Небо шамана. 2 часть

Под вечер Прохор принёс две основные новости. Первая — это, что кобылка здесь неподалёку и можно к ней дойти незаметно. Только он очень сомневается, что у меня что-нибудь получится. Очень она злая и своенравная, кусается и копытами бьёт вперёд и назад. Только Степана признаёт, даже седло не дала с себя снять, сейчас седло у неё на спине скособочилось и скоро на пузо съедет. Потом мы с Прохором устроили мену, он с удовольствием поменял алюминиевый немецкий закрывающийся бачок литра на два, который был у него в схроне припрятан, на котелок и крынку. Хитрость в том, что немцам може сильно не понравиться, что у кого-то явно трофейный немецкий предмет, а вот котелок советский, ну, а крынка — просто до кучи, нам она всё равно никак не пригодится. Но главное нам достались две ложки. Пехота, говорят, свои носит с собой, а вот у нас ложки никто не носит. Только есть без ложек, ну очень неудобно. Кто мог предположить, что мы окажемся в такой вот ситуации. На память подарил Прохору свой выправленный складной ножик, правка с месяц продержится, а нам эта мелочь никаким боком не нужна, если есть достаточно большой нож. У меня финка "Мордатого" осталась, которую у Прохора опознать могут. В лощинке в том конце, где была лёжка Прохора оказался небольшой ключ, он почти сразу впитывается в песок и если не знаешь, то в кустах его никак не найдёшь. То есть ночью вода от нас была всего в километре и бегать кругами бы не пришлось.

К лощине, где пасётся Шельма, такое вот имя у кобылы, меня провожал Прохор. Как понимаю, ему было ужасно любопытно посмотреть, что у меня получится, и он был уверен в моём фиаско, судя по скепсису в его тоне, но старался этого не показывать. Мальчишка выросший среди лошадей о них знает очень много, этого не отнять, вот только для нас лошади имеют совсем другой статус и относимся мы к ним иначе. А ещё не нужно забывать, что мы, по сути, хищники, а хищник должен уметь не вызывать у жертвы панику и ужас, а скорее наоборот, иначе как подобраться к добыче? Голодным помрёшь. Надеюсь, что мои уловки должны сработать, многое другое из прошлого мира ведь сработало.

В темноте здоровая ухоженная шкура кобылы чуть блестела, и она выглядела не гнедой, а в лунном свете с каким-то волшебным золотистым отливом. Лошади плохо видят в темноте, и подпускать к себе чужака не станут, но и тут есть хитрость, что рядом без тревоги может быть только свой. Я разулся и против ветра пошёл к молоденькой кобылке лет четырёх-пяти. Через полчаса, приговаривая, что она совсем даже не Шельма, а самая замечательная на свете девочка, я её обошёл и вначале хотел поправить, но вместо этого совсем снял седло и потник, чтобы у неё спина отдохнула немного. Про седло я уже думал его оставить или отдать Прохору, но он отказался. Потом днём разглядел, что седло слишком приметное, не местной казачьей выделки, а высокое с узорной спинкой наверно из Туркестана. То есть Прохору оно пользы не принесёт, а если бросить, его обязательно найдут, то это будет только хуже. Тем более, что для Цыганова с седлом гораздо удобнее будет.

Закинул седло на плечо и пошёл надевать сапоги. Фыркнувшая кобыла потопала следом не переставая тыкаться мне в плечо, а Прохор, даже в темноте было видно, остолбенел с круглыми глазами.

— Что, Прохор, не видел цыганские ухватки? Так весь табун уведу, и ни одна голос не подаст... — Соврал я, здесь цыгане были известными конокрадами, вот и пусть на цыган лучше думает, чем фантазировать начнёт. Всё непонятное должно иметь как можно более понятное объяснение. Цыганов на стоянке ждал нас и волновался. Я днём его колено ещё немного Силой напитал, думаю, ему завтра можно будет попробовать наступать осторожно, и он уже сможет верхом ехать. Шагом конечно, ведь нога в сторону прямая торчать будет, но это тоже не мало, всё не на себе тащить. Прикинули, как подвесную систему на седле сбоку закрепить, чтобы Васильевич не соскользнул с седла. Перед прощанием вспомнил про парашют, отдали обе части мальчишке, объяснив, чтобы не показывал шёлк раньше времени. Его матери с сёстрами точно пригодится. Попрощались с мальчишкой, и мы поехали...

Я не сказал про вторую новость, которую принёс Прохор, про то, что всю округу обложили постами и патрулями километров на тридцать во все стороны, но вот основной упор всё равно сделан на север, а на запад проскользнуть можно, особенно если немного забрать на юг. С конём нам фантастически повезло. Ведь даже если встретим кого-нибудь, то все ждут пеших и прячущихся, а бодренько шагом и небыстрой рысью, ездят только свои по делу. Ведь таким беглецам, как мы взять коня неоткуда, а про любую кражу их бы известили. Наша кобылка выпала из этой логики потому, что считается недоступной и непокорной, то есть мы ею воспользоваться не можем. Да и местные про неё не распространялись, наверно тешились надеждой её как-нибудь позже себе прибрать. Оказалось, что у Шельмы очень мягкая почти без тряски небыстрая рысь. Так мы и ехали, вернее Васильевич ехал перекинутый через седло и очень этим недовольный, а я бежал рядом. Не передать, насколько такой способ движения мне нравится больше, чем со мной в качестве носильщика. Почему мы не усадили Цыганова в седло, как он хотел и настаивал? При той хлипкой из прутьев шине при обычной посадке колено окажется на излом, и с тряской начинающие заживать связки порвёт снова, то есть нога должна быть совершенно прямой, вот пришлось комэску вьюк изображать, завтра уже можно попробовать в седло сесть...

За ночь мы отрысили больше двадцати километров. Не советуясь с комэском, я повернул на юго-запад. Если попадались степные стёжки-дорожки подходящего направления, мы пользовались ими. По той же логике, прячущиеся беглецы дорог должны шарахаться, поэтому и патрули старательно прочёсывают бездорожье. Для сильной породистой кобылы ночь лёгкой комфортной рысью — совсем не изнуряющая нагрузка даже с грузом. Тем более, что раз в час я минут на двадцать переходил с ней на шаг. Конечно, для полноценных нагрузок коня следует кормить калорийным овсом или ячменём, а не увявшей осенней травой. Но жизнь не обещала для всех быть сказочной и изобильной. Ближе к рассвету Шельма начала беспокоиться и потянула вперёд. Спорить с инстинктами животного глупо, и конь не подвёл, выведя нас на высохшее с грязью посредине русло небольшой речки. И хоть речка за лето высохла, но по руслу ещё оставались лужи, а главное, Шельма потянулась к стекающему по склону ручейку, что даже пришлось шлёпнуть ладонью ей по носу. На что она обиженно фыркнула, но видимо не первый раз ей после езды не дали сразу воды, поэтому отвернулась, мгновенно потеряв всякий интерес к ручью. Провёл нашу группу немного дальше и нашёл глубокий заросший овраг с проходом по дну, ну, просто праздник какой-то. Сгрузил измотанного дорогой Цыганова на землю и стал вываживать по кругу кобылку, которая совсем не вымоталась, а даже пыталась со мной поиграть, толкаясь и всхрапывая. А я думал, что если бы мы сегодня ехали с жеребцом, то за ночь он бы заржал раз пять не меньше. Хотя и Шельма разик чуть не подала голос в ответ на чужое ржание, но я вовремя прищепнул ей ноздрю и прихватил за ухо. Девочки вообще гораздо умнее и лучше сходятся с человеком или орком, чем жеребцы.

Наконец, без седла и уздечки остывшую от бега кобылку отпустил пить и пастись, чтобы посветлу загнать в овраг, где ей на весь день хватит зелени. Сами с Цыгановым перебрались в заросли ивы и вербы, которыми зарос овраг. Здесь речка за годы успела себе целую долинку под русло промыть, и здесь очень комфортно укрываться. Напились воды, и пока не устроились на днёвку, поставил на ноги командира, чтобы проверить, как поведёт себя его нога. Лубок снимать рано, а вот завтра ехать сможет уже сидя в седле и может попробовать, не вставая на ногу сегодня начать осторожно покачивать стопой. Свои познания в лечении опять свалил на бывшего в нашем детдоме азиата, который борьбе научил, а заодно и таким вот лечебным штукам, ведь травмы у бойцов часто бывают, вот и нужно уметь оказывать помощь. История прошла, а вот то, что я свернул и сейчас мы даже дальше от наших, чем были вначале его рассердило не на шутку. Видимо заело, что его не известили, чуть вдрызг не разругались. Но сумел ему объяснить, что последние сведения получил от Прохора уже перед самым выездом, а обсуждать маршрут при ребёнке, который может выдать его случайно или осознанно не самое умное занятие. Поэтому при нём специально говорил, что едем к Дону на север, что Цыганов принял за истину и от этого так сердился. Хотя, думаю, что вспышка — больше результат его усталости. Протрястись целую ночь перекинутым через седло — не самое приятное в жизни.

Доели скудные пищевые припасы, которыми ещё и с Прохором поделились на прошлой стоянке. Уже рассвело, решил не загонять кобылку в овраг, у реки её издалека не видно, а вблизи может никто и не поедет и чужим она не дастся. В принципе рассёдланная пасущаяся лошадь не должна к себе особо внимание привлекать. Тихо прошёлся вверх по оврагу к небольшой рощице у его начала. Удалось добыть двух зайцев, один совсем молодой и мелкий, а вот второй к зиме уже начал отъедаться. Знал бы, что дальше этого здоровяка встречу, молодого бы не тронул. Когда вернулся с уже ободранными тушками, Цыганов снова сделал фокус с очень круглыми выступающими глазами, хотя кушать хотелось обоим.

Запалённый бездымный костерок скоро не только кипятил нам воду в бидоне, где я хотел сделать суп, но и жарил куски скворчащего мяса на ивовых прутиках. Без хлеба, но зато посоленная зайчатина и суп пошли отлично, а спать, подложив под голову седло, оказалось вообще восхитительно. В обед зайцев доели, и я понял, что очень сильно недооценил наши аппетиты. И перед сменой дежурств обсудили, куда нам податься дальше. Сейчас мы отошли от места посадки километров на тридцать, а высохшее русло — скорее всего речка Нагольная. До Дона на севере так и осталось больше семидесяти километров, вот только там точно все подходы перекрыты. А ведь там ещё и войска стоят со своей системой охранения. Там пробираться нужно очень медленно и аккуратно — ползком и перебежками, а это не с ногой комэска. Решили, что главное сейчас выйти из зоны поисков, чтобы дальше уже на свободе решать...

За следующую ночь всё было даже легче. Через пару часов перешли вброд маленькую речку, а к утру, забирая севернее, вышли на берег Ольховой, где встали на днёвку. По пути в двух местах попали на места боёв, как я предположил, близко не полезли, но волна трупного запаха разлагающихся с лета трупов чуть не вывернула желудки. Видимо ни немцы. Ни местные захоронениями здесь не озаботились или похоронили очень поверхностно. Не стал говорить Цыганову, что это вполне могут быть не погибшие бойцы, а мирные жители, не угодившие чем-либо новым хозяевам. Настроение было похоронное, а вот зайца я на ходу добыл, косой даже не понял ничего, когда его между ушей щёлкнул бич. Ещё был подросший за лето выводок степных куропаток, этих оказалось три штуки. Если побегать, то может ещё бы удалось добыть, но не стал тратить на это время, они просто в темноте лететь не рискнули, вот я их и достал, а вот услышать их шебуршение в траве довольно трудно. Цыганов уже не удивлялся, только похихикал, когда мы готовили на костерке, что он сейчас как генералы у Салтыкова-Щедрина.

* * *

Здесь на берегу речки нам пришлось задуматься. Теперь выйдя на север, мы окажемся уже в полосе действий Воронежского фронта и там нет Дона, который нужно преодолевать, но мощный фронт с двух сторон. Честно сказать, уверенности в том, что я смогу обеспечить нам обоим незаметное преодоление насыщенной войсками фронтовой полосы, у меня не было. Сам бы я прокрался, скорее всего, а вот с комэском сразу возникает очень много сложностей. И что делать дальше в голову не идёт. Вообще, мы чаще всего прилетаем на те участки фронта, где идут активные боевые действия, то есть в моём понимании фронт — это стреляющая со всех сторон полоса. При этом я понимаю, что такое происходит не постоянно, но вот как там, когда активных действий нет, я не знаю. Не думаю, что у Цыганова есть такие знания, всё-таки мы — небесные птички и слишком оторваны от пехоты... За эту ночь мы как-то очень резко рванули и сейчас понимали, что в таком темпе следующую ночь Шельма может не выдержать, надо сбавить темп. Но из зоны поисков мы, скорее всего, вырвались, потому, что за ночь встретили только один патруль вначале, с которым благополучно разминулись. Вообще, так уверенно в темноте могут ездить только местные и то не всякие, ведь переломать ноги лошади в темноте очень легко, то есть мы с такой скачкой точно под категорию разыскиваемых не попадаем. А секрет в том, что я хорошо дорогу вижу и веду Шельму так, чтобы она ноги не повредила. Цыганов наверно уверен, что ведёт как раз кобыла, типа инстинкты, ну, и ладно...

Приготовленный из куропаток супчик настроил на благодушный лад. Я даже созрел до решения после отдыха раздеться и слазить в речку искупаться и проверить дно и глубину перед переправой. Чуть в стороне в небольшой лесок мы не полезли, посчитав, что здесь в низинке нам будет гораздо безопаснее. Ведь на месте беглецов лес выглядит гораздо более логично. С набитым желудком напрягаться и думать не хотелось совершенно. Судя по лицу, комэск был в таком же состоянии. Ситуация почти патовая, что делать и куда двигаться не понятно. Соль комэск рассыпал, как он после не сокрушался, но соли нам осталось только доесть сегодняшнего зайца. Сколько мы ещё на подножном корме продержимся? Не смертельно, но тоже один из факторов, влияющих на нашу ситуацию...

Вариантов на самом деле не слишком много. Идти дальше на запад и искать партизан, которые смогут вызвать самолёт или как-то иначе переправить нас через линию фронта. Даже мельком не возникло мыслей о том, что мы с ними останемся партизанить. Вот только с какого перепуга нас партизаны должны встретить с распростёртыми объятиями, ведь фактически сбитые у самой линии фронта мы оказались в глубоком немецком тылу. Объяснить можно, а вы бы поверили? Другой вариант — пробиваться на север или восток через линию фронта. Месяц назад, когда тут ещё была каша из наших и немецких частей шанс проскочить дуриком ещё был. Теперь фронт с обеих сторон оформился и для того, чтобы сквозь него просочиться нужны знания и опыт полковой разведки, для которых это одно из отработанных действий, как для нас бомбометание из оборонительного круга. И никакая сверхскорость не поможет, если издали прилетит совсем небольшая пуля и прострелит что-нибудь очень дорогое моему организму. Форсировать действующий фронт — никакого желания, как я не крутил этот вариант, он мне казался изощрённой формой самоубийства, ведь в плен я сдаваться не буду. А главное, для чего я совершил посадку, чтобы вытащить комэска превратится в "фу-фу", и получится, что всё было зря. Вариант пробираться к Дону, где река служит разделением воюющих сторон более привлекателен, чем действующий и воюющий фронт с линиями окопов по обе стороны. Но вот добраться по голой степи туда мне кажется даже ночью невозможно. Раз уж там этот немецкий "пан офицер" развил такую бешеную активность, что выгнал в степь все силы вспомогательной полиции и награду объявил. Что имеем в остатке? Имеем вариант дойти до ближайшей комендатуры и сдаться, чтобы никто за нас награду обещанную не получил, так им гадам! Это я шучу, если кто не понял. По моему мнению ситуация тупиковая и надо это осознать и выбрать где и как переть к фронту. Братиков "Авось" и "Небось" из русских сказок ещё никто не отменял, главное, чтобы эти сказочные братишки своего папу — "Накося-Выкуси" не позвали. Вообще, мне очень нравятся эти понятия, есть в них что-то сакральное, хотя местные этого даже не понимают, привыкли... Судя по насупленному лицу Цыганова, его мысли от моих не очень сильно отличаются...