Сжатие времени боя никогда не переставало удивлять Базела, даже спустя все эти годы. Казалось, что бой длился по меньшей мере час, но все это заняло считанные минуты. Но это были кровавые минуты, и его челюсть сжалась, а уши прижались, когда он вышел из-за деревьев и увидел бойню.
Восемь или девять оруженосцев Теллиана лежали на дороге там, где в них попали первые залпы стрел, но люди были меньшей мишенью, чем лошади. По меньшей мере дюжина их лошадей была поражена стрелами, предназначенными для их всадников, и лошадиные крики боли раздирали его уши с той особой душераздирающей интенсивностью, с которой раненые лошади не могут понять, почему они пострадали. Закаленный в боях или нет, Базел никогда не мог слушать эти крики, не слыша мольбы коней о том, чтобы кто-то объяснил, кто-то заставил это исчезнуть. Тут и там оруженосцы уже перерезали глотки смертельно раненым лошадям. Это было второй натурой любого сотойи, их долг перед лошадьми, которые служили им так преданно, и ни один из оруженосцев Теллиана Боумастера даже не подумал бы о том, чтобы позаботиться о своих собственных ранах, пока он не позаботился о ранах своего скакуна. И он не отступит от выполнения своей обязанности положить конец этой непонятной агонии, когда это будет необходимо. Это была одна из вещей, которые больше всего нравились Базелу в них, и... <Быстрее, брат!>
Голова Базела вскинулась на мысленный крик Уолшарно. Неразрывная связь между ними подсказала бы ему, если бы скакун был ранен, и они с Уолшарно научились не отвлекать друг друга в тех случаях, когда одному или обоим приходилось вступать в бой без другого. Но теперь грубая, жгучая настойчивость призыва Уолшарно обожгла его насквозь, и он быстро обернулся, а затем замер.
Датгар был повержен. Огромный гнедой был поражен по меньшей мере четырьмя стрелами, и даже у живучести скакуна были пределы. Его шерсть была пропитана кровью, бока слабо вздымались, а из ноздрей била кровавая пена. Он едва попытался поднять голову, глаза остекленели, а Теллиан лежал наполовину под ним, без сознания, с двумя отломанными древками стрел, торчащими из его груди. Его правая нога была вывернута, очевидно, сломана там, где на нее обрушился Датгар, и Хатан стоял на коленях рядом с ним, отчаянно пытаясь остановить кровотечение, в то время как еще двое оруженосцев Теллиана склонились над Таритом.
— Ты берешь Датгара! — резко сказал Базел Уолшарно. Жеребец кивнул, и Базел оглянулся через плечо. — Брандарк!
— Я присмотрю за этими ублюдками, — пообещал ему Брандарк, мрачно глядя карими глазами на пленных. — Идите!
Настала очередь Базела кивнуть, и Хатан поднял отчаянные глаза, когда огромный Конокрад опустился на одно колено рядом с ним.
— Не могу остановить кровотечение! — сказал всадник ветра.
— Да, я это вижу, — мрачно сказал Базел. Позади себя он почувствовал, что Вейжон направляется к Тариту, но все его собственное внимание было сосредоточено на умирающем человеке, придавленном умирающим скакуном. — Оставь его мне, — сказал он Хатану. — Ты вытаскиваешь стрелы из Датгара для Уолшарно!
— Но... — начал Хатан, затем оборвал себя. — Конечно, — сказал он вместо этого резким голосом, и Базел коснулся древка стрелы, которая вошла в Теллиана не более чем в дюйме или двух от его сердца.
Думаю, что если когда-либо ты был мне нужен, то сейчас ты мне нужен, подумал он, его глаза на мгновение закрылись, когда он потянулся к той внутренней связи, которая сияла между ним и богом, которому он служил, как какая-то сверкающая золотая цепь или неугасимый факел, пылающий во тьме. Это хороший человек, друг.
На этот раз от Томанака не было слов, только успокаивающее ощущение присутствия бога, ощущение двух огромных рук, опускающихся на плечи Базела. Тепло распространилось на него из них, тепло, в котором он отчаянно нуждался, когда увидел повреждения, услышал влажное, слабое хриплое дыхание барона, в то время как кровь пузырилась из его ноздрей, и понял, что Теллиан был не более чем в половине вдоха, возможно, в двух, от того, чтобы ускользнуть к столу Исварии.
Но это все, что он собирался сделать, сказал себе Базел со всей мрачной, железной целеустремленностью, которая сделала его защитником бога войны, и почувствовал, как сила Томанака наполняет его, когда он снова открылся могуществу своего божества.
Его глаза снова открылись, сфокусированные и ясные от цели, и голубой свет потрескивал вокруг его рук. Он положил ладонь левой руки плашмя на слабо двигающуюся грудь Теллиана, и этот голубой свет потек из нее, заливая барона, как слой лазурного льда. Он мерцал и светился, горя ярче, чем послеполуденный солнечный свет, освещая лицо Базела снизу, обнимая Теллиана, как щит, и Базел потянулся к нему. Он почувствовал, как мерцающая жизненная сила Теллиана пытается покинуть его, и он отказался позволить это. Он сжал ее своей собственной волей, призывая силу Томанака, чтобы предотвратить ее исчезновение, и его правая рука ухватилась за сломанное древко стрелы и потянула.
Стрела с широким наконечником вырвалась из груди Теллиана с влажным, ужасным звуком, отчего ужасная рана стала еще хуже. Кровь хлынула из разорванной плоти, и Базел потянулся за другой стрелой. Эта вонзилась в ребра барона, и кости и хрящи хрустели и рвались, когда он вытаскивал его из умирающего тела. Он отбросил ее, и его меч снова появился в его окровавленной руке перевернутым, на этот раз, когда он снова призвал его к себе. Он снова закрыл глаза, прислонившись лбом к лезвию меча, левая рука все еще прижималась к почти неподвижной груди Теллиана, и потянулся к сияющему присутствию своего бога.
Базел Бахнаксон исцелял много раз за годы, прошедшие с тех пор, как он впервые стал защитником Томанака. Он столкнулся с испытанием разорванной плоти, яда, даже прикосновения самой Крэйханы, и он узнал улыбку смерти с пустыми глазами, когда увидел ее. Он узнал ее... и бросил ей в лицо свой собственный оскаленный вызов.
Голубой свет, окруживший его левую руку, пронесся вверх по руке, окутал его торс, вспыхнул вокруг него, как лесной пожар, и он склонился к сердцу барона, закрыв глаза, освобождая себя от всего, кроме силы Томанака и своего собственного яростного, упрямого отказа позволить уйти человеку, который стал его другом. Он закрыл свой разум от картины изломанного, окровавленного тела Теллиана. Он заткнул уши, прислушиваясь к слабеющим, прерывистым попыткам барона дышать. Эти вещи больше не были реальными, больше не имели значения. Вместо этого он наполнил себя образом Теллиана, таким, каким он должен быть. О том, как Теллиан смеялся, когда они обсуждали музыку Брандарка. Теллиан, задумчиво нахмурившись, склонился над картой, обсуждая стратегию. Теллиан улыбался через стол за завтраком баронессе Хэйнате, глядя с болью в глазах, когда его опозоренная дочь-воительница посетила замок Хиллгард при своем первом визите. Теллиан потягивал виски во время самого первого визита одного из баронов сотойи к военачальнику градани, когда князь Бахнак приветствовал его в Харграме. О Теллиане, снова сильном, решительном и цельном.
Базел создал этот образ из воспоминаний, из надежд, из дружбы... из любви. Он заставил это существовать, потребовал этого, отверг любую другую возможность, и когда это заполнило его, когда в нем не осталось места ни для чего другого, он отдался этому. Он вложил все, чем он был, все, что делало его тем, кем он был, в эту реальность, и очищающая, исцеляющая сила молнии Томанака пронеслась через него подобно урагану. Она сорвалась вниз по его руке, разорвалась вокруг руки на груди Теллиана, пронеслась по обсаженной деревьями главной дороге, как молния. На мгновение, одно, мимолетное мгновение Базел Бахнаксон и Томанак были по-настоящему едины, слившись в этом извержении целеустремленности, силы и решимости.
Это длилось недолго. Это не могло длиться дольше одного удара сердца, а может быть, и двух. И все же это продолжалось достаточно долго, и Базел почувствовал, как грудь Теллиана конвульсивно вздымается под его ладонью. Барон сделал глубокий, прерывистый вдох, затем судорожно закашлялся. Его колеблющееся, трепещущее сердце забилось в груди, а веки затрепетали. Затем они поднялись, серые глаза расфокусировались, кровь из ноздрей запеклась на усах.
— Датгар, — прошептал он, и Базел осел на пятки, каждый мускул был напряжен, наполнен радостным, удивительным изнеможением от того, что ему позволили быть носителем жизни, а не смерти.
Что-то фыркнуло рядом с ним, и он посмотрел вниз, затем улыбнулся, когда уши Датгара шевельнулись, навострившись. Градани поднял глаза, увидел ту же радостную усталость в глазах Уолшарно и позволил руке, которой Уолшарно не касался, лечь на шею Датгара.
— Ну вот, теперь, — сказал он скакуну. — Не делай ничего поспешного. У нас с Томанаком было достаточно работы, чтобы собрать его обратно, так что просто подожди немного. Давай не будем снова ломать его, слезая с него!
Глава девятая
Что ж, это разочаровывает, и во многих отношениях, мрачно подумал мастер Варнейтус, глядя в свой грамерхейн, как огромный, окровавленный гнедой скакун очень, очень осторожно откатился от Теллиана Боумастера.
Коню потребовалось три попытки, чтобы подняться на ноги, и еще двое скакунов подошли с обеих сторон, подпирая его плечами, чтобы помочь ему удержаться на месте. Было очевидно, что ему нужна помощь, но он упрямо стоял там, отказываясь двигаться, пока Теллиану тоже не помогли подняться на ноги. Барон был бледен, явно дрожал не меньше, чем его конь, и так же пропитан кровью, но он оперся на руку Базела Бахнаксона и потянулся, чтобы погладить коня по ушам.
Датгар опустил голову, мягко уткнувшись носом в плечо своего всадника, и Теллиан обвил обеими руками его шею, прижимаясь к нему. Все это было очень трогательно, подумал Варнейтус с кислым выражением лица, но было бы гораздо приятнее, если бы по крайней мере один из них безутешно стоял над мертвым телом другого.
И мы были так близки к тому, чтобы заполучить их обоих, что это действительно выводит меня из себя. Он покачал головой. Я бы почти предпочел полностью пропустить их, чем подойти так близко и потерпеть неудачу! Черт возьми, я думал, что Салган был лучше этого!
На самом деле он был несправедлив, и он знал это. Ему тоже было все равно. Он откинулся назад, скрестив руки на груди, сердито глядя на грамерхейн, когда Базел оставил Теллиана Датгару, а сам присоединился к Вейжону, ухаживающему за другими ранеными. Без Салгана убийцы Артнара Файроура никогда бы не подошли так близко к успеху, как сейчас, и он знал это. Если уж на то пошло, он действительно не ожидал, что он и брат-пес смогут уговорить военачальника речных разбойников даже на попытку! Тем не менее, это стоило предложить и ему, и Кассану, и, без сомнения, значительный мешок золота, который перешел из Саут-Райдинга в Крелик, имел немалое отношение к тому факту, что Артнар был готов рискнуть.
Ну, это и тот факт, что он смог нанять своих убийц так, что они даже не поняли, кто на самом деле им платит.
Это было ловко с его стороны, неохотно признал Варнейтус. И он подумал об этой части даже без какой-либо подсказки со стороны Салгана. Конечно, Кассан может не думать, что это было так уж умно, как только Базел приступит к допросу своих пленников.
Волшебник представил Салгана Файроуру как отступника сотойи, достаточно хорошо знакомого с передвижениями и привычками Теллиана, чтобы предоставить инсайдерскую информацию, которая могла бы сделать возможным успешное убийство. Как он и надеялся, это вдохновило Артнара использовать Салгана для организации самой попытки, но он не ожидал такого поворота, который придумал Артнар. Сам Артнар сохранил свою анонимность в качестве их конечного работодателя, поскольку это показалось бы любому допрашивающему крайне подозрительным в том, к сожалению, вероятном случае, если бы кто-либо из убийц был взят живым, если бы конечный казначей убийц не скрыл свою личность. Но он проинструктировал Салгана подчеркнуть свой сотойский акцент, когда тот их вербовал... и небрежно "упомянуть" тот факт, что он был на службе у неизвестного сотойского дворянина. Конечно, Салган никогда на самом деле не говорил, что работает на Кассана или Йерагора, но, предполагая, что Теллиан проследил за тем, что могли рассказать ему выжившие потенциальные убийцы, не было большого вопроса, кого он собирался в конечном итоге обвинить в этом. И Кассан едва ли мог утверждать, что это был Файроур, а не он, не столкнувшись с неловким вопросом о том, откуда он узнал, что это было Файроур.
Не слишком убого, признал Варнейтус. Получите от кого-то деньги за то, чтобы стать его наемным убийцей, от которого невозможно отказаться, а затем избегайте навлекать подозрения на себя, устроив все так, чтобы человек, который заплатил вам, был тем, кого люди, скорее всего, заподозрят! Я думаю, что мне, возможно, придется пересмотреть свою оценку возможностей Артнара в сторону повышения. И как бы я ни был зол, я также должен признать, что он был ближе к тому, чтобы заполучить Теллиана, чем кто-либо другой! Конечно, во многом это было связано с Салганом. Жаль, что его не будет рядом, чтобы предпринять какие-либо другие попытки. Он покачал головой. Я начинаю понимать, почему братья-псы так неохотно идут за Базелом, учитывая, насколько фатальными до сих пор были их неудачи. Кто бы мог подумать, что даже Базел может метнуть кинжал так далеко и так точно свободной рукой? Но, черт возьми, я действительно думал, что на этот раз у него все получится!
Правда заключалась в том, подумал волшебник, нетерпеливо взмахнув грамерхейном, что если бы не присутствие не просто одного, а не менее трех защитников Томанака, Теллиан или Датгар определенно были бы мертвы. И если бы кто-нибудь из людей Салгана сумел всадить стрелу или две в Базела, или Вейжона, или даже, Фробус, в проклятого скакуна Базела! — Варнейтус посчитал бы операцию ошеломляющим успехом, несмотря на впечатляющую кончину брата-пса.
Но они этого не сделали, и было не так, что превратило попытку в столь же оглушительный провал. Хотя, теперь, когда он подумал об этом, усиление подозрений Теллиана в отношении Кассана, вероятно, само по себе имело бы смысл. В конце концов, дело было не в том, что Боги Тьмы на самом деле нуждались в Кассане, чтобы победить; он был нужен им только для того, чтобы разрушить сплоченность королевства, пытаясь победить. На самом деле, их даже больше устроило бы, если бы все королевство превратилось во что-то вроде того бесконечного кровопролития в Ференмоссе. Двадцать или тридцать лет гражданской войны, предпочтительно с достаточным отвлечением внимания, чтобы разрушить эксперимент князя Бахнака по объединению градани, были бы почти идеальными с точки зрения его госпожи.
Что ж, поскольку ты никогда не ожидал, что они преуспеют, по крайней мере, тот факт, что они этого не сделали, не нарушил ни одного из твоих собственных планов, сказал он себе так философски, как только мог. И тебе, вероятно, следует убедиться, что Кассан узнает об этом, как только ты сможешь это сделать, не вызывая никаких подозрений о том, как ты так быстро узнал о неудаче Артнара. Не то чтобы небольшая задержка не могла быть полезной. Он неприятно улыбнулся. В конце концов, это даст тебе больше времени, чтобы решить, как именно ты хочешь сообщить Кассану о... неверном направлении Артнара. Никогда не помешает добавить немного соли на рану, когда дело доходит до посева раздора, не так ли?
