— Лучше мне с ним не прощаться. Есть в прощании что-то окончательное. А я не хочу, чтоб он запомнил меня такой.
— Я не трону тебя, — хрипела вампирша. — Я вообще не пью человеческую кровь. Рядом со мной люди в безопасности.
— Правда?
Обе помолчали.
— Вот ведь невезение какое, — проронила нищенка в пустоту.
Только тогда Берта догадалась. Она приложила руку к впалой груди нищенки, пальцами вслушиваясь в ее дыхание.
— Ты знаешь, когда это произойдет?
— До сегодняшнего дня было предчувствие, что в следующую среду. Но не сразу, ох как не сразу. И в какой-нибудь канаве, не иначе. Но час назад что-то изменилось. Теперь мне кажется, что даже не будет больно, — она снова посмотрела на вампиршу. — Ведь не будет?
— Конечно, не будет, — прошептала Берта, и женщина пошире распахнула глаза, впуская долгожданный сон. Когда клыки распороли ей шею, и хлынула кровь, она уже ничего не чувствовала.
Осторожно уложив тело на снег, вампирша смахнула свалявшиеся волосы с ее лба, сложила ее руки на груди, тщательно одернула юбку, чтобы она полностью закрыла ноги в рваных чулках. Подумав, рассовала золотые монеты ей по карманам. Не хватало еще, что бы ее зарыли в общей могиле, потому что это стыдно — когда хоронят в общей могиле, никому не захочется там лежать... Подняться на ноги вампирша не смела. Знала, что тогда произойдет.
Она взлетит.
Ей почудилось, что ее заново отлили из золота, а ее прежняя сущность была лишь гипсовой формой, которую отныне можно выбросить.
Ей хотелось смеяться, и ликовать, и трогать себя повсюду.
И когда она все же выпрямилась и посмотрела в небо, то увидела, что звезды совсем близко, вытяни руку — и они осядут у нее на кончиках пальцев. На целое мгновение мир принадлежал ей одной.
"Так вот что это за чувство, когда убиваешь," подумала Берта Штайнберг. "Раньше казалось, что во мне сидит чудовище, которое требует крови. Но никакого чудовища нет. Только я сама. Все это время здесь была только я!"
— Мисс Берта! — голосок Харриэт зазвенел у нее под ухом. — Я отвела Томми подальше. Надо спешить, а то он вернется...
Чуть не падая, девочка тянула ее за руку, и Берта пошла за ней, отмечая походя, что снег под ногами скрипит невыносимо громко.
Мальчик дожидался их под фонарным столбом. Из-за пронизывающего ветра, он пританцовывал на месте и дул на покрасневшие руки.
— Что с ним? — спросила Берта, отрешенно улыбаясь.
— Ему холодно, — ответила Харриэт терпеливо, как будто они с дуэньей на время поменялись ролями. — Снимите пальто, я его укутаю. От моих-то чар не согреешься.
Волоча пальто по земле, Харриэт подбежала к мальчику. Тот благодарно улыбнулся.
— А где моя ма?
— Она сказала, чтобы ты шел с нами.
Ее ответ не удивил Томми.
— Она и мне так сказала. Мол, придут феи и отведут тебя в хорошее место. А с ней мы уже потом встретимся, — он добавил убежденно: — Моя ма ни в жисть не соврет.
Вцепившись в своих спутников, девочка решительно потопала по мостовой. Куда им теперь идти, она не знала. Но это не беда. На ходу мозги порастрясутся, авось что-нибудь придумает. Так и шли они, пробиваясь сквозь густой туман, как вдруг мисс Берту окликнул какой-то незнакомый джентльмен. Харриэт вытаращилась на него в недоумении. Зато ее попутчица, по-видимому, хорошо его знала.
Сначала Уолтер, а это был именно он, не мог выговорить ничего связного. Просто поминал всуе Божье имя.
— Ты даже кровь не вытерла! — наконец выкрикнул он — У тебя кровь на подбородке, и на перчатках, и... О, Боже, Боже! Берта, что ты натворила?!.. Ты ведь не...
— Да.
Уолтер схватился за голову и потянул себя за волосы на висках.
— Если даже ты, то чего ожидать от остальных?!.. Прав был Томпсон, тысячу раз прав, а я, дурак, ему не верил!
Берта пожала плечами. Ее не интересовало ни кто такой этот Томпсон, ни в чем он там прав. Хотелось лишь, чтобы Уолтер ушел с дороги, и она осталась наедине с тьмой, что разрасталась у нее в груди. С густой и благоуханной, как мед, с прекрасной и ослепительной тьмой. Она была счастлива.
— Прочь, — приказала Берта, а когда Уолтер даже не пошевелился, добавила, — прочь, смертный.
— Куда ты ведешь мальчика?
— Что?
— Wohin fuhrst du den Jungen? — повторил Уолтер по-немецки, чтобы дети, испуганно прижавшиеся друг к дружке, не поняли их разговор.
— Я... я еще не решила... Или ты подумал, что я его на закуску прихватила? Детей я не трогаю.
— Это хорошо. Это замечательно, — начал англичанин тем миролюбивым тоном, каким разговаривают с собакой, уже оскалившей клыки. — Но куда вы теперь? Ведь не к Мастеру же домой, правда? Там его убьют, как ты только что убила его...?
— Маму.
Уолтер был рад, что они беседуют по-немецки. Когда думаешь на иностранном языке, это отрезвляет. И слова подбираешь не так быстро.
— Да. Маму. Понятно. Так куда ты идешь?
— К мисс Маллинз его отведу.
— А ее ты спрашивала? Вдруг он ей даром не нужен.
Они пристально посмотрели друг на друга.
— Ты ведь не сдашь его в работный дом? — тоскливо проговорила вампирша.
— Нет, конечно!
— Тогда забирай.
Подхватив ничего не понимающего мальчика, она поставила его перед Уолтером.
— А мы уходим. Прямо сейчас! Пойдем, Харриэт.
Но девочка отскочила.
— Вы что же, бросаете Томми?
— Ты не понимаешь...
— Чего тут понимать? Вы обещали!
Томми дернулся к ней, но Уолтер крепко держал его за плечи.
— Свои о нем лучше позаботятся, — начала Берта.
— Свои? Как раз из-за своих он на улице и оказался! А вы, мисс Берта, вы... я не думала, что вы такая! Хотя все вы одинаковые! Ненавижу вас! Кровопийцы! — Харриэт выплюнула слово, которое жгло ей язык. И, прежде чем вампирша успела ее схватить, провалилась под землю. На снегу осталось лишь темное пятно да пучок водорослей.
Одной рукой Уолтер прижимал к себе притихшего мальчишку, другой нащупал в кармане револьвер, вытащил, но направил в землю. Выпалил шесть раз, истратив все драгоценные пули. Снова сунул в карман. Он сам не знал, зачем это сделал. Но полегчало.
— Прощай, Берта Штайнберг, — обернулся он к вампирше, — и никогда не попадайся на моем пути. Забудь дорогу в мой дом. В следующий раз я выстрелю в тебя.
Вместе с Томми, который от страха и не думал сопротивляться, он помчался туда, где они совсем недавно расстались с Генри. Только бы найти его! Только бы не ушел далеко! Уолтер метался по улицам, выкрикивая его имя, и, к величайшей удаче, в одном из переулков буквально натолкнулся на своего друга. Правда, тот вовсе не был рад встречи. Рядом с ним стояла какая-то девица в пестром платье. У мистера Стивенса сжалось сердце. Попадись она на дороге вампира, тоже ведь могла погибнуть!
— Ах, мисс, какого черта вас на улицу потащило! — в сердцах закричал на нее Уолтер. — Бегите домой немедленно! Томпсон, как хорошо, что ты взялся ее сопроводить! Там такое произошло, такое... У меня слов нет. Но ты был прав.
Генри быстро сориентировался в ситуации. Кивком он приказал девице удалиться, и та упорхнула, радуясь, что облапошила клиента-дурака, заплатившего вперед. Она так и не узнала, что этой ночью Парки по волокну распутывали нить ее жизни, но остановились в самый последний момент.
— Что-то ты неважно выглядишь, старина. Выпить хочешь? — деловито спросил Томпсон, мимоходом опуская что-то в саквояж и застегивая его.
— Хочу, — ответил Уолтер, — очень хочу. Вот как вернусь домой и запру все двери на засов, так и выпью. Лови кэб. Нельзя оставлять Эвике одну. И его тоже, — он сочувственно посмотрел на оборвыша.
Генри подошел поближе и схватил мальчика чуть выше локтя. Томми вздрогнул. Все это время незнакомый джентльмен очень крепко, почти до боли сжимал его руку, но так держат человека, повисшего над обрывом, чтобы не дай бог не сорвался. А вот прикосновение второго джентльмена было по-настоящему неприятным. Он производил впечатление человека, который сломает тебе кость просто чтобы послушать, как она хрустит.
— Ты не можешь его забрать. Не сейчас, Стивенс. Подумай, какая угроза нависла над твоей семьей. Разве ты хочешь втянуть его в это?
— Но что же делать?
— Один мой знакомый — директор приюта. У него мальчик и останется до поры, до времени. Покуда мы не перебьем всех кровососов.
А Томми наконец осознал, что наступили тяжелые времена.
* * *
Когда только дверь открылась и Гизела вошла в свою спальню, она даже не сразу заметила, что была там не одна, настолько сильно охватили ее переживания произошедшего. Ей хотелось спрятаться от всего мира, упасть на кровать, зарыться в одеяло и проплакать до завтрашнего вечера. Потом она увидела Берту, и эти желания сменились другими.
Камин полыхал. Берта стояла спиной к нему, так близко, что ее распущенные волосы могли вспыхнуть в любой момент. Не иначе как из-за отблесков пламени, на обычно бледных щеках играл румянец. Тень опустилась на ее лицо, но даже так оно казалось завораживающе прекрасным.
Она была обнажена.
— Ты... Что-то сделала с лицом? И волосы... И.... — бормотала Гизела, словно увидела подругу впервые. Да так оно и было.
— Не включай свет! — одернула ее Берта, когда она потянулась к газовому рожку. — Пусть так все и останется... А что, красива я сейчас? Нравлюсь тебе?
— Ты спрашиваешь! Ты прекрасна, как никогда. Я не узнаю тебя, милая. Что ты с собой сделала? Новая пудра, шампунь? И твое тело... Что бы это ни было, делай так почаще!
— Почаще, — повторила Берта и вдруг добавила, почти скомандовала: — Подойди ко мне!
Не отрывая от нее зачарованного взгляда, Гизела подалась вперед. Внутреннее сияние вампирши притягивало ее, как свет далеких звезд — нереальный и невообразимо манящий. Берта обняла ее за плечи непривычно теплыми руками и впилась ей в рот. Губы Берты тоже были теплыми, и девушка ощутила необычный привкус, как будто чего-то сладкого, но не приторного.
Такой правильный вкус.
— Нравится тебе? — спрашивала подруга, осыпая ее поцелуями и одновременно расстегивая ее платье, расшнуровывая корсет.
— Да, — прошептала она.
— Мне тоже. Потому что это вкус тьмы.
Они опустились на пол, и на фоне полыхающего пламени очертания их тел слились в общий, подвижный силуэт. И заснули они так же, прижавшись потеснее, так что было не разобрать, где кончается тело одной и начинается тело другой.
Засыпая, Берта успела подумать "И это я тоже украла."
ГЛАВА 13
26 декабря, 188* года
Вампиры собрались в столовой. Однако ни праздничного настроения, ни радостной оживленности, ни всего того, что прочат на этот сезон рождественские гимны, среди них не наблюдалось. Маргарет казалась подавленной. Опустив голову, она даже не смотрела на Гизелу, которая гладила Берте руку под столом. Не выругала она и Фанни, когда тот, забывшись, положил ей пять ложек вместо одной. На лице юноши блуждала улыбка. Он казался счастливым, но то было зыбкое счастье, как если бы он досматривал приятный сон, каждую секунду ожидая, что его разбудят пинком. Мысли его устремись на третий этаж, в гостевую спальню, где мисс Грин уже разожгла камин и поджаривала себе тосты на завтрак. Спуститься в столовую она так не решалась. Вдруг ее поджидает новый кулинарный изыск лорда Марсдена.
Ждали только самого Мастера. В его отсутствие никто не смел прикоснуться к еде.
И Мастер появился. Точнее, ворвался в комнату и, размахивая газетой, так ударил кулаком по столу, что зобные железы вылетели из супницы и плюхнулись на белую скатерть. Ошарашенные женщины вскочили.
— Чума, оспа, и моровая язва! — грохотал вампир, тыча пальцем в газету, как будто журналисты напечатали на него пасквиль. — Вы это видели?! На первой же странице!.. Все, прощай моя репутация!
— Что-то стряслось, милорд?
— Еще как стряслось! Такое бесчестье! Какова теперь цена моему слову? Фартинг за дюжину! Вот, полюбуйся — найден обескровленный труп!
Гизела обернулась к Маргарет.
"Ты это сделала!"
"Нет, нет, нет!" зазвучал у нее в голове испуганный голос. "Я отпустила его, как только ты ушла! Ради тебя!"
— Никто из наших не посмеет нарушить Договор! — взвился Фанни.
— Как знать, как знать. Но все праздники грифону под хвост!
— Что за договор? — вмешалась Берта. Ее лицо было непроницаемо.
— У нас со смертными Перемирие каждый декабрь. Они нас не трогают, мы их. Блейк вам разве не рассказал? Хотя какая разница, вы все равно кровь не пьете.
— А убили кого?
— Какую-то бродяжку. Столько хлопот из-за такой швали! Выясняй теперь, свои меня так одолжили или из приезжих кто.
Фанни прижал руку к груди.
— Если это браконьер, я отдам его тебе, — пообещал Мастер, заметив, как запылали глаза юноши. -Никуда он от нас не денется.
— Как вы поступите с нарушителем? — снова спросила вампирша.
— Вам по-этапно перечислить? Об одном жалею, что нельзя в 19м веке выставлять отрубленные головы на частоколе. А ведь как красиво смотрелось!
— Это сделала я, — сказала Берта. — Я ее убила.
Вампиры замолчали. Только Гизела резко втянула воздух. В образовавшейся тишине ее вздох прозвучал пронзительнее крика.
Не говоря ни слова, Мастер буравил взглядом преступницу. Наконец он коротко скомандовал:
— Мисс Штайнберг, извольте следовать за мной.
Он первым вышел из комнаты, и Берта, ни на кого не оглядываясь, поплелась за ним.
Лорд Марсден шагал по коридору, пока не остановился у лестницы. Подошедшая преступница посмотрела на него вопросительно. Ей уже слышен был лязг кандалов, что колышутся в подземелье. Кивком Марсден приказал ей идти по ступеням. Вверх.
Что он задумал?
-Есть у вас второе имя? — ни с того, ни с сего спросил Мастер. — Берта..?
-Просто Берта. -Отлично, возни будет меньше. Ко мне в кабинет, мисс. Да поживее! Они ушли.
А тем временем через балконную дверь в столовую проник мужчина в зеленом плаще и спросил, что сегодня на завтрак.
* * *
Отчасти успокоившись за судьбу фроляйн Штайнберг, мы вернемся к событиям этого утра.
Перевалило за полночь, когда мистер Стивенс стоял на крыльце и бормотал отборнейшие ругательства, услышав которые и боцман поперхнулся бы ромом. Как он ни старался, ключ в замочную скважину не попадал. Руки ходили ходуном.
Наконец он робко постучался, но, как выяснилось, Эвике еще не ложилась. Лицо ее полыхало, как будто она уже грелась у костра, на котором корчилось тело загулявшего супруга. За спиной высилась гора домашней утвари, включая и медную форму для торта — ее Эвике метала почище любого дискобола. В течение всего вечера женщина выбирала, чем бы поприветствовать мужа, но поскольку ни один предмет не вмещал всего напора ее ярости, она решила придушить его голыми руками. Втащив Уолтера в прихожую, Эвике вывернула ему карманы, разыскивая улики вроде забытого дамского белья (Хотя учитывая структурные особенности викторианских панталон, доходивших до колен и обильно сдобренных кружевами, утрамбовать их в жилетном кармане мог разве что матерый контрабандист).
