— Поговорить с Джун, этой женщиной, которая когда-то знала моих мать и отца. Все, чего хотят от меня Паны, — это передать ей, что они хотели бы снова связаться с Аретузой. Она может помочь им сделать это, если захочет. Если она этого не сделает, то это действительно не моя проблема.
— А потом... что... твои обязательства заканчиваются?
— Более или менее.
Педру опустил гриф гитары. — Мне не нравится, как это звучит. Прекрасно, они оказали тебе услугу. Это не значит, что ты принадлежишь им на всю жизнь. Не похоже, что ты когда-либо проявляла какой-либо интерес к Джун до того, как все это началось.
— На самом деле я всегда собиралась поговорить с ней в какой-то момент, если бы могла это сделать — для биографии, если не для чего другого.
— Но сейчас дело не только в этом, не так ли?
Она не хотела вести этот разговор прямо сейчас, да и вообще в любой момент между сегодняшним днем и концом Вселенной. Но, как говорится, лучше снаружи, чем внутри.
— Есть еще одна причина, по которой я хотела бы встретиться с Джун.
— Тогда это как-то связано с призраком, с воспоминаниями другой Чику. — Педру сделал ту милую вещь, которую он делал, когда был озадачен, а именно почесал под челкой, прищурившись на нее из-под нависших кудрей. — О которой ты еще не упомянула.
— Мы можем поесть? Умираю с голоду.
— А потом поговорить?
— Давай поедим. И ты можешь открыть бутылку вина — по крайней мере, одному из нас это понадобится.
Я собиралась пройтись по магазинам, но меня связали с этим заказом. Еще не слишком поздно, не так ли?
Они вышли купить вина, у Чику кружилась голова от танторов и искусственных интеллектов, она летела по улицам Лиссабона, как воздушный шарик на веревочке, едва привязанный к окружающему миру. Они купили бутылку хорошего патагонского мерло, затем изменили свои планы и на обратном пути в квартиру зашли в ресторан. В заведении были стены горчичного цвета, осыпающаяся штукатурка, которую, должно быть, перекрашивали тысячу раз, и все равно не помешал бы еще один слой. Уже смеркалось. Музыканты и их инструменты были загнаны в освещенный красным светом угол, как статуи в святилище.
— Это сложно, — сказала Чику, когда они доели половину своего ужина.
— Пожалуйста, — сказал Педру, делая паузу между глотками. — Когда с тобой ничего не бывает сложным?
— Теперь у меня есть воспоминания Чику Грин, и я знаю, почему она пыталась связаться со мной. — Она была рада музыкантам, певице фаду, невоспитанным посетителям ресторана, которые отказывались понижать голоса во время выступления. Шум создавал фон, который делал их беседу гораздо более интимной, чем если бы они находились в студии с ее молчаливой аудиторией из незаконченных гитар.
— То, что она мне сообщила, очень важно, и есть вещи, о которых я, вероятно, никому не смогу рассказать.
— Даже мне?
— Чику Грин доверила мне кое-что важное. — Она закрыла глаза. Ей отчаянно хотелось рассказать ему. Но это должно было подождать, вся правда об этом, ее сомнения насчет Арахны и Крусибла, пока она не поговорит с Джун Уинг. Она едва могла доверять себе с этим знанием. Это было похоже на огонь на ее языке, жаждущий освобождения.
— Ну?
— Я сделала открытие на "Занзибаре". Я имею в виду, что это сделала Чику Грин. Я... она хочет, чтобы я поговорила с Джун.
— Подожди. Теперь я в полном замешательстве. Паны хотят, чтобы ты поговорила с Джун, и твоя сестра тоже?
— Да. Но все не так просто. Панам нужна Джун для одного, а Чику Грин — для другого. И прямо сейчас я не думаю, что хочу рассказывать Панам о второй вещи.
— Что ж, я уверен, что их это устроит.
— Мне просто нужно с ней связаться. Мне наплевать на Аретузу, она может послать меня к черту, если это касается ее. Но есть еще кое-что... Я должна поговорить с ней об этом, и это должно быть в безопасном месте. Завтра на Венеру отправляется корабль. Паны доставят меня на борт. Я должна быть на этом корабле, Педру. Прямо сейчас в мире нет ничего более важного.
— Этому сообщению потребовались годы, чтобы дойти до тебя — что же могло быть настолько важным?
— Все. Ничего. Я не знаю и не узнаю, пока не поговорю с Джун. Я думаю, она поймет.
— И она заговорит?
— Она знала мою мать. Мой отец был ее другом еще до того, как познакомился с Санди.
— Возможно, тебе лучше поговорить со своими родителями. — Он поправил себя. — Я имею в виду, с Джитендрой. Мне очень жаль.
Ее мать и отец оба были еще живы. Джитендре шел двести тридцатый год, и он столкнулся с давно отсроченными последствиями пролонгирующей терапии, которой он подвергся в конце своего первого столетия. Санди была... где-то за горизонтом познания, ее разум менялся и переделывался заново, пока она стремилась к более глубокому пониманию физики Чибеса.
— Даже если бы они могли помочь, это не их проблема. Или твоя. Это касается только меня и Джун.
— Я все еще не понимаю, зачем тебе нужно лететь на Венеру. — Он сказал это так, словно межпланетные путешествия были какой-то новой рискованной причудой, вроде полетов на воздушном шаре.
— Даже если бы Джун была на другом конце Лиссабона, мне все равно нужно было бы навестить ее лично. Она не захочет со мной разговаривать, так что, если есть хоть малейший шанс избежать контакта, она им воспользуется. Она всегда может отклонить приглашение или проигнорировать прокси. Ей будет труднее, если я буду там во плоти, проделав весь этот путь с Земли. — Чику промокнула губы салфеткой. — Послушай, это всего лишь Венера — мы не говорим об облаке Оорта.
— Я мог бы пойти с тобой.
— Или ты мог бы остаться здесь и попытаться удержать свой бизнес на плаву.
— Мне на несколько месяцев задержали уплату комиссионных, — признался Педру.
— Вот именно.
— Значит, еще неделя или две ничего не изменят, не так ли?
— Нет, категорически нет.
— Поговори со своим приятелем с рыбьим лицом. Скажи ему, что это очень просто. Если он может перевернуть мир, чтобы заставить тебя отправиться на Венеру в мгновение ока, он, безусловно, сможет найти место для другого пассажира. Я очень недорогой. Я даже сам заплачу за выпивку.
— Мекуфи на это не пойдет.
— И ты не узнаешь этого наверняка, пока не спросишь, не так ли? — Он улыбнулся ей, поднял свой бокал и сделал глоток.
Пару дней спустя они сели на поезд с магнитной подвеской из Лиссабона, затем черно-желтый пассажирский дирижабль с терминала магнитной подвески доставил их в море, к основанию одной из атмосферных труб. Они поднялись на борт шаттла на уровне моря, через герметичный стыковочный док. Корабль уже находился в вакууме, готовый к отлету. Двигатель был абсолютно бесшумным и плавным — Чику напряглась, пытаясь уловить хотя бы отдаленный гул, когда они набирали скорость, но был слышен только белый шум кондиционера и негромкий разговор двух тамильских бизнесменов чуть дальше по салону.
Челнок поднялся из трубообразной пасти дымохода и продолжал подниматься. Затем он перешел в настоящий космический полет, и до встречи с проходящим мимо кольцевым лайнером оставалось час или два. Это было похоже на более толстую и безвкусную версию лайнера, который когда-то доставлял Чику на родильные орбиты. Он был белым с золотой и платиновой отделкой. Огромные части его мельничного колеса вращались в противоположных направлениях, имитируя различные силы тяжести на планетах. Другие компоненты — центральные сферы и цилиндры — оставались статичными. Это напомнило Чику чрезмерно изысканный свадебный торт.
Три дня полета на Венеру едва дали им время распаковать свои сумки. Лайнер был настолько огромен, что потребовались бы недели или даже месяцы, чтобы исследовать все его променады и галереи, извилистые ряды бутиков и ресторанов. Чику и Педру довольствовались помещениями корабля, приспособленными для земной гравитации, но даже тогда предстояло исследовать слишком многое. Бродя по залам, Чику наткнулась на репродукцию картины Ватто "Отплытие на Китеру". В картине чувствовалась меланхолия, несмотря на — или, возможно, из-за — ее странно противоречивого сюжета: резвящиеся нимфы и купидоны, группы задумчивых влюбленных, которые, казалось бы, готовятся сесть в лодку, чтобы покинуть этот ветреный остров Аркадии, а не прибыть туда. Значит, это не посадка, а прощание.
Мать Чику всегда была категорична в вопросах искусства. Ей было интересно, что сказала бы Санди об этой картине.
Часы поглощали друг друга. Периодически Мекуфи проверял, все ли в порядке с воспоминаниями Чику. Педру связался по чингу с Землей, чтобы завершить кое-какие дела, пока задержка во времени не усложнила это. Когда они были вместе, им было о чем поговорить. Чику не собиралась вмешиваться в дело Джун Уинг, пока не поговорит с этой женщиной. Педру в какой-то степени смирился с этим. В конце концов, у него были свои секреты.
— Давай будем честными, — сказал он на третий вечер их переправы. — Мы многого не знаем друг о друге.
— Мы многого не хотим знать, — сказала Чику.
— Говори за себя. Но я надеюсь, что мы сможем быть более открытыми, когда все это закончится.
— Когда я буду готова поговорить о Джун, ты узнаешь об этом первым. Но это сокращает оба пути. Кто ты такой на самом деле? Как ты оказался в этой студии, со всеми этими связями? Ты не из Лиссабона, а если и так, то много путешествовал. Ты говоришь на суахили, зулу и еще бог знает на чем, с расширением или без него. Ты сочиняешь громкую песню и пляшешь о моем полете на Венеру, но оказывается, что тебя ни в малейшей степени не беспокоят космические путешествия или невесомость.
— Я был где-то поблизости. Кое-что натворил.
— Я хотела бы знать об этом.
— Ты могла бы запросить расширение и узнать большую часть информации до того, как я успею допить этот напиток.
— Но это было бы совсем не то же самое, что если бы ты поделился этим со мной.
Педру улыбнулся и на мгновение отвел взгляд. — Я делал... разные вещи.
— Что ж, это сужает круг поисков.
— Довольно интересные вещи, о которых мы поговорим в конце концов, но не здесь и определенно не сейчас. Но ты ведь расскажешь мне о Джун, правда?
— Если, конечно, будет что рассказать.
И так они кружили вокруг того, что можно было или не хотелось говорить, и по мере того, как Земля и Луна удалялись, душная, облачная сестра Земли становилась все больше.
Сначала бледная точка, очерченная полумесяцем тени, затем молочно-белый шарик, похожий на глазное яблоко с большой катарактой.
С кольцевого лайнера шаттл доставил их на одну из орбитальных станций, опоясывающих Венеру. Они не задержатся надолго. Тщательное расследование уже установило, что Джун Уинг все еще витала в облаках. Не совсем на Венере, но в одной из множества плавучих гондол, привязанных к бесконечным циклическим ветрам. Чику и Педру предложили на выбор вселиться в тела-вместилища, органические или механические, но Мекуфи предостерег их от посещения Джун в чем-либо, кроме полного воплощения во плоти. Она была очень щепетильна в этом вопросе. Итак, они спустились на шаттле Маерск Интерсолар, трансатмосферном транспортном средстве со стрелообразным острием, построенном в виде батискафа.
Шаттл скользнул в атмосферу дневной стороны, как шприц, затем щелчком сделал свой корпус прозрачным. Постепенно угол их полета выровнялся. Все прошло гладко, как на санях. Чику встала и прошлась по каюте, оставив Педру дремать. Они были еще далеко от поверхности — сорок адских километров, — но давление снаружи уже составляло откровенно абсурдные две атмосферы. Тоже был шторм, хотя шаттл сглаживал турбулентность задолго до того, как у нее появился шанс расстроить пассажиров. Венера была машиной для создания плохой погоды. Планете, у которой сутки длиннее, чем ее собственный год, требовалось восемь месяцев, чтобы повернуться вокруг своей оси, но эти подгоняемые ветром облака облетели вокруг планеты всего за десятки часов.
Гондола — место, где должна была находиться Джун, — называлась Текарохи Хай. Они почти ничего не видели до последних мгновений приближения, облака скорее редели, чем расступались, Текарохи Хай вырисовывалась, как какой-нибудь готический замок во время грозы. Это был пухлый цилиндр размером с несколько небоскребов, собранных вместе. Этот пригодный для жилья объем был лишь частью сооружения. От основания, под бахромой стыковочных выступов и платформ, тянулась чрезвычайно прочная линия, исчезавшая в нижележащих облаках, — сорок километров кабеля, прикреплявшего станцию к коре Венеры. Вверху, столь же невидимо далекие, виднелись чудовищные воздушные шары, удерживавшие платформу в воздухе. Отдельно от основного корпуса платформы располагались многочисленные турбины, получающие энергию от непрекращающихся порывов ветра. Очевидно, для их целей этого было более чем достаточно. Сотни этажей окон Текарохи Хай представляли собой огромные акры мерцающего неона.
Они пристыковались к основанию, зажимы закрепили зависший шаттл, а затем последовала обычная скука и задержка, прежде чем они действительно смогли выйти из шаттла и войти в гондолу. Пол под ногами Чику казался таким твердым, как будто прямо под ним была планета, а не сорок километров обжигающего, дробящего углекислого газа, деликатно сдобренного серной кислотой.
Через неодинаковые промежутки, везде, где внутренняя архитектура платформы позволяла это сделать практичным, строители вмонтировали в пол стеклянные пластины. В других местах, вдоль коридоров и смотровых площадок, огромные бронированные окна изгибались горизонтально у своих оснований, открывая вид прямо вниз. Снаружи была зыбкая серая мгла. По-видимому, на этой высоте иногда открывался вид на поверхность, но Чику никогда не видела ничего, что она могла бы с уверенностью назвать чем-то иным, кроме как плодом своего собственного воображения. Она продолжала думать о старом предостережении не заглядывать в бездну.
— Я думаю, это она, — тихо сказала Чику.
Они пили кофе в одном из залов для наблюдения, серые, как мешковина, облака испытывали себя на стеклах, грозовые разряды пульсировали где-то глубоко внутри погодной системы. Педру проследил за ее взглядом и увидел маленькую и очень старую на вид женщину, безупречно одетую, в компании двух ухоженных молодых людей. Они собрались вокруг низкого столика, указывая на какую-то невидимую абстракцию, занимающую пространство между ними, обсуждая какие-то тонкости бизнеса, которые, возможно, вообще не имели никакого отношения к Венере.
— Я не знаю... — сказал Педру.
Чику послала запрос расширению. Согласно документам, эта женщина не была Джун Уинг. Но Джун была хитрым кибернетиком, именно таким человеком, который мог бы действовать под ложным прикрытием.
— Это, должно быть, она. Расширение не размещает ее больше нигде на станции, так кто же еще это может быть?
— Расширение сказало, что она была здесь, когда мы были в пути, — заметил Педру. — С чего бы ему менять свое мнение?
В конце концов женщина встала, поднявшись плавным движением, которое наводило на мысль, что на ней могла быть одежда экзо, и оставила двух молодых людей. Чику подумала было последовать за ней, но не успела она далеко продвинуться с этой мыслью, как над их столиком навис высокий мужчина в феске.
