Чёрно-белый человек

Арсентьев позвонил Руденко и попросил приехать без Маши. Виктор и так все последние дни места себе не находил, а тут и вовсе чуть голову не потерял, предчувствую тяжелый разговор. "Как же так? За что?! Что я сделал неправильно? Почему всё пошло наперекосяк? Что теперь делать? Могу ли я как-то помочь?" — эти вопросы, чередуя друг друга, крутились у него в голове сутки напролёт, не давая нормально заснуть. Ответов не было. Только накануне визита в госпиталь он наконец забылся долгим, но тяжёлым сном...

Виктор сидел в большой, совершенно пустой комнате на единственном колченогом стуле, на спинку которого было невозможно опереться без риска полететь на пол. Ни окон, ни светильников не было. Свет шёл от стены, на которой были фотообои, изображающие панораму Патриарших прудов, единственную скамейку и единственного человека, сидевшего на ней. То, что это именно фотообои, было понятно по тому, что кое-где они пузырились, создавая как бы эффект импрессионизма. На этот раз был день, ярко светило солнце, чирикали воробьи и тихонько шумел ветер в ветвях старых лип. Источника звука тоже не было заметно.

— Удивлены? — раздался голос из ниоткуда?

— Нет! — недовольно ответил Руденко, — скорее разочарован.

— Вот как?... Чем же? Результатами испытаний?

— Каких испытаний?! — искренне удивился Виктор.

— Ну как же, — ехидно заметил голос, — Вы разве не поняли? Вас испытывали. Вы ведь забыли, что никогда и ничего нельзя просить. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!

— Я ничего не просил! — закричал Виктор и вскочил.

— Разве? — голос уже прямо-таки сочился ядом, — значит Ваши желания исполнялись сами собой?

— Я. Ничего. Не. Просил. — упрямо повторил Руденко, выделяя каждое слово, и снова уселся, покачнувшись на шатком стуле, — желать и просить — разные вещи!

— Оставьте софистику, — в голосе послышалась усталость от глупости и недальновидности сидящего посреди комнаты человека.

— Ну уж нет! — набычился Виктор, — это именно Вы подменяете понятия... И потом, что значит "всё дадут"? Пока что за эти "дары" стребована слишком высокая цена. Слишком! Запредельно! Неприемлемо высокая! И даже не с меня!... А исполнение всех моих "желаний" — вовсе не моя заслуга. И...

Он хотел сказать "и не Ваша", но поостерёгся, не понимая, кого же, собственно он будет иметь ввиду. Тяжело вздохнул и продолжил:

— За этим стоит тяжелый труд огромного числа людей. Каждый из них боролся. Кто-то со своей ленью, кто-то — со своим безразличием, кто-то — со своими страстями. И многие победили. Не все. Но многие...

— А заплатить за это пришлось Вам? Вы переживаете из-за этого? — голос изобразил что-то похожее на смешок. — Формально это как бы вопрос, но по сути — скорее утверждение.

— Если бы мне! — Виктор горько усмехнулся. — Заплатил Алексей. Платит Маша. А я... мне больно видеть их страдания. И я пока не понимаю, смогу ли я как-то помочь, не говоря уж про то, чтобы всё исправить.

— Нет, не сможете. И это будет Ваша плата. Вы будете платить до тех пор, пока не поймёте, как ещё можно использовать тот "дар", который Вы получили.

— Значит, ничего сделать нельзя, — Руденко готов был расплакаться от бессилия.

— Почему нельзя? Любовь...— голос сделал многозначительную паузу, — и в особенности любовь умной и сильной Женщины, — очень мощный защитный механизм. И очень действенный. Помните об этом...

Виктор проснулся, бросил взгляд на часы и резко подскочил. До встречи с Арсентьевым и с его врачом, оставалось всего два часа. "Вот ведь засада!" — подумал он, вспоминая свой странный сон. — "Лучше бы приснилось, о чем Алексей хотел со мной поговорить и как-то подготовиться. Не нравится мне, ох, не нравится, что он без Маши просил приехать. Ладно, по дороге попробую прикинуть". Однако по дороге ничего "прикинуть" не получилось. Вместо этого ему пришла в голову мысль, что они пока так и не удосужились поинтересоваться, а кто же такие эти отморозки, что остановили их на дороге. И были они сами по себе или за ними кто-то стоял. "Мама дорогая!" — тут же ужаснулся Виктор. "Я же там такого нажелал...это что же, теперь надо ждать сообщений о какой-нибудь катастрофе с кучей жертв, что ли? И чем же расплачиваться придётся??" Настроение, и так бывшее на нуле, провалилось куда-то в минус бесконечность.

* * *

В палату к лейтенанту он вошёл мрачнее тучи. Увидев Виктора, Алексей попробовал приподняться, но Фёдор Иванович Кулаков, его лечащий врач, удержал его.

— Виктор, — хрипло произнёс Алексей. Я попросил Фёдора Ивановича передать тебе кое-что... В смысле — рассказать.

Руденко удивленно посмотрел на врача. Тот, ничего не говоря, показал на дверь, встал и направился к выходу из палаты. Удивившись ещё сильнее, Виктор вышел вслед за ним в коридор.

— Не знаю почему, но Алексей Александрович попросил именно меня сказать вам то, что я сейчас скажу... — сильно волнуясь, постоянно запинаясь и как-то странно поглядывая на своего собеседника, начал Кулаков, — возможно потому, что считает, что мои слова будут звучать убедительнее... Не знаю... В общем... характер его ранения таков, что... скорее всего... как сексуальный партнёр Алексей будет... несостоятелен.

— М-м-м!! — застонал Виктор и схватился за голову, не заметив презрительной ухмылки врача. — Машуня!

— Простите, что? — удивился Фёдор Иванович.

— Почему он просил Вас сказать это мне?! Почему сам ей не скажет? — вместо ответа Виктор пристально посмотрел на врача, заметил не успевшую исчезнуть гримасу, и с огромным изумлением увидел как быстро может меняться цвет лица. Кулаков вдруг стал даже не томатного, а скорее вишнёвого цвета. И тут до Руденко дошло: — Э-э, Вы же посчитали, что мы из этих, из радужных? — он горько вздохнул. — Нет. Всё гораздо хуже. Моя племянница влюблена в Алексея как Джульетта в Ромео. Или как Изольда в Тристана. Да и он тоже, судя по всему... Вот только трагедий подобного рода нам и не хватает! .... — он грязно выругался, буркнул "Извините!" и замолчал. Потом, встрепенувшись, схватил Кулакова за пуговицу халата. — Подождите, подождите, Вы сказали: "Скорее всего"? Значит, есть надежда, что всё обойдётся?

— Ну, надежда есть всегда, — как-то неуверенно ответил врач и заторопился, — Собственно, это всё, что я должен был Вам передать и... мне пора, знаете ли... другие больные ждут...

— Почему ты попросил врача сказать это мне? — прямо с порога спросил Виктор, вернувшись в палату и тщательно закрыв дверь.

— Потому... — после долгой паузы наконец заговорил лейтенант, — потому что я хочу просить тебя сказать Маше, чтобы она... постаралась забыть обо мне.

— Тебя что, ещё и в голову ранили? — грубо поинтересовался Руденко. — Тебе мало, что она места себе от переживаний не находит, теперь ещё и об этом должна голова болеть?!

— Я... я не смогу сделать её счастливой, — Алексей почти плакал.

— Во-первых, ты не можешь этого знать. Фёдор Иванович сказал, что надежда есть. А во-вторых, и это гораздо важнее, ты, чёрт тебя побери, даже ещё не попытался бороться! — последние слова Виктор не проговорил, а прошипел прямо в лицо Арсентьеву. — А Маша, слабая девчонка, к тому же лишившаяся родителей, воевала, да, именно воевала(!) со своими болячками больше года! И победила! А ты сразу лапки кверху задрал. Тоже мне, бравый офицер.

— Причём здесь профессия? — попытался возразить Алексей.

— Дурак ты! — махнул рукой Руденко, — Маше я, так и быть, расскажу о нашем разговоре, но расскажу так, как мне представляется правильным. А ты готовься. Мне кажется она сумеет тебя... удивить...

На следующее утро девушка выслушала короткий рассказ Виктора (о своей отповеди лейтенанту он умолчал), до боли закусив губу. Когда он закончил, она вдруг улыбнулась каким-то своим мыслям, прощебетала: "Спасибо!", подхватила сумочку и направилась к двери.

— Ты далеко?

— К нему, конечно!

* * *

Войдя в палату, Маша подошла вплотную к кровати и упёрлась в Арсентьева сердитым взглядом. Лейтенант в ответ посмотрел на неё взглядом совершенно несправедливо наказанной собаки и отвернулся.

— Я выхожу замуж! — беззаботным тоном, совершенно не вязавшимся с её хмурым видом, заявила девушка.

— Поздравляю, — еле слышно пробормотал Алексей, не оборачиваясь. — За кого, если не секрет?

— За тебя!

Он умудрился от такого ответа упасть даже из положения "лёжа". Это было так забавно, что Маша звонко рассмеялась.

— Ты не рад? — продолжая смеяться спросила Маша.

— Э-э-э, а разве Виктор...

— Он рассказал о вашем разговоре. Я предлагаю о нём забыть, как о глупой неудачной шутке и поговорить серьёзно. Во-первых. Ты забыл, что есть такой замечательный доктор, как Елена Витальевна Сипягина. Во-вторых. Ты видишь перед собой результат её работы. Не только её, разумеется, но тем не менее. Напомню также, что именно ты её нашёл и рассказал мне о ней. И в-третьих. Мне очень обидно, что ты считаешь меня дурой.

Глядя на возмущённо вскинувшегося парня, Маша наконец улыбнулась и ласково сказала:

— Неужели ты думаешь, что я тебя на кого-нибудь променяю?

Она легонько погладила Алексея по давно небритой щеке, наклонилась и поцеловала его. В этот момент дверь открылась, и медсестра вкатила в палату стойку с капельницей.

— Пойду-ка я Елене Витальевне позвоню, — заявила Маша, поднимаясь, — а если она на месте, то и съезжу к ней.

Уже у двери она остановилась, обернулась и выдала нечто такое, от чего медсестра чуть не уронила шаткую конструкцию, а Алексей ещё долго лежал с открытым ртом и глупой, но счастливой улыбкой на лице:

— Да... я думаю, детей у нас будет двое. Минимум...

... Сипягина оказалась на месте и с удовольствием согласилась принять девушку. Выслушав Машин рассказ, не на шутку разволновалась и развила бурную деятельность. Сначала схватила с книжной полки какую-то одну медицинскую монографию, потом другую, в каждой пролистала несколько страниц, задерживаясь на некоторых, периодически восклицая: "Ага!" и довольно цокая языком. Потом пробежалась пальцами по клавиатуре ноутбука, стоящего на рабочем столе и надолго зависла, видимо, читая найденный документ. Маша терпеливо ждала, изредка порывалась что-то спросить, но каждый раз останавливала себя. Наконец Елена Витальевна откинулась на спинку кресла и посмотрела на девушку:

— Ну что ж, Маша! Как только ваш ненаглядный будет транспортабелен, привозите. Будем пробовать. И если всё получится... то есть я уверена практически на сто процентов, что с Алексеем получится, а вот с мужиками постарше... В общем, если получится, то... это золотое дно! Вы подкинули блестящую идею, и я Ваша должница. Ох и растрясу я старых импотентов! Ох, растрясу! — и Сипягина хищно улыбнулась...

Выйдя из медицинского центра, Маша, на радостях, что её неизвестно откуда взявшаяся уверенность в благополучном исходе получила высокопрофессиональное медицинское подтверждение, решила побаловать себя какой-нибудь обновкой, заехав в "Авиапарк" — огромный торговый центр, который был в десяти минутах езды оттуда. Купив себе в каком-то крошечном бутике весёленький комплект из кепки с огромным помпоном и шарфика, она, весело помахивая пакетом с покупками, махнула рукой Саше, ждущему у входа в магазин, и они отправились на парковку. Александр, их с Виктором водитель, теперь, после ранения лейтенанта, всегда повсюду сопровождал их вместе или по отдельности, не оставаясь, как раньше, ждать в машине. Профессиональным телохранителем он, конечно, не был, но кое-что умел и габариты имел соответствующие. Поэтому, когда к ним подскочила размалёванная девица и начала громко и почти нецензурно верещать, быстро убрал свою подопечную себе за спину и нарочито грубо спросил: "Чего надо?"

А Маша, узнав девушку, устроившую им с Алексеем сцену в кафе прошлым летом, приготовилась давать отпор чисто женским способом. Варфоломеева тем временем, неуклюже пытаясь обойти водителя, кричала:

— Ты! Это из-за тебя его ранили! А ты себе уже другого нашла! Шалава малолетняя!

— Девушка, Вы вообще соображаете, что говорите, — опешил Александр, беспомощно оглядываясь.

— А откуда ты знаешь про ранение Алексея? — недобро прищурилась Маша.

— Не твоё дело! — продолжала бушевать Людмила.

— Ну, не мне, так в другом месте ответить придется. Но это, на самом деле, не так уж и важно... Я-то Лёшу вылечу. И замуж за него выйду. И детей ему рожу. А вот ты, — она презрительно усмехнулась, — ты сильно рискуешь. Рискуешь сильно подурнеть. Либо от злобы, либо от зависти. Так что лучше поищи себе кого другого, поглупее, на кого собак безнаказанно спускать будешь... Александр, поехали! — и Маша решительно двинулась дальше, оставив Варфоломееву стоять с выпученными глазами и судорожно вздыхающую с широко открытым ртом, как будто она пыталась что-то сказать, но у неё ничего не получалось.

Вернувшись домой, она застала дядюшку за рабочим столом, что-то внимательно читающего. Он даже не отвлёкся, чтобы спросить о результатах поездки, что её очень удивило. Маша подошла и заглянула через плечо. На экране ноутбука была открыта вчерашняя статья из лондонской Times "Суперуспешная операция американских, французских и российских спецслужб".

— Чем отличились доблестные рыцари плаща и кинжала? — спросила девушка, не проявив особого интереса.

— Да так, больше о взаимодействии разных стран... в основном, — не очень натурально отмахнулся Виктор, — расскажи лучше, как съездила.

— С Лёшей поговорила, мозги вправила, с Сипягиной встретилась, она меня обнадёжила. Так что всё нормально, — она слегка хмыкнула, — в основном.

Руденко и на хмыканье племянницы тоже внимания не обратил, продолжая читать. Маша пожала плечами, обиженно поджала губы и пошла к себе в комнату, решив, раз такое дело, ничего не рассказывать о стычке в "Авиапарке". Она и представить себе не могла, что в этот момент её любимый дядюшка находится в такой глубокой задумчивости, что отвлечь его мог бы только недалёкий взрыв, да и то вряд ли.

Виктор читал уже пятую статью с похожим заголовком. Перед этой был перевод статьи из французской Le Monde — "Наркодилеры расплатились кровью", из наших "Известий" — "Совместные усилия спецслужб дали фантастические результаты" и парочки американских с аналогичными названиями. Уже после первой его прошиб холодный пот, потому что у него в голове вдруг соединились его внезапное "пожелание" при записи закадрового текста к французскому клипу и круто замешанное на страхе и ненависти "воззвание" после ранения Алексея. Теперь он в разных публикациях выискивал цифры и пытался их осмыслить. По данным разных источников выходило, что при действительно очень масштабной и действительно одновременной и совместной операции в Колумбии, США, Франции и России было уничтожено от ста двадцати до ста пятидесяти наркодельцов разного масштаба. Именно уничтожено, а не арестовано. Впрочем, и арестованных было примерно столько же. Они все дружно почему-то вздумали оказывать вооружённое сопротивление, но задействованные против них силы были настолько велики и действовали они настолько решительно, что результат получился именно таким, как его описывали журналисты. О потерях среди силовиков ничего не говорилось, хотя было понятно, что без жертв среди них вряд ли обошлось. Ещё писали о тоннах захваченных и уничтоженных наркотиков, о количестве ликвидированных складов и лабораторий и изъятых деньгах. Всё последнее Виктора не интересовало абсолютно, а вот по поводу убитых он весь испереживался.