И он не ошибся.
В кабинете, кроме Посредника находился Стратег Загот и еще один человек. Взглянув на него, Сферат вздрогнул. Было отчего. Во-первых, как только парень вошел, незнакомец уставился на него своими абсолютно черными глазами. Мало того что они сами по себе были жуткими, так еще и обжигали, словно сухой лед. Во-вторых, выглядел этот человек... ужасно. Его обнаженное по пояс тело покрывали многочисленные раны. Это были как старые рубцы, так и новые порезы, синяки и ссадины. Не было никакого сомнения в том, что его били. Долго. Со знанием дела. Били СВОИ, а значит, так было нужно.
— Ну, что скажешь?— спросил Масхарт, внимательно наблюдавший за реакцией Алхимика.
— Не знаю,— прошамкал тот разбитыми губами.— Он слишком слаб, чтобы с его помощью совершить Переход.
Говорил он странно, как заведенная кукла.
Посредник повернул голову в сторону Сферата. Глаз за светонепроницаемым забралом не видать, но парень не сомневался в том, что Масхарт смотрит именно на него. Он чувствовал это.
— Напомни мне, сколько вас было?
Сферат растерялся: он понятия не имел о том, что имеет в виду Старший Брат.
— Ина старх годур,— произнес Масхарт, и в голове Сферата будто переключатель щелкнул.
— Нас было девять человек. Трое погибли на моих глазах, что стало с остальными, я не знаю,— отчеканил парень, даже не понимая, о чем речь. При этом его голос, вернее, стиль речи, стал похож на таковой пленного.
— То есть, еще пять человек могут слоняться по Зоне,— пробормотал Масхарт.
— Шансы на то, что они живы, минимальны,— подал голос Стратег.
— Один из них попал к нам в руки,— присоединился к разговору Алхимик.— Харон не сразу понял, кто он. Он прошел все стадии Изменения и был утилизирован.
— Вы сами убили Проводника?— зашипел Масхарт.
— Харон ошибся дважды. Он выжил, и его подобрал Док.
— Док...— в голосе Масхарта было столько яду, что его хватило бы на то, чтобы отравить крупный мегаполис.— Договориться с ним будет даже труднее, чем с Хароном.
Посредник прошелся по кабинету.
— Сколько Проводников тебе потребуется, чтобы открыть Проход?— спросил он Алхимика.
— Мне нужны еще двое, если они такие же, как этот. Но чем больше, тем лучше.
И снова Масхарт вышагивал по кабинету, размышляя.
— Отправь группу Братьев к Доку,— обратился он к Стратегу.
— Вряд ли он согласится отдать мальчишку,— дерзнул ответить тот.
— Пошли лучших! Время переговоров прошло.
— Я понял,— кивнул Стратег.
— Что касается остальных...
— Мы найдем их, если они живы,— с готовностью ответил Стратег.
— Действуй!
Масхарт наткнулся взглядом на неофита, о котором совсем забыл:
— Ина старх гвина.
Снова в голове Сферата снова что-то щелкнуло. Он встряхнул головой, не совсем понимая, где находится, и как он здесь оказался.
— Ступай, Брат, продолжай свою работу! Очень скоро ты станешь Посвященным...
Сферат вышел из кабинета в смешанных чувствах. С одной стороны, он не мог понять, что только что произошло. Чистил себе картошку — щелк! — и он стоит перед Посредником. Чудеса да и только! С другой же, он был безумно рад: не важно, что сейчас произошло, но оно еще на один Шаг приблизило его к заветной мечте.
Нужно будет обязательно похвастаться Дайке. Если так и дальше пойдет, то Сферат станет Посвященным даже раньше, чем его приятель.
Когда за ним закрылась дверь, Масхарт добавил:
— ...если останешься жив...
* * *
— Остался один бой. Потом я смогу уйти? Мы ведь договаривались.
Сереге хотелось, чтобы его голос звучал уверенно, но получалось не очень. Он вообще не любил, когда ему отказывали. А сейчас ситуация была очень щекотливая.
— Конечно, договаривались! Гоги сказал — Гоги сделал, да? Только ты подумай хорошо, куда ты пойдешь? Зачем?
— На Большую Землю.
— Что тебе там делать? Кто ты там? Кто тебя там знает? А здесь... Ты посмотри на этих людей! Они тебя любят... Я имею в виду, в хорошем смысле слова. Ты же здесь звездой стал. Они тебя уважают. Я тебя уважаю. Ты для меня как брат стал, биджо. Оставайся! Заключим новый договор, роспись, подпись, все такое. Будешь как сыр в масле, такой же довольный. Мамой клянусь!
— Я тебе очень благодарен, Гоги, ты мне жизнь спас — никогда этого не забуду, но... Еще один бой, и мы с корешем уходим. Договор есть договор.
Серега вздохнул с облегчением — сомневался, что сможет произнести это. Смог. Теперь слово за Гоги. Если откажет... Не хотелось Серому обижать грузина. Он на самом деле был ему многим обязан. Жизнью, например.
— Э-э,— рассерженно взмахнул рукой Гоги.— Договор... Ладно, выиграешь последний бой — иди на все стороны.
Сергей даже рот открыл, чтобы спросить: "А если проиграю?", но передумал:
— Обязательно выиграю...
Из четырех боев, проведенных на арене, только один получился легким и скоротечным. Противник, можно сказать, сам наткнулся на кулак и поплыл — дальше уже было дело техники. В двух других пришлось попотеть. Как результат: один нокаут и еще победа по очкам. Хорошо, что никого не пришлось убивать. Сереге тоже доставалось каждый раз, но Гоги мог даже мертвого поставить на ноги. И если вечером Серый светился фонарями, то уже к утру синяки рассасывались и становились блеклыми. При этом никакого допинга — это проверялось перед каждым боем, — все по чесноку.
Каждый раз Уфимцев выходил на арену в мандраже, однако сегодня его колотило особенно. Последняя гастроль. А завтра поутру он соберет свои манатки, и они вместе с Кузей направятся на юг, на Большую Землю.
Он и сам кое-что слышал, да и Сапог рассказывал о том, что мир за пределами Зоны не похож на тот, который они знали прежде. И Россия не Россия, и Москва не Москва. Вот и хотелось увидеть все это своими глазами. А что еще делать? Сидеть безвылазно на Нейтралке? Биться до тех пор, пока кто-нибудь кости не переломает? А что потом? А сама Зона пугала Сергея. Одно дело побегать по ней с автоматом в компьютерной игре. Совсем другое — реальная жизнь. Ему до сих пор снилось, как он стоит посреди поля аномалий и не может даже пошевелиться. Всякий раз просыпался в холодном поту.
Нет уж, хватит. Это, может, безбашенному Саньке Глушакову нравится шляться по Зоне. Или тому же Максу. Вон как поднялись: оружие, прикид, все дела. Им это в прикол. А Сереге в тягость. Да и Кузе тоже. Натерпелся пацан, только и думает о том, как слинять с Зоны.
Куда?
Не важно, лишь бы подальше.
Сам же Серега собирался податься в Москву. Как она там, златоглавая, без него? Пройтись по улочкам, заглянуть по знакомому адресу. Как знать, может и в этом мире живет такой же Серега Уфимцев? Было бы здорово взглянуть на себя со стороны, поговорить за жизнь.
Все, решено, последний бой — и в Москву...
— Уважаемые господа и отсутствующие здесь дамы!— Приветствие Миниган начал традиционно. А вот то, что он притащил с собой Серегу без обычных прелюдий, было в новь. Как, впрочем, и число зрителей, пришедших посмотреть на сегодняшний бой. Обычно столько народу собирается по пятницам, когда на арене происходят самые зрелищные поединки. Ни вчера, ни позавчера не было и трети той толпы, которая сегодня заполнила трибуны. Не хотелось льстить самому себе, но Уфимцев предполагал, что это непроста.— Это Каштан, многие из вас его знают, многие успели полюбить. И есть за что. Каштан — талантливый парень, природа не обделила его ни силой, ни мастерством. Он мог бы сделать головокружительную карьеру на арене, но... Каштан решил нас покинуть...
Трибуны зашумели разочарованием, негодованием, презрением. Серега, который, не мудрствуя лукаво, взял для боев свой позывной в игре, заскрипел зубами, чувствуя себя предателем. Зародилось и тут же исчезло желание остаться.
— Это его право,— попытался успокоить публику Миниган.— У нас никого не держат насильно. Напротив, к нам рвутся многие, но не каждый достоин выступать на арене... Жаль, очень жаль...— Миниган обернулся к Сергею.— Ты ведь не раскрыл весь свой потенциал. А мы не увидели все, на что ты способен. И главное, мы не увидели самый важный, самый интригующий поединок. А посему... Господа и отсутствующие здесь дамы, сегодня на арене неповторимый Ал-л-ба-а-нец!!!
Уфимцев вздрогнул. Вот уж с кем бы ему не хотелось встречаться в поединке! В прошлый раз бог миловал — оба были не в состоянии. А сегодня...
С другой стороны, какая разница? Бой ведь не до смерти. А получать по морде Сереге не привыкать. Разом больше, разом меньше... Зато потом — свобода!
— Согласно условиям договора тебе нужно победить в пяти боях. Каждое поражение увеличивает срок договора на пять новых боев...
Серега уставился на Минигана так, что челюсть упала на грудь.
— Не было такого,— промямлил он и посмотрел на Гоги, стоявшего у служебного входа. Тот виновато развел руками, мол, было, Сережа, было. А сам усмехался так же ехидно, как и хозяин арены.— Я не буду с ним драться!
Публика уже предвкушала незабываемое зрелище и бесновалась во все легкие. Тем более что в служебном проходе появился сам Албанец. Поэтому никто не услышал его последних слов. Никто, кроме Минигана:
— Будешь!— прошипел тот.— Или я поставлю против тебя Упыря, и с арены тебя вынесут по частям.
Серега судорожно сглотнул. Недавно он краем уха слышал, что есть у Минигана такое чудовище, для особо кровожадной публики. По сути, оно и было чемпионом арены, так как одолеть его не удавалось никому.
Так что выбор у Сереги был невелик, и он развернулся к приближавшемуся Албанцу.
Чемпион был хмур и сосредоточен. Такое впечатление, будто его оторвали от важных дел, к которым он собирался вернуться, быстро покончив с возникшим недоразумением. Он был чуть ниже Уфимцева и уже в плечах, но глаза говорили о том, что этот человек, в отличие от Сергея, готов был убивать.
Скользнув взглядом по трибунам, Сергей нашел Сапожкова. Тот тоже был напряжен, как будто сомневался в победе своего товарища.
Серега и сам в этом не был уверен.
Миниган вытащил револьвер и выстрелил в потолок, призывая почтенную публику к тишине.
— Объявляю бой за звание чемпиона арены!— произнес он торжественно.— Молодость против опыта. Свобода против честолюбия. Каштан против Албанца. И да поможет вам Зона!
Миниган отступил назад и, развернувшись, направился к служебному входу, а Албанец тут же бросился на Уфимцева, нанеся мощный боковой. Серега отклонился назад, отступил на шаг, поднырнул под следующий удар, толкнул противника в грудь пальцами. Он все еще пребывал в растерянности, ему нужно было время, чтобы прийти в себя, но Албанец не стоял на месте, порхал по арене, как бабочка и жалил, как пчела. Сначала Серега пропустил удар по печени. Хорошо еще, что кулак Албанца скользнул по локтю, и удар получился смазанный. Потом прилетело в плечо, хотя противник метил в голову — Серега увернулся. И снова боковой, на этот раз по почкам.
Когда они сошлись в клинче, Уфимцев прохрипел:
— Я не могу проиграть.
Зачем сказал? На что надеялся?
— Тогда дерись!— ответил ему Албанец, разрывая контакт и нанося короткий в челюсть.
То ли его слова подействовали, то ли встряска помогла, но Сергей как будто бы очнулся, и трибуны заревели, реагируя на его хлесткие удары. Он словно с цепи сорвался, бил часто, коротко, наседая на Албанца. А тот прикрывался руками, отступал и даже не пытался ответить, уйдя в глухую оборону. И при этом он загадочно усмехался.
Это был бой без правил. Здесь не было раундов и перерывов. Либо кто-то из противников укладывался в первые пару минут, либо побеждал тот, кто выносливее. Уфимцев предпочитал первый вариант, потому что при втором нужно было учитывать кучу нюансов, а главное, опыта затяжных боев у него не было. Но ему никак не удавалось пробить защиту Албанца, и он начал выдыхаться. При таком темпе его надолго не хватит, а противник хоть и получил пару чувствительных ударов, выглядел свежее. Поэтому, так и не достигнув своей цели, он отступил, восстанавливая дыхалку.
На этот раз Албанец не стал спешить. Слизнув с разбитой губы кровь, он оскалился еще шире.
— Я наблюдал за тобой!— крикнул он Сереге. Голос был ровный, без отдышки.— Знаешь, чего тебе не хватало? Злости!
— Я хочу уйти с Зоны!— ответил ему Уфимцев.
— Это твоя проблема,— и Албанец снова ринулся на противника.
Бой как будто бы только начался. Снова на Сергея посыпались удары, только на этот раз большая их часть достигала цели, словно до этого Албанец играл с ним, как кошка с мышкой. Уфимцев не стал замыкаться, пытался ответить, что-то получалось, что-то нет, но одно было ясно — Албанец ему не по зубам. Он был опытнее, сильнее, ловчее. А вот той самой злости у него не было и в помине. Может быть, потому что в ней не было необходимости — он попросту наслаждался боем, наслаждался своим превосходством.
И именно это взбесило Сергея — невозмутимость и даже какое-то пренебрежение противника. Зарычав, он нанес удар, пробил блок и угодил Албанцу в скулу. Голова дернулась, Албанец попятился назад, пытаясь устоять на ногах.
Публика неистовствовала, Миниган срывался на визг, комментируя бой. Давно на арене не было такого противостояния, такого темпа, такого накала, тем более, в будний день. И если вначале большинство закономерно ставило на Албанца, то теперь Серега смог пошатнуть их уверенность.
А что Албанец?
Он устоял. Зафиксировал стойку, снова улыбнулся и показал Сереге оттопыренный большой палец.
— А теперь лови!— крикнул он и, как ни в чем не бывало, пошел в атаку. Уфимцев приготовился к встрече, прикрывая руками голову, удачно встретил прямой, блокировал хук слева и...
...Албанец ударил коленом в неприкрытый бок.
Уфимцев был боксером, к тому же до сих пор бой проходил исключительно в верхнем ярусе, на этом его и подловил противник. Удар коленом не только ошеломил Серегу, но и сбил ему дыхание. Но Албанец на этом не остановился. Сначала он хлестко ударил ногой по голени. Тут же добавил изгибом стопы в бок и завершил серию круговым ударом с разворотом. Пятка прилетела Сереге в голову, и он сам не заметил, как оказался в горизонтальном положении, зарывшись носом в песок.
Удар вышел колоссальным по мощи. У Сереги кружилась голова, в ушах звенело, слабость сковывала тело. Рядом появился Миниган, склонился над ним, считая до десяти. К нему присоединился дружный хор зрителей. Уфимцев все же попытался подняться. Албанец стоял чуть в стороне. Серега посмотрел на него, а тот покачал головой, мол, не стоит. Но Серега не послушался, расставил трясущиеся руки, отжался, приподнимаясь, встал на колени. Албанец пожал плечами, приблизился, убирая в сторону Минигана, и коротким ударом ноги отправил Уфимцева в небытие...
— Договор есть договор! Ты проиграл, с тебя еще пять боев!— настаивал на своем Гоги. Он не кричал, не угрожал — он констатировал факт.
Серега сидел словно в прострации. Мог бы сказать, что не было такого. Да только он и сам не был в этом уверен. Когда они с Гоги договаривались о пяти боях, Уфимцев дышал через раз и ради облегчения своих страданий мог сказать, что угодно. Бумаг, подтверждающих правоту слов грузина, не существовало в природе. Договор был устный. И теперь он мог заявлять, что угодно. А Уфимцев мог сколько угодно доказывать противное, но кто ж ему поверит?
