— Знаю, — устало отозвался император, — фарш для морийской колбасы делается из этих ... водяных блох, которых сэр Хью изволит величать пещерными креветками. (Кстати о сэре Хью. Должен вам сказать, Гендальф, что ваша манера обращения со мной, все больше напоминает мне сего славного и многомудрого мужа ). В вопрос о том, чем питаются означенные креветки, предпочитаю не углубляться, но, должен заметить, что роятся они действительно в местах слива в каналы .... Нет, право же, не стоит в подобные материи углубляться. Тем более, что, ежели я в свое время верно уразумел рассуждения Мерлина о природном круговороте сущностей, углубление в такого рода проблемы, чревато потерей аппетита. Впрочем, на вкус этот фарш вполне... Сам пробавлялся им чуть ли не неделю, когда морлоки под Хрипящими Ключами перерезали наши коммуникации. И все же, сэр Роберт, неужто мы не можем кормить наш люд чем-нибудь получше?

— Боюсь, государь, что и вареная морийская колбаса вскоре может оказаться в дефиците. — отвечал Генеральный Инквизитор. — Все больше наших пастбищных сестер и братьев стремится приобщится к городской жизни. Если бы страх перед морлоками не ограничивал свободу передвижения...

— Довольно об этом, — прервал Генерального император, — далеко ли еще до свинцового потока?

— Примерно с четверть мили, ближе подьезжать не рекомендуется, там сейчас бушует серый вихрь. — Гендальф прислушался.

— И этот серый вихрь несет железное яйцо со штандарт-командором Элрондом внутри? — император с явным удовольствием сменил тему разговора.

— Да, ваше величество, и если все пойдет, как запланировано, мы со временем сможем в считанные часы перебрасывать в любой пункт Британии войска и военные грузы. Да и не только военные. Прошу покорнейше простить, ваше величество. — Гендальф повернул голову в сторону галереи, из которой доносилось пенье кавалерийского рожка. — Нам подают сигнал о том, что серый вихрь затихает.

Император и его спутники пустили коней рысью и вскоре оказались у бокового входа в циклопическую трубу, по которой с воем неслись сгустки серой мглы. Но вот это стремительное движение замедлилось, сгустки мглы стали превращаться в медленно опадающие хлопья. Поток свинцовых гранул с шелестом нес по дну трубы грубо склепаное железное яйцо, размером с десятивесельную галеру. Вскоре яйцо остановилось, в его боку со скрежетом открылся люк. Из люка выбрался долговязый офицер-артиллерист. Увязая по щиколотку в свинцовых гранулах подошел к императору, отсалютовав, стал рапортовать об успешном окончании проведенных испытаний. Император слушал заинтересованно, задавал вопросы. Сидящий перед дисплеем в другой реальности демиург Логвинов какое-то время тоже слушал, потом, кивнув головой, загрузил программу поиска Каспара Гаука, Меченосца, гвардии маг-ротмистра, за глаза именуемого "морлочьим лекарем". По-видимому в программе поиска произошел какой-то сбой: вместо Гаука на дисплее появляется обнаженный по пояс дряхлый пастбищный элой, сидящий со смущенно-виноватой улыбкой на вросшем в землю в центре солнечной поляны замшелом камне. Над пастбищным старикашкой, смазывая каким-то снадобьем болячки, покрывающие его иссохшее тело, склонилась Офелия Гаук. Логвинову кажется, что нежные ручки ее излучают некую ауру любви и сострадания. Наконец на дисплее появляется и Гаук, прогуливающийся по краю поляны в компании с Эрнестом Гарданной. Поглядывая на Офелию "морлочий лекарь" говорит своему спутнику:

— Право, порой мне кажется, что Фели испытывает чувственное наслаждение, обхаживая эти ходячие трупы. Временами даже ловлю себя на чем-то вроде ревности.

Эрнест, бросает мельком взгляд на Гаука, испытывая неловкость, меняет тему беседы:

— Теперь касательно твоей просьбы, Каспар. Людей и истукана дать могу, а вот фугасов — в обрез. Морлочье полезло из всех щелей — арсенал не успевает выполнять все заявки на огнеприпасы.

— Еще бы им не лезть из всех щелей. — усмехается Гаук. — После того как доблестный Эрнест Гарданна искоренил певунов, направлявших морлокское быдло, куда ему, быдлу, положено. В следующий раз, Эрни, прежде чем совершить очередной свой славный подвиг, хорошенько подумай о возможных последствиях. Ладно, давай, что можешь. Фугасов мне надобно самую малость, я добавлю мельничной пылью.

— Это как — мельничной пылью? — интересуется Эрнест.

— Никогда не видел, как взрывается мельничная пыль? И останков персон, оказавшихся слишком близко к месту означенного происшествия тоже не сподобился лицезреть? Рад за тебя. Мне пришлось однажды, в Каледонии. Я пылью этой самой хорошенько припорошу в тоннеле-коллекторе, а в начале заложу фугас. И, когда Слепой Поводырь заведет в коллектор свое стадо, рвану фугас. Взрыв фугаса подымет в воздух первую порцию пыли , взрыв этой порции, подымет в воздух следующую и — пошло-поехало. — Гаук косится на сморщившегося Эрнеста, продолжает с усмешечкой:

— Вот такой рецепт. При минимальной затрате табельного огнеприпаса получаем кучу горелых трупов и еще некоторое количество новых кандидатов в Слепые Поводыри. Полагаю, что эти Поводыри вряд ли сами снова сунутся к нам, да и других отговорят. И во вверенном мне округе наступят тишь да гладь и всяческая благодать. Правда, для Фели хлопот прибавится. Теперь пастбищное старичье находит вечное успокоение все больше в морлочьих желудках. А отважу я от этих мест братьев наших подземных — морлоков... Нет, надо уменьшить, елико возможно, бремя, которое взвалила на себя прекрасная Офелия. Предложить престарелым братьям и сестрам нашим пастбищным вместо морлочьего попечения некий эликсир — на предмет блаженной кончины. Нечто эдакое на манер того, что предлагают в Саду Грез дамам предпоследней степени свежести, не желающим утешиться горькой сладостью воспоминаний и любовью внуков. Да, нечто вроде Эликсира Молодости, но — попроще. Чего уставился?! Избавление пациента от страданий — первейшая задача лекаря. Разумеется — после спасения жизни страждущего. Так жизни уже и так нет. Разве это жизнь? Ты бы хотел так пожить? А! То-то же. Все мы, благородные таковы. Как на словах — так за народ. А как примерить на себя шкуру простого человека, так — нет. Подавай нам подземку и схватку со слугами Тьмы на предмет исполнения своей последней воли. А доиграемся мы до полной и окончательной победы Света над Тьмой? Думаешь мерлиново испытание Неведомого вывезет? А ну как здесь, в Эдеме нашем элойском, влезем в такое Неведомое, что вовек не отмыться. Ладно, хватит об этом. Пошли можжевеловки дернем рюмку, другую, пока Фели возжается со своим старикашкой.

* * *

— ... Вранье об экономической подоплеке распада Союза, дорогой мой Альберт Юрьевич, давайте оставим чубайсам. — Эркинов строго глянул на Воропаева. — Сейчас малые дети понимают, что рыба гнила с головы. Нужна новая элита, вместо этих...

— Партайгеноссе, слушавших, запершись в сортирах, западное радио и учивших нас, грешных, са-авецкому патриотизьму. — с готовностью отозвался Воропаев. — Вот сюда, Тэмуджин Тельманович, сейчас подымемся на этот бугор, а с него открывается замечательный техногенный пейзаж.

Эркинов примолк, кажется несколько шокированный термином "партайгеноссе" и вообще репликой Воропаева. Поднявшись на красноглинный, замусоренный бугор заговорил снова:

— Да, нужна новая элита, призванная вести до победного конца информационную войну Русского Мира с Западом. И вести эту информационную войну надо не только в компьтерных сетях.

— Разумеется. — кивнул Воропаев. — Машина — дура, Тэмуджин Тельманович. Все зависит от того, какую информацию в нее ввести. Вот к примеру, — он указал подбородком вниз на заброшенную стройплощадку, — видите эти лужи, вон там в левом дальнем углу котлована, возле бетономешалки . Обратите внимание на цвет воды, и особо — на контур, образуемый лужами с яркозеленой , "цветущей" водой. Мы имитировали ситуацию, когда дождевая вода, протекая по водосборной площади, подверглась воздействию ионизирущего облучения. Источник радиации непосредственно не доступен средствам космической разведки, но стимулирующее действие ионизирующего облучения...

— Стимулирующее? — переспросил Эркинов. — Я, признаться, полагал, что...

— Да стимулирующее. — не дослушав, вновь заговорил Воропаев. — Даже большие дозы могут оказывать стимулирующее воздействие на микроорганизмы, водоросли, беспозвоночных. На сей предмет есть много статей, патентов, авторских, у меня самого имеется парочка.

— Закрытых? — Эркинов оторвался от созерцания луж на дне котлована, повернул голову к Воропаеву.

— Отнюдь. — Альберт Юрьевич улыбнулся вполне безмятежно. — Области применения самые, что ни на есть штатские и невинные — сельское хозяйство, рыбное хозяйство, у меня, к примеру, один такой опус озаглавлен: "Способ повышения продуктивности рыбоводного пруда". Помните как пелось: "И чтоб никто не догадался, что это песня о тебе ". Если применительно к человеку — тогда, конечно, секретили, да и то не всегда. У Несиса было целое медицинское направление вполне открытое, кое-что закрывали конечно — для подводников он придумал нечто вроде прививки от лучевой болезни. Не знавали Арнольда Израэливича Несиса, Тэмуджин Тельманович? Он одно время работал в вашей системе, главврачом где-то... Встречал там, по его словам, Чижевского и даже создавал ему условия для работы — клал к себе в медсанчасть. Правда ли нет, не знаю: слыхал от самого Несиса, за что купил, за то и продаю. Сам Несис погиб вполне героически — инфаркт после доброжелательной критики коллег на некоем академическом сборище. За несколько лет до Чернобыля. В девяностом году мне там рассказывали о фактах удивительных, но в успешно преданную забвению концепцию Несиса вполне укладывающихся.

— О Несисе. — Эркинов слегка поморщился. — Арнольде Израэливиче, поговорим как-нибудь в другой раз. А сейчас, давайте вернемся к вашим, покорнейше прошу простить, нашим лужам. Если я правильно вас понял, яркозеленый цвет воды демаскирует скрытый источник проникающей радиации — хранилище радиоактивных материалов или нечто другое в этом же роде. Но ведь массовое развитие водорослей может иметь и другие причины. Как отличить...

— А это, уж простите, Тэмуджин Тельманович, — с усмешкой перебил Воропаев, — отдельный разговор за отдельные деньги. Впрочем, должен признаться, покамест разработана только общая концепция, математическая модель, работающая только в лабораторных условиях, да еще в песочницах вроде ... — он кивнул в сторону котлована. Не могу пообещать, что эта модель заработает в реальных условиях: гладко было на бумаге...

— Но, Альберт Юрьевич?! — начал было Эркинов. Воропаев остановил его жестом руки, заговорил с эдакой ленцой:

— Представьте себе, Тэмуджин Тельманович, что в каком-нибудь околонаучном издании появляется изложение этой самой концепции, например , для экологического мониторинга, чтоб полковники не только выращивали на орбите горох, но и по цвету луж определяли радиоактивное загрязнение окружающей среды. Затем появляются критические отклики на эту публикацию : дескать — чушь собачья. Задетый за живое автор чуть приоткрывает карты, дабы показать, что любимое детище его ума уже выбралось из колыбельки и, если бы не распад Союза... Завязывается дискуссия, автора поддерживают другие сироты Империи Зла. Дискуссия растет и ширится, но вдруг резко так обрывается — сироткам кто-то предложил помолчать.

— Понятно. — кивает Эркинов. — В свое время подобным образом, по анализу публикаций, определили, что атомный проект уже...

— А тем временем. — с той же ленцой продолжал Воропаев, — на космических снимках сделанных над какой-нибудь ливийской пустыней Такла-Макан обнаруживают подозрительный узор из не в меру зазеленевших луж. А потом — в меру неуклюжие попытки этот узор затушевать, в полном соответствии с этой самой — недоосвещенной научной общественностью концепцией. Представляете — сколько информации к размышлению появится у мирового сообщества в лице дядюшки Сэма. А чтоб подбросить ему эту инфомацию, всего то и надо — распылить после дождя некоторую толику биостимуляторов. Затрат мизер, а информации к размышлению — мало дядюшке Сэму не покажется.

* * *

Харьков, середина зимы. Танец снежинок в вечерних сумерках за окном кабинета-клетушки на самом верху университетской башни. В кабинете в полном одиночестве сидит перед дисплеем программист-демиург Евгения Львовна Ветчинкевич. Погрузившись в реальность программы TOYNBEE Женя вызывает на дисплей картины из жизни Каледонии — далекой северной окраины элойского мира. На дисплее: лес в нежной зеленой дымке весенней юной листвы, мощеная шестиугольными плитами дорога, идущая вдоль опушки, отражающие голубое небо лужицы в дорожных выбоинах, весело скачущие с камня на камень ручейки, лесная речушка, запруженная лежащим поперек русла чем-то бронзовым, потемневшим от древности, многоруким: то-ли изваянием, то-ли механизмом. Белоголовый мальчик в клетчатой куртке ведет к запруде на водопой норовистого вороного жеребца под пунцовым с золотым кантом чепраком. От дороги слышны веселые голоса, всевидящее компьютерное око обращает туда свой взор, воспаряет над лесом. У обочины, на краю большой поляны стоит госпитальный поезд принцессы Орхидеи. На зеленом ковре поляны круговерть ярких цветовых пятен — Соперницы Вечности играют в жмурки с офицерами Алых Кирасир. Крупный план: по крыше госпитального фургона, поглядывая на поляну, прохаживается в сопровождении Генерального Инквизитора военный министр — наследный принц Гладиус.

— Умствования генерала Мерлина и его сотоварищей по "Пурпурной Бабочке" дают плоды весьма неожиданные, некоторым образом сюрпризы, притом сюрпризы отнюдь не приятные. — Гендальф строго глянул на принца, тот кивнул, выражая согласие слушать далее, и Генеральный продолжил:

— Вот к примеру: третьего дня мне эстафетой из Камелота доставили некое распространяемое в списках анонимное сочинение. Автор сего опуса осмеливается утверждать, что в натуре Владыки Тьмы наличествуют качества истинного Меченосца.

— Не станете же Вы, Ваше Превосходительство, уверять, что Владыка Тьмы по натуре своей созидателишка? — присоединился к беседе только что поднявшийся на крышу фургона Арагорн Гарданна. — Я давно и весьма коротко знаком с этим господином и честью своей готов поклясться в том, что умеренность ему никоим образом не свойственна. А ведь вы, ваше превосходительство , согласитесь, надеюсь , со мной в том, что умеренность, равно как и аккуратность, суть первейшие добродетели почтеннейшего сословия Созидателей Насущного.

Гендальф примолк, не будучи вполне готовым к такому повороту темы и не располагая положениями о сословном статусе диавола, апробированными соответствующими компетентными инстанциями. Принц Гладиус не без удовольствия наблюдал замешательство Генерального Инквизитора. Положение спасла появившаяся вслед за Гарданной принцесса Орхидея. Улыбаясь одними глазами, с видом серьезным и нарочито невинным, она спросила Гендальфа, является ли пренебрежение обществом дам ради государственных дел, приличным для Меченосцев, состоящих в чинах генеральских. Не дожидаясь ответа направилась к лестнице, собираясь присоединиться к своим, резвящимся на поляне, питомицам. Гладиус торопливо отстегнул палаш, отдал его Гендальфу и устремился за принцессой. Гарданна, поклонившись Гендальфу, последовал за военным министром. Гендальф кликнул дежурного пажа, вынул из портупейной петли свой палаш, отдал его пажу вместе с палашом Гладиуса, направился и сам к лестнице. По поляне кружил рыжий как огонь ротмистр с завязанными розовой атласной лентой глазами. Орхидея шуршала юбками, направляясь прямо к нему. Ротмистр рванулся на шорох юбок , схватил принцессу в охапку. Следовавшая за принцессой худенькая черноглазая гимназистка потянула ротмистра за рукав, тихонько что-то сказала ему. Ротмистр, точно обжегшись, выпустил принцессу , поспешно стащил с глаз повязку , щелкнул каблуками, дернул головой в поклоне. Орхидея с выражением ласково-величавым, протянула ротмистру руку для поцелуя, на гимназистку кинула исподволь взгляд. Под этим взглядом на ясное личико девушки набежала тень, она поспешила затеряться в толпе подруг.