В какой-то момент, отдыхая, прислонившись спиной к вековой сосне и вдыхая аромат прелой хвои, закрыл глаза... и на меня накатило. Мир раздвинулся скачком и хлопком наподобие прыжка с парашютом. Очень похоже. Я видел. Я видел все — и поляну перед собой и то, что за спиной и в кустах. Но длилось наваждение всего лишь миг.
Ноги стали ватными и я присел на корточки. А в памяти занозой осталось видение яркого пятна. Рядом. На другой стороне неглубокого оврага, за кустами. Заинтригованный привязал коня и несколько раз глубоко вздохнул успокаиваясь. Натянул кольчугу, проверил клинки и стал спускаться по косогору. Бегом преодолел пологий склон, поднялся по противоположной стороне и, проломившись через кусты, остановился на краю странной поляны с неестественно короткой травой, подобно покрытию на футбольном поле. Загадочное пятно, судя по всему, на другой стороне поляны, прямо напротив. Нужно только пройти несколько десятков шагов по траве очень похожей на искусственный газон. Я прислушался к внутреннему голосу. Голос молчал. Вынул меч, приготовился ко всему и сделал первый шаг...
Блин... К моим ногам, вращаясь как волчок, и веером разбрызгивая кровь, катилась отрубленная голова. В двух шагах от меня заваливалось на спину тело, где несколькими секундами раньше, эта голова находилась. Тело еще продолжало сжимать окровавленный меч, а напротив, стоял воин с секирой, который только что смахнул ему голову с плеч. Резко обострились все чувства и в ноздри ударил сладковатый запах крови.
На поляне шел бой. Воин с секирой увидел меня и не стал тратить время на удивление. Он сделал шаг в мою сторону, поднимая секиру для удара. На втором шаге у него из груди выскочил наконечник копья. Удар был бесчестный, в спину, но мастерский и страшной силы, если смог пробить кольчугу на спине и на груди. Причем, непросто кольчугу, а бахтерец. Но на беду секироносца, пластинки его панциря оказались из меди, а для такого сильного удара копьем — это не преграда.
Всего на поляне участвовало в схватке около сорока бойцов. Примерно столько же уже лежало на земле. Кое-кто из них был убит, но и тяжелораненых имелось в избытке. Первое впечатление от сражения — каждый сам за себя, один Бог за всех. Воины не просто рубились, они дрались, чуть ли не подвывая и с остервенением, в бешеном темпе, не признавая ни правил и не выказывая усталости.
Я остро почувствовал, что у меня очень мало времени. Назад дороги нет. И двинулся вперед, напрямую через центр побоища.
Копейщик, с которым я случайно пересекся взглядом, смотрел на меня с ненавистью. Он очень старался, но никак не мог выдернуть копье из спины убитого им воина. Когда я оказался в шаге от него, он потянул из ножен длинный кинжал. Коротким боковым ударом без замаха я отрубил ему кисть руки вместе с ножом и сделал кувырок через голову, проскочив за спинами двух сражающихся пар. Продолжая движение, вскочил, уклонился от удара копьем и... получил скользящий удар мечом. Кольчуга выдержала, но сердечко екнуло.
Не отвлекаясь на то, что за спиной, присел, пропуская над собой, с шелестом рассекающее воздух лезвие секиры, и сделал еще один кувырок через голову. Вскочив, оказался в центре поляны, в самой гуще боя.
Мыслей в голове никаких. Машинально отбив два удара мечом в голову, попытался уже отработанным приемом проскочить за спинами еще двух пар и... поймал сильный удар мечом в бок. Кольчуга опять спасла, а я озверел. Разрубил мечом кольчужный воротник воина перед собой и, не давая ему упасть, пнул ногой в спину. Воин пролетел головой вперед несколько шагов, сбив по пути двоих.
Я прыгнул вслед за ним. Перескочил через упавших бойцов, которые и на земле, схватились мертвой хваткой, пытаясь, искусать и искалечить друг друга. Изогнувшись коромыслом и подставив меч, с трудом отвел удар палицы. Следующим ударом отрубил руку с палицей и... схлопотав страшный удар между лопаток, кажется обухом топора, споткнулся об чей-то труп. Рыбкой пролетев метра четыре, со скрипом — мешал поврежденный ударом позвоночник, сгруппировался в воздухе. После чего перекатом вломился в кусты на противоположной стороне поляны. Туда, куда и было нужно...
...Я снова стоял в том же месте, прислоняясь спиной к сосне. Ощутимо болела спина и правый бок. В голове прояснилось и появилась первая мысль, — 'однако, побывал на боях без правил, не просочиться бы ненароком в канализацию...'. И вообще, чем-то это все напоминает кастинг... для настоящих мужчин. Крякнув от боли, отлепился от сосны и двинулся к своему коню, с непонятно откуда появившемся чувством хорошо выполненного дела или сданного экзамена.
На четвертый день вышел к реке. С бровки крутого обрыва, на плесе уложил двух молодых крохалей. Вечером с наслаждением съел обоих, хотя в нормальных условиях, вполне хватило бы и одного. Но утки оказались удивительно вкусными и жирными, а бульон наваристым и духовитым. Объеденье. Как потом выяснилось, речка была семужной, и вполне возможно, что крохали отъедались на красной икре.
Полдня шел по течению перекатами и плесами, благо река текла в нужном направлении. Редко когда глубина превышала полтора метра и я ни разу не замочил ног. Ближе к вечеру подстрелил линючего гуся. Когда разглядывал не очень презентабельную тушку птицы, неожиданно накатило — вдруг нестерпимо захотелось настоящей ушицы. Поэтому, плюнув на все, остановился на ночлег раньше обычного у понравившейся глубокой заводи. Ее создала, упав и частично перегородив течение реки, двухохватная сосна.
В сыром месте накопал два десятка крупных земляных червей. Достал из потайного кармашка куртки шелковую нитку и крючок. Собрал все снасти в удочку и пробрался по поваленной сосне к толстому сучку. Он торчал на водой почти на середине реки над самым глубоким местом заводи.
Это походило избиение младенцев... Стоило опустить снасть, с надетым на крючок пучком земляных червей, метра на два с половиной в глубину, как на крючке повисло, что-то живое, бойкое и тяжелое. Я начал вытягивать улов, не очень заботясь о том, чтобы рыба не сорвалась с крючка, догадываясь, что внизу уже выстроилась очередь из голодных парней, желающих познакомиться со мной и моим котелком. Главное не запутать леску и, памятуя об осторожности, я бережно складывал петли рядом на сучок.
Как оказалось, на крючке сидел темный, полосатый окунь-горбач, лапоть килограмма на полтора, с толстеньким розовым брюшком, как у молочного поросенка. Прихватив его за жабры и сняв с крючка, я баскетбольным крюком, переправил тушку на берег в густую траву, подальше от воды. Опять насадил пучок червей и, опуская леску, на той же глубине подсек еще одного 'поросеночка', килограмма на два. Похоже, что в стайку подобрались только гренадеры одного и того же веса и роста. Все повторилось стандартно, еще пять раз. А на хорошую двойную уху больше и не надо.
Переправив последнего полосатика в кусты, смотал снасть, спрятал в карман и по сосне вернулся на берег. Собрал и быстро очистил окуней. Выпотрошил, собирая в отдельные кучки на лопухи: нутряной жирок; перья и головы; филе и прочие части. Между делом, облепленного смородинными листьями и обмазанного глиной гуся закопал под костровище. Затем развел костер. Сложил перья, головы и прочее вторичное сырье окуней в котелок и повесил над костром. Проварил как надо, снял котелок и аккуратно выкинул из отвара все кости и малосъедобные части. Чуть добавил воды, сложил в котелок лучшие куски филе и нутряной жирок. В кипящую, почти готовую уху добавил немного дикого лука. По готовности, снял с костра котелок, зачерпнул деревянной ложкой, подул, пригубил и пошлепал губами. Губы клеились. Откат нормальный. Вкус ухи изумительный.
...И в один присест вычерпал весь котелок.
Отвалился от пустой посудины, как насосавшийся клещ, лишь, зачерпнув последнюю ложку со дна. С блаженным видом, глупо улыбаясь, прислонился к поваленной сосне. В животе приятная тяжесть, глаза слипаются и чувствуется легкая усталость. Как это говорится про меня, — работаю холодно, ем потею...
Рядом хрупает сочной травой стреноженный конь. Еле слышно журчит река, просачиваясь через сучья упавшей сосны. Изредка в заводи плеснет малек. На востоке появляются первые, самые яркие звезды. Потрескивают сучья в костре и с щелчком к ногам вылетает маленький красный уголек. Теплая и ласковая летняя ночь. Лепота.
Наукой точно установлено, что все удивительные явления и новые свойства организма, проявляются не тогда, когда человек тужится, пыжится и надувает щеки, а в момент полного расслабления и слияния его с окружающей природой. Стоит стать маленькой, незаметной частью Великого целого и черпай из бездны все, что хочешь...
Так и у меня, чувства обострились до такой степени, что начал ощущать мелких зверей в радиусе сотен метров и более крупных за километры. Очень смутно и далеко, почувствовал присутствие людей. Видимо, ближайшая деревня.
Смеха ради решил прицепиться к ушастому филину, который в этот момент пролетал на рекой. И у меня получилось! Я увидел мир глазами птицы. Странное и нереальное состояние. Бесшумный полет. На периферии зрения я сам облокотился о сосну рядом с прогорающим костром и мысли-ощущения филина, — 'новый странный объект в лесу, но объект не интересный, потому что не съедобный. Нужно успеть на ближайшую поляну до полной темноты, там хорошо, там много мышей'.
В реке с громким шлепком плеснула рыба. Я отвлекся и меня выкинуло из сознания птицы. В голове, как сахар в кипятке, таяло ощущение полета. Мелькнула мысль, а не становлюсь ли я шизофреником. Но уже наползала ватная пелена сна. Если будет нужно — завтра разберусь...
Но утром вчерашнее забылось и весь следующий день опять шел по течению реки, которая едва заметно стала менять направление, но пока это незначительно удлиняло путь. Скорость, с которой я проходил по руслу, заметно превышала движение по лесу, где тропы зверей, опушки и перелески редко совпадали с нужным направлением, а ломиться через бурелом, выходило себе дороже.
Ближе к вечеру глубина реки заметно возросла из-за того, что слева и справа в нее, почти одновременно, влились две речушки помельче.
Остановился на ночлег у глубокого плеса. Отнюдь не из спортивного интереса решил продолжить рыбалку. Уже привычно накопал несколько десятков крупных червей. Из своей рыбацкой снасти сделал донку. Насадил на крючок пучок выползков и закинул на самую глубину. Долго ждать не пришлось. Леска натянулась и я начал тянуть, что-то не очень большое, килограмма на три. Нужно сказать, что чувство, когда вытягиваешь рыбу просто из спортивного интереса и ощущение рывков на другом конце лески, когда тянешь добычу, которую ты должен съесть и тем самым продлить свое существование в этом мире, кардинально отличаются друг от друга. Первым не хватает остроты и яркости переживаний.
Но лес и река избаловали меня своей щедростью. Поэтому пока вытягивал, думал о том, что, если я поймал и вываживаю крупного леща или небольшого сома, то буду разочарован. Счастье мое будет неполным. Может кому-то и эта рыба покажется великой наградой, но нам, профессионалам и эстетам по натуре, требуется самое лучшее и мы умеем это лучшее получить. По мне, так мясо леща слишком костляво, а у сома отдает тиной. Одним словом — продукция второго сорта...
Но меня ждал праздник души и тела. На крючке сидела крупная стерлядь. В какой-то момент, я даже подумал, что вытягиваю мелкого осетра. Хотя откуда мелкому осетру взяться в реке?
Река опять не обманула и наградила по полной программе. А затем, в течение десяти минут я вытащил еще двух стерлядок. Каждая весом килограмма три-четыре. Для хорошего малосола, на одного, даже имея неограниченные запросы и луженый желудок, больше и не надо.
Две стерлядки из трех оказались икряными. Икры, конечно, мало, да и мелковата, но, круто посолив, съел я ее в охотку. Видимо, сказывались атавизмы прошлой жизни, где черная икра это очень дорогой продукт. А уж стерляжьей икры я в продаже вообще не встречал. Одну стерлядку приготовил в глине на медленном огне — получился некий аналог горячего копчения, а из двух приготовил настоящую русскую рыбацкую уху.
Малосол из стерляди получился первый сорт и засыпал я сыто улыбаясь, временами причмокивая губами, вспоминая аромат и вкус стерляжьей ухи. Утром, черпая ложкой прозрачный слегка желеобразный рыбный бульон и разминая зубами мягкие хрящики, я, несмотря на пасмурную погоду, воспринимал мир только в ярких красках.
Ближе к полудню река повернула под прямым углом в сторону от моего пути. Нужно снова возвращаться в лес и передвигаться по звериным тропам, полянам и опушкам. Перед тем, как оставить реку, решил в последний раз порыбачить. Для этого срубил легкое прямое древко и приспособил к нему в качестве наконечника метательный нож. Получилась неплохая острога. Вышел на перекат и через пять минут, на быстрине, пришпилил пятикилограммовую семгу. Вырезал кусочек у нее со спинки, посолил и с удовольствием съел. Во второй заход на перекате наколол на острогу ее трехкилограммового муженька. Спрятал до времени рыбу в мешок и плотно закусил гусятиной.
За время маленького привала отдохнул, подправил оселком заточку оружия, оседлал коня и... еще долго стоял на берегу Ласковой реки. Смотрел на широкий плес, проплывающие хлопья белой пены после переката, на осторожные всплески, от хватающего мошек хариуса, и решил для себя обязательно вернуться сюда как-нибудь на денек, другой. Есть места на белом свете, где отдыхаешь душой и телом. Это место из их числа. Вздохнул, вскочил в седло и направил коня вглубь леса по звериной тропе.
Вечером устроил себе еще один, последний, рыбный день, в несколько заходов полностью доев всю семгу. Прихлебывая наваристую семужную уху и временами цепляя из миски ложкой красную икру, думал, что 'все-таки лучше всего, слегка подсоленная семга. На второй или третий день засолки она готова к употреблению, тает во рту и ее можно намазывать на хлеб, как масло... Царский продукт'.
Существует мнение, что, когда какого-то продукта мало, и он достается с большим трудом, то стоимость его возрастает до небес. Например, если бы в старой жизни на Земле селедка ловилась не стаей, а поштучно, то она была бы дороже осетра. Ерунда, малосольная семга в любых количествах не потеряет свою высокую цену.
На восьмой день вел коня шагом в махровом лесу. Затем скакал рысью, переходящей в галоп, по опушкам, полянам и перелескам. Опять шагом по звериной тропе с небольшими остановками, преодолевая или обходя густые кусты и бурелом. Двигался практически без отдыха, стараясь наверстать упущенное время и заглушить легкое чувство вины. Остановки на отдых, охота и рыбалка от души, все-таки задерживали продвижение вперед. Но, по здравому размышлению, хорошая физическая форма, сбалансированное состояние души и тела, во многом перекрывают отрицательный момент, связанный с задержками. Силы во мне бурлили крутым кипятком и я вместе со своим верным конем на открытых местах летел вперед словно на крыльях.
На девятый день, после полудня, мою дорогу решила пересечь семейка кабанов. Мамаша и восемь светло-бурых, с яркими продольными полосами на спине и боках, молочных поросенка. Последний, самый неторопливый и упитанный, не успел нырнуть в кусты вслед за мамашей, пока я натягивал лук и доставал стрелу. Питание — основа жизни, а разнообразное и калорийное питание — основа хорошей жизни. Так почему я должен себе отказывать в том, что скрашивает мое существование и делает жизнь лучше?
