мне могли бы простить мелкие оплошности и проступки. Звезда без сияния — жалкое зрелище. Вам ведь все это знакомо, не так ли? Когда даже самые близкие люди смотрят на тебя, как на раненое животное. Все они, эти напыщенные глупцы, считают нас с вами неполноценными. Но это не так! Нет, нет, это совсем не так! Я понял это, когда проводил измерение излучений наших с вами братьев и сестер. Ради интереса я замерил и свое. И каково же было мое удивление, когда передо мной оказались данные. Такие, как мы, леди Лииса, больше звезды, чем все они, вместе взятые. Наше излучение идет на более высокой частоте, оно не видно глазу, но оно мощнее в сотни раз сияния даже Эртана Лучезарного! Это они должны себя чувствовать неполноценными, а не мы! — мужчина увлекся рассказом настолько, что даже позабыл про реактивы. Он отчаянно жестикулировал, а его глаза метали молнии.

Я смотрела на него и не могла уложить в голове только что обрушившуюся на меня лавину информации. Мы лучше? Что за глупости? Я уже давно не считаю себя ни лучше, ни хуже звезд. Это же касается и людей, кстати.

Видимо, на моем лице отразилось мое недоверие, потому что хозяин лаборатории, взглянув на меня, произнес:

— Вы не верите? Я докажу вам! Перед экспериментом мне нужно замерить силу вашего излучения, после этого я покажу, насколько сильно оно отличается от показателей обычных звезд.

Отложив склянку с очередной жидкостью, он потянулся за странным прибором, стоявшим на столе справа от него, подошел к моему креслу и, пощелкав рычажками, направил его на меня.

Я ничего не почувствовала. От приборчика, похожего на сковородку с толстой ручкой, приделанной к днищу прямо посередине, шел какой-то еле различимый гул. На самой ручке был индикатор, за которым неотрывно следил испытатель.

По мере нарастания гула, ширилась его улыбка. Когда этот звук стих, похититель с победным выражением на лице подошел поближе и повернул прибор ко мне, указывая на полукруглую шкалу с разноцветными секторами и стрелочкой указывающей на белый, который был в самом конце ее пути.

— Этот прибор я совершенствовал по мере накопления данных. В начале измерения хранились в цифрах, но со временем изученного материала становилось все больше, и я вывел степени градации сияния. Не волнуйтесь, я не буду напрягать вас числами, поясню на пальцах, так сказать, — хихикнул лысый человек и вернулся к пояснению. — Смотрите, эта полукруглая шкала охватывает все изученные мной данные. Секторов всего четыре: красный обозначает слабое сияние, оранжевый — среднее, желтый — сильное, которое, как вы знаете, является предметом восхищения и возлелеивания у наших с вами сородичей. А вот этот сектор — белый, он обозначает другую частоту, но интенсивность у него, как я уже упоминал, в сотни раз выше, чем даже у желтого. Переводя на простой язык — ели бы мы с вами могли сиять, то другие от яркости слепли бы.

Он рассмеялся. Смех был с нотками истерики, а взгляд стал каким-то полубезумным.

— Вы понимаете? Они бы все лишились зрения от величия нашего с вами сияния. Экая насмешка природы!

Рейнарт издал горький смешок и подошел к столу, чтобы положить прибор на место. А я сидела и пыталась уложить в голове то, что только что услышала. Не то чтобы для меня это было прямо уж так сильно значимо. Я давно привыкла судить о людях и Светозарных по их поступкам и достижениям, а не по физическим характеристикам. Но все же мои стереотипы дали внушительную трещину.

К тому времени, как непризнанный гений приступил к сканированию алмаза (по крайней мере, именно на это были похожи его действия), у меня оформился вопрос.

— Скажите, а скольких пустышек вы исследовали? — так называли в Светозарном сообществе таких, как я.

Мужчина укоризненно посмотрел на меня.

— Леди Лииса, я же вам уже объяснил, что мы таковыми не являемся. Не нужно употреблять слова, подобные этому, по отношению к таким, как мы.

— Да, да. Но все-таки, сколько? — еще раз спросила я.

— Как ни странно, но, кроме меня, вы первая. Раньше я был сосредоточен на исследовании сияющих Светозарных, а после того, как я из чистого любопытства просканировал себя и понял, что грани эксперимента можно расширить, у меня уже не было возможности осуществить задуманное. До вашего появления, естественно. Вы настоящий подарок судьбы, — он ободряюще мне подмигнул.

Меня передернуло.

— А почему вы не можете провести эксперимент над собой? Многие ученые так делают, — снова поинтересовалась я, изо всех сил сдерживая дрожь в голосе.

— Леди Лииса, вы невнимательны, — нахмурился хозяин лаборатории. — Я же говорил, что эксперимент представляет опасность для жизни испытуемого. Если со мной что-то случится, некому будет систематизировать данные и закончить исследования. Да и собственно подвести итоговую черту более чем столетней работе я бы хотел самолично. А вам, в некотором смысле, повезло! Вы станете венцом всех трудов, самым большим открытием.

Я сейчас умру от счастья! Так говорит, будто меня должны переполнять благодарность и трепет оттого, что моя бренная оболочка, излучающая сияние на другой частоте, допущена к сакральному судьболомному эксперименту. Хотя, с последним я согласна: сколько же судеб, семей и жизней этот псих с его работой сломал за эти сто с лишним лет?! Я пыталась себя сдерживать, но после этого его заявления меня как будто прорвало:

— Знаете что, Рейнарт, вы трус с психическими расстройствами! Какой нормальный человек пойдет на такие жертвы, пусть и ради значимых в науке исследований?! Да и так уж ли они значимы, как вы утверждаете, или это бред вашего воспаленного самолюбия?! В чем смысл вашей работы? Передача энергии одного объекта другому? Великолепно! В звездах больше энергии, и на ней различные аппараты будут работать дольше? Энергия смерти создаст альтернативу черным алмазам? Это может заинтересовать, только если вы сотрете их месторождения с лица земли, и то только преступные синдикаты! Как вы можете не признавать очевидного: мировое научное сообщество не примет ваших трудов, они осудят вас, отдадут под стражу и приговорят к казни, потому что для них нормы морали незыблемы, а вы их попрали! Вы угроза обществу, и они поймут это, как только увидят вас!

С каждым моим словом лицо мужчины темнело и становилось все более угрюмым. Дождавшись, когда я закончу свою пламенную речь, он выдержал небольшую паузу, сверля меня мрачным взглядом, и ответил:

— Вы не поняли. Вы как будто не слушали меня. Дело не только в усилении мощности. С результатами моих экспериментов перед миром откроются такие горизонты, которые никто из людей не мог представить: телепортация, телекинез, подрывные работы, в машиностроении может произойти настоящая революция, потому что я предложу сообществу практически неисчерпаемые накопители энергии, которые занимают пространство не больше площади ладони. Говорите, они будут не востребованы из-за этического конфликта? Позвольте с вами не согласиться. Да, скорее всего, такие технологии будут доступны лишь богатейшим и знатнейшим людям континента, но, поверьте мне, они еще выстроятся в очередь, чтобы обсудить со мной условия работы на них.

— Если так, о каком благе для народа может идти речь? И, планируя обнародовать источники такой энергии, на что вы обречете Светозарных, наших с вами братьев и сестер, вы подумали? На что вы обречете таких, как мы с вами? Неужели они мало терпят невзгод в своей жизни? — попыталась я воззвать к чужой совести.

— Братьев и сестер, ха! Эти так называемые сородичи сами отказались от меня, для них я и вы — всего лишь бракованный материал. Я докажу им, что это не так! На что обреку? На выживание, на труд каждый день в поте лица, я обреку их на свою жизнь!

— Нет, Рейнарт! Над вашей головой не был занесен меч. Вы жили не так плохо, как сейчас пытаетесь мне рассказать: вы трудились в университете, жили, общались... Что с вами случилось, откуда вдруг это сумасшествие?

— Сумасшествие? Нет, леди Лииса, это просветление. Рассказывая о своих планах и открытиях светящимся, я не надеялся, что они поймут, ведь им с детства прививали чувство собственной значимости и исключительности, но вы... Вы, я думал, поймете меня, мы похожи во многом. Видимо, ошибся.

— Рейнарт, вы можете сколько угодно твердить о благе, высшей цели и важности, но смотря на вас, я вижу эгоистичного, озлобленного из-за невнимания к его персоне, психически неуравновешенного, эмоционально нестабильного и глубоко несчастного человека. Вы не можете простить Светозарным пренебрежения к вашей персоне. И, кстати, я бы посмотрела, как бы вы меня поняли, если бы мы с вами поменялись местами и это вам, а не мне, предстояло расстаться с жизнью из-за чьих-то непомерных амбиций.

— Довольно! — взбешенно прорычал хозяин лаборатории.

Он сжал в руках черный алмаз и подошел к прибору, стоящему напротив кресла, на котором я сидела.

— В который раз убеждаюсь, что заурядные умы не способны уразуметь величие моего замысла, — зло проворчал он, вкладывая камень в паз и щелкая какими-то переключателями. В результате его действий вокруг меня стала образовываться прозрачная, но различимая полусфера, по поверхности которой бегали разряды.

Я думала, что больше мне пояснений к действиям ученого не услышать, но ошиблась. Тот, видимо, не умел молчать во время работы.

— Это силовой полог, он отгораживает объект и прибор от окружающей среды, так чтобы ни они не могли воздействовать на окружение, ни окружение на них, — подтверждая его слова, полусфера сомкнулась вокруг 'головы' прибора, оставляя доступной только панель управления, — таким образом, я обезопасил себя от судьбы своего студента и исключил механические повреждения прибора. Почему-то, во время работы к нему притягиваются металлические предметы, чем затрудняют его нормальное функционирование и сбивают настройки.

Отрегулировав только ему понятные параметры, Рейнарт опустил небольшой красный рычаг, и прибор загудел и ожил. В тот же миг я почувствовала покалывание в кончиках пальцев и легкую головную боль.

— Ну, вот и все — через полчаса процедура будет завершена, — глядя мне в глаза, с тихой злостью произнес душевнобольной.

Я тоже смотрела прямо в глаза своему убийце и не отводила взгляда. Отвратительное зрелище — наблюдать безумный восторг палача. Жаль, что последнее, что мне доводится увидеть перед смертью — низенький лысый мужчина с сумасшедшими глазами.

Наш зрительный контакт разорвал слуга. Он ворвался в лабораторию и прошелестел:

— Господин, дом окружен солдатами королевской стражи, нужно уходить!

В моем сердце робким росточком проклюнулась надежда. Неужели за мной?