— Я все еще не понимаю. Мы знаем, что здесь был хищник, но мы до сих пор не знаем, кто стрелял в водителей.
— Никто этого не делал.
— Ты даже не взглянула на раны.
— В этом нет необходимости. Как только я обнаружила, что здесь что-то вынюхивал ворг, все обрело смысл. Произошел несчастный случай. Паровая карета разбилась, и мужчины упали на землю. Вероятно, к тому времени они были уже мертвы, и определенно мертвы к тому времени, когда ворги добрались до них.
— Что значит "добрались до них"?
— Те отверстия, которые ты видел, были проделаны не пулями. Именно там ворг просверлил им черепа. Вот тут-то он и добрался до их мозгов и взял то, что хотел. — Мирока постучала пальцем по своему лбу. — Хорошая ткань префронтальной доли, та, что им больше всего нравится. Богатая синаптическая структура, готовая к тому, чтобы быть отсосанной и подключенной к собственной нервной системе ворга.
— Ты хочешь сказать, что он съел их мозги?
— Как они и делают. Как они выживают на границе, где умные машины перестают работать. Думаю, они могли бы культивировать свои собственные ткани... но ворги уже не такие умные, и в любом случае, это быстрее и проще. Мясорубки. — Она остановилась и посмотрела на него прищуренными, осуждающими глазами. — Знаешь, для патологоанатома, или как там раньше называлась твоя профессия, ты немного брезглив к мертвым вещам.
Кильон натянуто улыбнулся ей, пытаясь побороть подступившую к горлу желчь. — Это была та часть работы, которая мне никогда не нравилась.
Было почти темно, когда они разглядели еще один костер — теперь это был не просто дым, а настоящее пламя, мерцающее оранжевым и малиновым среди множества сплошных темных фигур прямо перед ними, на самой дороге. Черный дым поднимался к угнетающе низкому потолку неба.
— Это нехорошо, — сказала Мирока.
— Было ли что-нибудь хорошее с тех пор, как мы покинули Копье?
— Не умничай со мной, придурок. Я имею в виду, что кто-то попал в засаду. На этот раз по-настоящему. — Мирока была так же напугана, как и он, даже если и не призналась бы ему в этом в лицо. Она постоянно держала в руках залповый пистолет, предпочитая его любому из своих собственных видов оружия. Время от времени, даже продолжая идти, она вздрагивала и направляла пучок черных стволов на какой-нибудь крадущийся призрак, который могла видеть только она. — Вот как действуют мальчики-черепа, когда они не получают того, чего хотят. Режут и сжигают.
— Так что, возможно, нам следует подумать о том, чтобы обойти эту катастрофу стороной, — сказал Кильон.
Но Мирока хотела подобраться поближе. Она не сказала почему, но Кильон догадался сам. Она думала о том, что кто бы ни попал в засаду, кто бы ни был пойман и подожжен, вполне возможно, это те же самые люди, которые должны были забрать Кильона. Она должна была знать, потому что в таком случае им придется изменить планы.
Они подошли ближе к огню. Теперь они могли это слышать — случайный глухой удар, когда что-то взрывалось, осколки и треск чего-то рушащегося. Сквозь треск и рев пламени время от времени пробивались человеческие голоса.
Испуганные голоса. Крики и вопли боли и страха.
Ледяной ужас, предчувствие чего-то невыразимо неправильного окутали Кильона, словно опускающийся саван. — Может быть, это все, на что нам следует пойти.
— Мы должны знать, что произошло. Хочешь остаться здесь, попытай счастья с тем, что ждет тебя там, это твои похороны. — Мирока несла перед собой залповый пистолет, как таран. — Что касается меня, то я бы остановилась на том, у кого больше стволов.
— Что бы здесь ни происходило, это не наша проблема.
— Теперь все — наша проблема, Резака. — Она бросила на него испытующий взгляд, как будто все зависело от этого единственного решения. — Ты идешь или остаешься?
Он последовал за ней, даже сделал усилие, чтобы идти рядом с ней, но страх все еще не покидал его. Он сжал ангельский пистолет, успокоенный им, хотя и понятия не имел, способен ли он все еще стрелять.
— Постарайся не стрелять в первое, что движется, — предупредила она. — Может оказаться, что это мой друг.
Постепенно его глаза начали разделять темные, пылающие очертания на отдельные фигуры. Горела не просто одна вещь, это была целая коллекция вещей, разбросанных поперек дороги и по обе стороны от нее, простирающихся далеко вдаль. Они приблизились к черному бугорку на дороге, похожему на полузасыпанный валун, который оказался мертвой лошадью, все еще в доспехах. Мирока пнула замысловато вылепленный панцирь мертвого животного.
— Мальчик-череп, — сказала она.
— Они сделали это?
— Раньше это были они. Ты что, там, сзади, не обращал внимания?
Теперь он понял, что на мертвой лошади были те же доспехи, которые они видели, когда караван мальчиков-черепов проходил мимо них полжизни назад, перед бурей.
— Кто-то на них напал.
— Дайте этому человеку золотую звезду за наблюдательность.
Чуть дальше они наткнулись на свалившегося всадника, возможно, того самого, который был на мертвой лошади. Мужчина был мертв, его шлем с половиной черепа лежал рядом, но не было никаких признаков того, что плотоядный монстр пытался высосать его мозги. Однако ему перерезали горло чем-то острым.
— Не могу сказать, что они этого не ожидали, — сказала Мирока, пнув мужчину ботинком, прежде чем пойти дальше.
— Достаточно ли мы увидели? Это мальчики-черепа. Что еще нам нужно знать?
— Надеюсь найти что-нибудь, что сможем использовать. Одну из этих машин или лошадь, которая не сдохла.
Теперь пламя согревало лицо Кильона. Впереди был еще один упавший всадник — на этот раз застрявший под своей лошадью. Этот человек был все еще жив, он хныкал, когда они приблизились, его ноги подогнулись и были сдавлены массивной тушей его коня. Мирока подошла прямо к нему и поставила пятку на его нагрудную пластину, надавив так, словно хотела выдавить последний вздох из его легких.
— Теперь ты не выглядишь таким чертовски свирепым, не так ли? — услышал он, как она сказала, обращаясь к мужчине тихим, доверительным тоном, как будто они были друзьями на званом ужине. — Ты умираешь, кусок дерьма. Сморщиваешься, как какашка однодневной давности. Надеюсь, это причиняет хорошую боль. Держу пари, тебе всегда было интересно, каково это — быть раздавленным мертвой лошадью.
— Мирока, — сказал Кильон, подходя к ней. — В этом нет необходимости.
— Это чертовски необходимо. Поверь мне, Резака: я видела, что эти ублюдки делают с людьми.
— Две ошибки... — начал он говорить, затем покачал головой, точно зная, как Мирока отреагировала бы на это замечание. — По крайней мере, позволь мне осмотреть его. Он все еще жив, несмотря на смену зоны. Должно быть, у него изрядная степень унаследованной переносимости. — Рот мужчины, там, где он был виден сквозь спутанные заросли бороды, был забрызган кровью, слюной и пеной. Он перестал хныкать, глядя на них яростно-вызывающими глазами.
— Я же говорила тебе, что у них есть наркотики, — сказала Мирока, отказываясь сдвинуть ногу с места.
— Дай мне взглянуть на него. Он все равно умрет. Тебе не нужно помогать ему в его пути.
Она что-то проворчала, но сняла каблук. Кильон отложил ангельский пистолет, чтобы обеими руками открыть свою аптечку.
— Ты меня понимаешь? — спросил он.
— Он понимает тебя. Просто не хочет в этом признаваться.
Кильон пожал плечами — у него не было причин сомневаться в ней. — Я не знаю, имеешь ли ты хоть какое-то представление о том, что произошло. Там был зональный шторм. Хуже, чем что-либо за последнее время. Копье ... что ж, ты не мог этого не заметить.
— Житель Копья, — сказал пойманный в ловушку всадник, а затем, несмотря на очевидный дискомфорт, ухитрился плюнуть Кильону в лицо. Кильон вытер розоватую пену. — Пошел ты, житель Копья. Умри, как и все мы. Скоро.
Мужчина снова плюнул, но на этот раз слабее и с менее эффективным прицелом. Слюна попала на его бороду, оставшись там, как след от пули. Мужчина застонал, не в силах скрыть свою боль.
— Как ты думаешь, сколько он здесь пролежал? — спросил Кильон.
— Достаточно долго, — сказала она, дотрагиваясь до упавшей лошади. — Она холодная. По крайней мере, пару часов, пока он был под тушей.
— Ты умрешь, — сказал Кильон мужчине. — Даже если у тебя не было зональной болезни, эта лошадь почти наверняка была на тебе слишком долго. Это нарушило твое кровообращение. В твоей крови скопились токсины, застряв в ногах. Если бы я ослабил давление на тебя, эти токсины высвободились бы, и ты бы умер.
Мужчина захрипел и изобразил нечто вроде улыбки в виде посмертной маски. — Ты тоже.
— Да, ты что-то говорил. Дело в том, что я могу немного облегчить твою боль. — Кильон едва мог оторвать взгляд от умирающего мальчика-черепа, так что его рукам пришлось рыться в аптечке наугад.
— Не вздумай давать ему никаких драгоценных лекарств, — сказала Мирока.
— Я дам ему то, что сочту нужным. — Он нашел флакон с гранулированным Морфаксом-55, узнав его по форме. — Открой рот, — сказал он мужчине.
Мальчик-череп раздвинул губы, обнажив вход в пещеру из заостренных зубов с металлическими наконечниками, от которых исходил адский запах кухонных отходов, гниющего мяса и овощей. Его язык был разделен надвое, и его обоюдоострый конец торчал между зубами.
— Я собираюсь положить это тебе под язык, — сказал он. — Боли не будет. Ты позволишь мне это сделать?
— Совершаешь большую ошибку, — сказала Мирока.
Мальчик-череп высунул язык, приглашая Кильона ввести Морфакс-55. Он подумал о том, чтобы просто опрокинуть бутылку и надеяться на лучшее, но это было бы расточительно и могло привести к загрязнению самой бутылки. Вместо этого он сложил левую ладонь чашечкой и высыпал то, что, по его мнению, было достаточным количеством таблеток. Он избавил бы мальчика-черепа от боли, как из-за лошади, так и из-за зональной болезни, облегчил бы его уход из жизни и почувствовал бы, что сделал какую-то малую толику добра, каким бы незначительным ни был этот поступок на фоне немыслимых страданий, разыгрывающихся вокруг него. Используя пальцы правой руки, он отбирал таблетки большим и указательным пальцами, пока у него не получилась примерно половина нужной дозы, столько, сколько он мог ввести за один прием, и отправил это количество в рот мальчика-черепа. Язык все еще был приподнят, мерзко изгибаясь и нащупывая, но позволил ему положить таблетки. Затем он вернулся за остальными и уже набирал их, когда мальчик-череп с силой впился зубами в пальцы Кильона, боль была мгновенной и восхитительной, заостренные зубы и острый металл разрезали плоть до кости, с хрустом вгрызаясь в саму кость, угрожая оторвать ему большой и указательный пальцы. Кильон вскрикнул от удивления и боли. Все еще держа правую руку во рту мальчика-черепа, он левой схватил ангельский пистолет. Он приставил дуло ко лбу мальчика-черепа и нажал на спусковой крючок. Ничего не произошло, поэтому он попробовал еще раз, а мальчик-череп все еще кусал его за пальцы. Но пистолет был разряжен. В неистовой ярости он вместо этого схватился за ствол и начал колотить рукояткой по голове мальчика-черепа, кряхтя от боли и напряжения, не зная ничего, кроме ярости и потребности убить еще одно человеческое существо. Пистолет с треском ударился о кость, и на пятом или шестом замахе он почувствовал, как что-то поддается под кожей, череп начинает раскалываться, и в тот же миг раздался хлопок, громкий и оглушительный, как будто сам мир только что раскололся, и рот мальчика-черепа отвис. Кильон отшатнулся, кровь уже хлынула из ран на его пальцах, он выронил ангельский пистолет, едва успев взглянуть на то, что Мирока сделала с головой мальчика-черепа.
Он увидел достаточно. Мирока опустошила несколько стволов залпового пистолета за один раз, практически в упор. От головы мальчика-черепа мало что осталось, за исключением челюсти. Мозг и кости разлетелись по обе стороны, распластавшись по дороге в форме непристойной розовато-серой бабочки.
— Могла бы сказать тебе, что это закончится слезами, — сказала Мирока.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кильон здоровой рукой порылся в своей аптечке, пока не нашел пузырек с дезинфицирующим средством. Он передал его Мироке. — Открой это для меня.
— Пожалуйста.
— Просто открой эту чертову... штуку.
— Привет, — сказала она, судя по голосу, впечатленная. — В конце концов, у доктора есть свои пределы. — Она отвинтила крышку, взяла вату и передала флакон обратно Кильону. Без предисловий он побрызгал им на пальцы, кровь все еще текла из ран, там, где их касалось дезинфицирующее средство, оно жгло, как жидкий огонь.
— Черт, — сказал Кильон, но на этот раз в ответ на боль, а не на свое раздражение Мирокой. Он полил еще и на этот раз чуть не потерял сознание, когда антисептическая жидкость проникла в раны, вонзив свои химические зубы в его плоть.
— Тебе нужен кто-нибудь, чтобы зашить эти порезы? — спросила Мирока.
— Нет. — Он придал своему голосу властность, хотя сам чуть не плакал. — Отрежь немного от этих бинтов. В нижней части сумки. Пожалуйста.
К ее чести, она действовала быстро и эффективно, взвалив на плечо автомат, пока работала, отрезала ножницами полоску бинта, разрезала ее пополам и помогла ему обернуть одну полоску вокруг большого пальца, а другую — вокруг указательного, чтобы он все еще мог хоть как-то пользоваться рукой.
— Булавки в верхнем отделении, — сказал Кильон.
Мирока закрепила бинты, а затем сделала то, чего Кильон никак не ожидал, а именно почти по-матерински похлопала его по плечу. — Извини за лекцию. Полагаю, это было превышением требований.
— В некоторой степени.
— С тобой все будет в порядке?
— Учитывая наши обстоятельства, подозреваю, что у меня все будет хорошо, если меня убьет именно эта рана.
— Все равно нужно следить за этим — известно, что ублюдки держат гниющую мертвечину между зубами, просто для того, чтобы они могли отравить людей, когда кусаются.
— Информация, о которой, как ни странно, ты забыла упомянуть ранее.
— Ты же доктор. Наверное, я просто предположила, что ты знаешь, что делаешь. — Она порылась в кармане пальто и достала маленький пистолет. — Возьми это. Я думаю, ты почти исчерпал возможности ангельского пистолета, если только не планируешь засунуть его кому-нибудь в глотку и задушить им.
Кильон неловко взял пистолет забинтованной рукой.
— Спасибо, — сказал он.
Они пошли дальше.
Мирока на ходу перезаряжала залповый пистолет, впереди маячил один из горящих фургонов, его деревянная и тканевая обшивка почти полностью сгорела, остался только провисший металлический каркас, который сам начинал поддаваться огню. Кильон понял, что рама была одной из клеток, которые они видели, когда проезжал караван. Палящий жар, исходивший от других фургонов, стал теперь почти невыносимым, но он поднял забинтованную руку, чтобы прикрыть лицо, сунул пистолет в карман, чтобы можно было нести сумку, и подошел так близко, как только осмелился. Мирока была лишь немного впереди, прикрывая одной рукой собственное лицо, а в другой держа залповое оружие.
