Призванный. Возможно, баллада

Ждем предводительницу.

После пяти минут хоровой поносной из тех же кустов появляется сгорбленная старуха с суковатой палкой и крючковатым носом. Ведьма — это, пожалуй, эвфемизм, карга — куда точнее.

— Цыц! — произносит старуха негромко, и шавки смолкают. — Зачем пожаловал?

— По делу, — коротко отвечаем мы.

Ее реплика не длиннее:

— Излагай.

— Кое с какими материалами краеведческого музея надо ознакомиться.

— Вот как, — удивляется она. — И с какими же именно?

— Фенологический дневник хочу полистать.

— Спохватились, выходит, — усмехается старуха. — Раньше надо было тревогу бить. А то гром не грянет, мужик не перематерится. Ты чьих, кстати, будешь?

— Ничьих, сам по себе.

— А откуда?

— Издалека.

— Ну-ка, дай посмотреть.

Старуха приближается и заглядывает в глаза. У нее самой они вовсе не выцветшие и не слезящиеся. Темные и глубокие. Чтобы оторваться по собственному желанию, потребовалось бы приложить усилие. Но мы и не пытаемся, выдерживаем, не моргнув. Как же определишь код допуска без сканирования сетчатки? Хорошо еще, изучение узоров на ладонях пропустили.

— Ладно, — говорит она через полминуты, — пойдем в дом.

В сопровождении шавочного эскорта следуем за ней через кусты, выбираемся на поляну с длинным бревенчатым домом и поднимаемся на открытую веранду. Шавки останавливаются у подножия крыльца.

Старуха кивает на пластиковый стул по другую сторону столика. Сама опускается боком на ближний, продолжая опираться на свою суковатую палку.

— Все подряд будешь читать?

— Мне нужно то, что касается охотничьего племени.

— А изменение климата и поведения животных в предшествующие годы к делу, по-твоему, не относится?

— А что с ними?

— Укорачивающееся лето и лопающиеся трубы зимой, исчезающие местные виды и забредающие в здешние края, к примеру, песцы. И все это под несмолкающие крики про наступающее потепление.

Глубокомысленно морщим лоб и выдвигаем нижнюю губу.

Глобальные проблемы не наш профиль, нам бы только одну частную разрешить. Тщательно выверенным ударом.

— Ладно, — вздыхает старуха, — видимо, время осознания еще не настало. Но слова мои запомни, пригодятся. А пока я буду номер тебе искать, сходи за сипушонком.

— Кто таков?

— Детеныш сипухи, понятно.

— А сама она из каких?

— Из совиных, если не вдаваться в тонкости. Лучше бы его, конечно, брать ночью, когда мамаша охотится, но в темноте ты дупла не найдешь, новолуние нынче.

— И в какой стороне дупло искать?

— Пойдешь по центральной дороге, как она закончится, входи в лес и смотри под ноги. Возле нужного дерева наткнешься на погадки.

— От слова гадать?

— От слова гадить, грамотей. Совы свою добычу целиком глотают. Чего не сумеют переварить, в основном кости и шерсть, назад отрыгивают. Высунувшись из дупла. Так что у корней обязательно эти комочки увидишь. Прежде чем взбираться, шумни, пусть мамаша заранее вылезет. Особо бросаться на тебя не должна, но все ж не мешкай. Бери одного, спускайся и уходи побыстрее. Долго гнаться она не станет, других птенцов не бросит.

— Ладно, только ты псиц своих придержи, в одиночку мне сподручнее.

Встаем и направляемся к выходу.

— Они и так не пойдут. А для сподручности мешок возьми, вон на балясине.

Забираем торбу, подвешенную на затянутой веревочке, спускаемся с крыльца и делаем всем ручкой.

За кустами сворачиваем влево. Дорога тут на стыках заросла чуть меньше, зато пощербленности на плитах заметнее. Метров через триста пересекаем поперечную, приметно такую же, но на треть поуже. Еще через триста — вторую. Далее они следуют регулярно. Между пятой и шестой к левой обочине примыкает широкая забетонированная площадка с тремя длинными ангарами. Затем дорога снова начинает походить на ущелье в нетронутом лесном массиве. Сквозь деревья видно, что с травой там не густо. В отличие от странных, вычурно-изогнутых грибов, растущих целыми выводками. Может, и лисички, правда, тем вроде полагается быть желтыми, а эти больше оранжевые.

Через три километра центральная дорога заканчивается, утыкаясь в последнюю поперечную, на которую выводят плавные повороты. За дальней обочиной небольшая полянка, а затем сплошной лес. Большую часть полянки занимает воронка с оплывшими краями. В центре ее зияет пятиметровый в диаметре провал. Отыскиваем высохший глиняный ком и бросаем в темноту. Ответного шума не дожидаемся, то ли ком по дороге развалился, то ли возвращающееся эхо успело затухнуть. Ладно, дела давно минувших дней — не нашего ума.

У корней первого же дерева на опушке обнаруживаем россыпь бурых катышков с торчащими косточками. Надо полагать, это и есть совиные погадки. А вон и дупло, метрах в шести от земли. Ветвей на стволе достаточно и расположены они удобно. Но без стука лезть в гости нам знающий человек не советовал. Поднимаем валяющийся поблизости сук и с размаху колотим по комлю. Правда, вместо тук-тук получается бум-бум, но, наверное, и так догадаются выглянуть. Действительно, сверху раздается шум и из дупла появляется рыжеватая в крапинку сова, усаживается на ветку и кричит: "Угу!" Однако не сказать, что приветливо. Ну, извини, подруга. Не злобы ради, а токмо волею пославшей нас ведьмы. Все претензии к ней. Символически поплевав на ладони, взбираемся наверх, вспугиваем пернатую хозяйку и засовываем руку по локоть в дупло, где нас кто-то нещадно царапает когтями, бьет крыльями и больно щиплет клювами. Нащупываем одного маленького негодяя и вытаскиваем наружу. Вполне себе сформировавшийся совеныш с выпученными желто-зелеными глазами. Запихиваем в заготовленную торбу, затягиваем веревочку и быстро спускаемся. Вопреки предсказаниям, мамаша следует за нами, перелетая с дерева на дерево и оглашая окрестности утвердительными криками. В смысле, наверное, что так не оставит.

Ведьма встречает нас на веранде с широкой жестяной миской.

— Посади и пугни, — говорит, протягивая ее.

Достаем, ухватив сверху, кое-как пристраиваем на указанное место и, вспомнив нашего друга-змееборца, кричим: "У!" Совеныш от неожиданности обгаживается.

— Можешь вытаскивать, — объявляет ведьма.

Заглянув в миску, удовлетворенно хмыкает и забирает ее.

— Читай здесь, — говорит она, кивая на стол с лежащей посредине папкой. — Там копия статьи, сам номер куда-то запропастился. А я пока своим делом займусь.

Спускается с крыльца и направляется к отдельно стоящему строению, увенчанному трубой с поднимающимся дымком, судя по всему, летней кухне.

— А этого куда девать? — вопрошаем вслед.

— Если летать научился, просто выпусти, — отвечает старуха на ходу.

— А если нет?

— Тогда тащи назад в дупло, — отмахивается она и притворяет за собой дверь.

— Угу! — откликаются с ближней кроны.

Подносим к краю веранды и разжимаем ладони. Не подведи, родимый, неохота лишних шесть километров туда-обратно переться. Совеныш радостно хлопает освобожденными крыльями и устремляется в небо. Ну не совсем в небо, но все же слегка вверх. В любом случае, достаточно, чтобы опуститься не на землю, а на ветку того дерева, с которого опять слышится одобрительный крик. Ладно, дальше сами разберетесь.

Возвращаемся к столу и открываем папку с одним пожелтевшим листком, упакованным в прозрачный запаянный файл. Похоже, ксерокопия разворота некоего издания тетрадного формата. С рисунком бронтозавра, сидящего в луже и призванного, возможно, заполнить объем. Сама статья невелика.

В ОЖИДАНИИ ЗВЕРЯ

Странный обычай существует в охотничьем лагере, устроенном жителями Ловчих выселок в старых каменоломнях. Чтобы быть принятым в стойбище, необходимо пройти достаточно сложный экзамен.

С сугубо научной точки зрения, это так называемый обряд инициации, ритуальное испытание молодых людей, вступающих во взрослую жизнь. Но характерно данное явление исключительно для родоплеменного строя и в наши дни встречается лишь в отдаленных закоулках мировой цивилизации. Клод Леви-Строс в своих трудах подобные малые общества именует "этнографически-пережиточными", отмечая присущую им устойчивую социальную структуру и мифологическое мышление, в основе своей коллективно-бессознательное.

Но, пожалуй, еще более странным представляется то, что окрестные охотники, традиционно специализирующиеся на промысле боровой дичи, практикуют, в качестве ритуальных, испытания, которые уместнее выглядели бы в каком-нибудь племени змееловов.

На первом, вступительном, этапе претенденту необходимо справиться с взрослой гадюкой. Нужно поймать ее голыми руками и посадить в мешок. Естественно, при этом не обойтись без известной сноровки, но в большей степени, наверное, оно направлено на преодоление заложенного в самой глубине человеческого сознания страха перед пресмыкающимися, которых в народе неспроста издревле зовут гадами.

На втором этапе, переводящем, в случае успешного завершения, рядового члена стойбища в ранг охотника, соискателю предлагается сразиться, по слухам, с гигантским вараном. Вероятно, все же в метафорическом смысле. Настоящие гигантские вараны длиной до четырех метров водятся только на Малых Зондских островах в составе Малайского архипелага. Наиболее известный из них, давший название виду, Комодо. Но и обычный серый варан, достигающий полутора метров, в наших краях иначе, чем гигантский, назван быть не может. Правда, и он встречается, самое близкое, в Средней Азии.

Третий этап, прохождение которого дает право стать помощником главного егеря, совершенно закрытый, все попытки что-либо выведать оказались безуспешными. Известно лишь, что до сих пор никто его не прошел, отчего почетная должность и ныне свободна.

По поводу странной направленности инициальных обрядов удалось выяснить, что все их принес с собой новый егерь, не из местных, прибывший неизвестно откуда. Он и предрек неизбежное появление Зверя. Именно так, с большой буквы. И чтобы, дескать, не оказаться захваченными врасплох, надо готовиться к скорой встрече.

Эсхатологизм егерских воззрений свидетельствует об откровенной религиозности его сознания. Но, тем не менее, остается непонятным, почему появление Зверя следует ожидать в наших, ничем не примечательных, краях? Разнообразные теории конца света, как правило, не локализуют место начала будущей мировой катастрофы.

Куцеватая какая-то статья. Словно ее сначала кромсали с плеча, а потом упорно растягивали до прежнего размера, забивая прорехи измами.

Впрочем, не о стиле сейчас речь. Видимо, дурачково племя напрямую восходит к охотникам Ловчих выселок, коих таинственный главный егерь натаскивал супротив загадочного Зверя, и найти нашего друга-змееборца можно в их стойбище, где-то в старых каменоломнях. А искать необходимо. Скорее всего, Брайан в здешних, как названо, ничем не примечательных, краях появился как раз в связи с этим.

На веранду поднимается крючконосая старуха.

— Что скажешь? — интересуется, кивая на стол.

— Можно было и поразвернутее, — пожимаем плечами.

— Так ведь урезали. Тогдашнее командование вообще было категорически против публикации материалов по тому стойбищу, хотя, казалось бы, какое им до него дело? С помощью отца-замполита статью удалось отстоять. Но полковник собственноручно вымарал в ней больше половины.

— Не хотелось привлекать внимание? К чему именно?

— Ты провал видел? — спрашивает она вместо ответа.

— Ракетная шахта вроде?

— Да. Только совсем пустая. Без ракеты. Есть еще одна такая же яма, у северного конца последней поперечины. А дальше тянется полоса леса с поломанными верхушками. И ворота тут, прабабка говорила, пришлось новые навешивать. Старые в смятом виде валялись на подъезде к центральному входу.

— Кого ж они здесь держали?

— Гадать не хочу, своих забот достаточно. Вот, кстати, возьми, — протягивает она маленький пузырек темного стекла.

— Что это?

— Ночью станешь видеть лучше совы.

— А зрачок сделается вертикальным?

— Нет, зрачок не изменится, только на солнце будет сжиматься в булавочную головку.

— Спасибо, наверное, пойдет на пользу.

— В твоем случае не угадаешь, что больше всего пригодится, но лучше быть во всеоружии.

— Верно, — соглашаемся с усмешкой. — А эти самые Ловчие выселки где находятся?

— Где-то на востоке, точно не скажу. Про каменоломни вообще ничего не слыхала. В городке надо спрашивать. Наверняка, кто-нибудь знает.

— Тропа тут на подстанцию, кажется, должна быть.

— Напротив поворота к обсерватории на дорогу выходит.

— Ладно, пожалуй, пора.

— Иди, коли определился.

Поднимаемся и направляемся к выходу, но на пороге неожиданно останавливаемся.

— Слушай, тебе мешок сильно надобен?

— Бери, — попросту отвечает старуха, — тебе, наверное, нужнее.

Сворачиваем торбу, в которой несли совеныша, суем за пазуху и, не оглядываясь, спускаемся с крыльца.

Уже за ажурными воротами навигатор серебряными колокольчиками оповещает о произошедших изменениях в наших файлах.

ЛИЧНОСТЬ

ЗДОРОВЬЕ:

78 хитов

СУДЬБА

ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ:

Призванный ++

Коротким кивком подтверждаем, что приняли к сведению.

Напротив примыкающей дороги спускаемся с правой обочины, перепрыгиваем заросшую канаву и втягиваемся в лес по тропке, активно петляющей меж дремучих стоящих и замшелых поваленных стволов. Сильно сомнительно, что этим путем получится быстрее. Извилистая гипотенуза ничуть не короче суммы двух прямых катетов. Достаточно взять курвиметр и промерить по двухверстке. Название инструмента происходит не от того слова, которое отчетливо слышится, иначе, по правилам, он назывался бы курвометр. Тоже, в общем, не бесполезная штука была б, однако выбранные объективные показатели явления могут сильно не совпасть с субъективными ощущениями самого наблюдателя. Известные парадоксы восприятия. Но петляет тропа плавными изгибами, и движение по ней вписывается в ритм. Хотя и с фиоритурами, но вполне себе маршевый. Так что можно отрешиться, позволяя сознанию и подсознанию совместно проникаться очередной задачей. Как там про двухголового мутанта, который лучше? Все нужные детали уже выстроились в цепочку, нанизавшись на сквозную нить. Неизвестно откуда взявшийся главный егерь, загодя предчувствовавший появление Зверя; натаскиваемое им в ожидании "этнографически-пережиточное" общество стойбищенских охотников; потомствующее по прямой дурачково племя, неравнодушное к ползучим; змеиный яд в составе мазей, изготовляемых бывшим поселенским лекарем, ныне пользующим в "мисе" страждущих братьев меньших и, по некоторым утверждениям, настолько готовым сорваться, что это можно уже считать свершившимся фактом. Цепочка длинна, но нигде не разветвляется, следовательно, дальнейшее продвижение зависит от распутывания узелка на ее конце. И думается, решение уже найдено, надо лишь дать ему выплыть на поверхность.

Впереди слева зарождается треск и, постепенно нарастая, перемещается вправо. Что за черт? Кто это там такой смелый? Осторожно вписываемся в очередной поворот. То, однако, не черт, хотя чем-то похож. Матерый ежище сантиметров тридцати пяти, весь вываленный в трухе и палых листьях, ломится по кустам, не разбирая пути. Прямо на тропинке неожиданно останавливается, закидывает заднюю лапу с длиннющим когтем и начинает со скрежетом чесаться во встопорщенном иглистом загривке. Процедура сильно затягивается, приходится со всей невежливостью перешагивать. Впрочем, это его не отвлекает.