Полет

* в данном случае имеются в виду не бальные, а народные латиноамериканские танцы. Родина их — Куба, Гаити и Доминиканская Республика, откуда они разошлись по всему миру. Дополнительную информацию по этим танцам и истории их возникновения можно найти здесь: http://salsaviva.narod.ru/ru/index.html

XVII.

"Вы же пираты — к черту кодекс, к черту правила! И в нем не законы, а указания!"

Элизабет Суонн, ПКМ-1

Над морем занимался рассвет. Вода с ласковым шелестом облизывала борта шлюпки, покачивала её, как колыбель.

Открыв глаза, я первым делом увидела Джека — он сидел на веслах, однако не греб, а, подперев ладонью голову, созерцал морской простор. Он был обнажен по пояс и свет разгорающегося утра придавал его коже золотисто-шафрановый оттенок. Легкие отблески от украшений в волосах падали на его задумчивое лицо.

Я сделала попытку пошевелиться и негромко простонала — всё тело ужасно ломило от спанья на жестких досках, плечи свирепо ныли. Я лежала, скорчившись на дне шлюпки, под головой у меня было что-то мягкое и явно живое. Приподнявшись, я поняла, что это ноги Уилла. Он крепко спал, свернувшись калачиком.

Заметив, что я проснулась — точнее, пришла в себя — Джек отвлекся от своих мыслей. Посмотрел на меня без обычной своей улыбки.

— Ну что, цыпа, как настроение?

Я оставила попытки принять сидячее положение, только устроилась поудобнее.

— Честно говоря, паршиво, Джек, — честно призналась я, — не думала, что будет так тяжело...и физически...и морально. А где мы сейчас?

— Неподалеку от соседнего острова. Я не рискнул приближаться к нему ночью в этой скорлупке.

— А что там есть?

— Проще сказать, чего там нет, цыпа. Индейцев, во всяком случае, нет, — с этими словами Джек взялся за весла, — попробуем высадиться — быть может, в этот раз нам повезет больше.

Шлюпка заскользила по волнам. Уключины слабо поскрипывали, равномерный плеск весел успокаивал, навевал дремоту. Мне было спокойно и хорошо...или, вернее будет сказать, я была настолько вымотана, что мне было уже всё до лампочки. Джек греб равномерно и плавно, с четкостью часового механизма. Я поймала себя на том, что откровенно любуюсь им. Он был, несомненно, красив — настоящей, мужской красотой. Признаться, во мне живет некоторый культ тела — это моя слабость. Я люблю хорошо сложенных мужчин и сама стараюсь держать себя в форме. Джек был поджарым, но не костлявым, мускулистым, но не перекаченным. Мой взгляд плавно перемещался с его плеч и рук на мышцы живота, которые красиво напрягались при гребле, и на секунду задержался на двух темных шрамах на правой стороне его груди.

Джек это заметил.

— Любуешься, цыпа?

— Извини, — я поспешно отвела глаза.

— Да ладно, чего там, — впервые слабая усмешка озарила лицо Джека, — за погляд денег не берут...хотя, может, и стоило бы...

Ценой невероятных усилий и бесчисленных гримас, мне наконец удалось сесть.

— Господи, я чувствую себя так, будто меня били дубиной!

— Джунгли, цыпа! Это тебе не прогулка по форту в кринолине!

— Специалист... — буркнула я, — а что мы будем делать, когда высадимся на острове?

— Думаю, сначала спать, а потом обтрясать банановые и манговые деревья...и — ждать подходящего корабля. Не знаю, как ты, цыпа, а я беру тайм-аут. Наше приключение в лесу не тянуло на увеселительную прогулку.

Я кивнула и вдруг заметила, что обе руки Джека до самых локтей покрыты красными волдырями, наподобие крапивницы. Это напоминало химический ожог. Следы его были и на лице Джека — правда, в меньшей степени.

— Господи, Джек, что у тебя с руками?

— А, это! — легкомысленно произнес пират, — это от манцилина*, который я бросил в костер. Отличная штука, но жжется, зараза, просто невероятно. Лицо-то я закрыл банданой, когда рвал, а вот руки...ничего, пройдет.

Я покачала головой.

— Кстати, цыпа, я забыл тебя поблагодарить, — Джек коснулся пальцами медальона, ярко отсвечивающего под лучами восходящего солнца, — не люблю ходить в должниках, но быть обязанным жизнью тебе даже приятно.

— Ты мне ничем не обязан, Джек, — машинально произнесла я, — ты ведь подобрал меня и выходил после катастрофы, так что мы в расчете.

Внезапно — не знаю, что со мной случилось — что-то подкатило к горлу, яростно требуя выхода и я разрыдалась. Я плакала молча, и слезы жгли мои щеки, как расплавленный свинец. Катастрофа самолета, мои метания по джунглям, гибель Элизабет — все пережитое изливалось сейчас наружу в этих беззвучных рыданиях. Я зарыдала бы и в голос, но присутствие Джека сдерживало меня. Он не мешал мне выплакаться, только прекратил грести и просто сидел напротив, сложив руки на коленях.

Постепенно мои рыдания стихли. В груди образовалась странная пустота и мир вокруг был пуст. Но меня отпустило.

— О господи! — я всхлипнула в последний раз и постаралась дышать ровно, чтобы окончательно успокоиться, — извини, Джек...

— Было бы за что извиняться, — голос Джека прозвучал непривычно мягко, — полегчало, цыпа?

— Угу...

— Ну вот и отлично. Сейчас мы пристанем к острову и посмотрим, чем нам удастся на нем поживиться. Кстати — ты не погребешь немного?

— Ожоги сильно болят? — озабоченно спросила я. Насущные проблемы отвлекли меня от мрачных мыслей.

— Нет, болят не сильно, но чешутся, зараза! — Джек встал и мы, осторожно балансируя в шлюпке, поменялись местами.

Я усмехнулась, берясь за весла.

— Чешется — значит, проходит.

— Правда? — Джек подозрительно посмотрел на меня.

— Ага. К тому же у меня есть кое что...что поможет тебе излечиться, — с этими словами я откинулась назад и принялась шарить под носовой банкой.

— Что у тебя там? — с опаской произнес Джек, — бутылочка яда кураре?

— Бутылочка. Но не кураре, — я с победным возгласом распрямилась и протянула Джеку початую бутылку рома, найденную в одной из хижин — я шарила там со скуки, пока ждала на берегу.

Джек ахнул.

— Цыпа, да ты просто золото! Ты возвращаешь меня к жизни!

— Много ли человеку надо для счастья? — философски заметила, пока он, закатив глаза, глотал спиртное.

Прошло минуты три, прежде чем я получила ответ.

— Клянусь Дейви Джонсом — хоть человеком себя почувствовал! — заявил Джек, переводя дыхание, — неделю вести здоровый образ жизни — так и помереть недолго...

— Оставь немного Уиллу — думаю, ему понадобится, когда он проснется.

Джек состроил гримасу.

— Ну разве что ради тебя, цыпа, один единственный глоток...кстати — хочешь? — он протянул мне бутылку, — хорошо успокаивает и вообще от всех недугов полезен...

Я невольно улыбнулась.

— Нет, спасибо, Джек. Успокоюсь как-нибудь своими силами.

— Ну, было бы предложено... — он снова сделал большой глоток и умиротворенно вздохнул, — кстати — а ты знаешь, что туземцы делают неплохое вино, так сказать, из подручных средств?

— Из каких это?

— Например из бананов. Или из ананасов. И какое вино! — Джек мечтательно прикрыл глаза, — по крепости не уступает испанскому, а вкус просто необыкновенный. В ананасы они ещё добавляют дикий мед...

И он принялся рассказывать, как индейцы изготавливают напитки, потом перешел на их обряды и обычаи, развлечения и охоту...Я слушала его с улыбкой и налегала на весла. От движения мышцы разогрелись и тело перестало казаться бесчувственным обрубком дерева. Остров приближался, Джек время от времени подсказывал мне, каким веслом табанить, чтобы шлюпка шла ровнее, а потом снова принимался за свои басни. Не хотелось думать о плохом сейчас, когда солнце встало, и вокруг была такая красота и мы спаслись из такой передряги. Однако что-то свербило внутри, не давая покоя, и я никак не могла оформить это неясное чувство в мысль.

"Подумаю об этом потом", решила я в лучших традициях Скарлетт О'Хара и продолжала грести. Уилл спал. А Джек всё рассказывал, рассказывал...и, слушая его, я забывала о своих невзгодах.

Остров, на который мы высадились, оказался поистине райским уголком — о таких островах у нас часто свистят в рекламе по телевидению. Он был окружен коралловым рифом; ровный песчаный берег плавно переходил в заросли пальм, а затем в джунгли. Остров был невелик, но пресная вода на нем имелась — небольшая речушка, впадающая в океан. На её берегу, на обдуве, чтобы не так донимали комары, мы и разбили свой лагерь.

— А что если индейцы приплывут в каноэ со своего острова, чтобы изловить нас? — спросила я Джека, когда мы перетаскивали оружие и припасы из лодки на берег, — тут ведь совсем рядом...

— Не приплывут! — беспечно отозвался Джек, — мы ведь никого не убили — так, попугали немного. А пленников у них осталось предостаточно — те пятеро пиратов, которых они захватили первыми. Так что можешь спать спокойно, цыпа!

Уилл промолчал. Он вообще не произнес ни слова с того момента, как мы разбудили его, чтобы затащить лодку на берег. Я сочла за благо не тревожить его — пусть немного придет в себя. Закончив обустройство лагеря, мы с Джеком растянулись на теплом песке, а Уилл медленно перешел мелкую речку и побрел по берегу, не оглядываясь. Плечи его ссутулились, и он еле волочил ноги, точно дряхлый старик.

Я сочувственно смотрела ему вслед.

— Ничего, всё образуется, цыпа, — произнес Джек, проследив за моим взглядом, и вздохнул, — всё это пройдет...

Я покачала головой.

— Не знаю почему, но я чувствую себя виноватой перед ним. Может, я могла ещё что-то сделать, может, мне стоило всё-таки попытаться отбить её...

— ...и быть пронзенной копьем в первую же секунду этой своей попытки, — закончил за меня Джек, — брось, цыпа! Не замечал за тобой склонности к самобичеванию.

— Ну, у тебя-то её точно нет! — ехидно заметила я.

Джек перевернулся на живот и подпер голову руками.

— Сожаление о том, чего уже не изменишь — бессмысленное занятие, цыпа! Из прошлого нужно извлечь урок и только. А думать — если бы, да кабы...

— И что — всегда получается?

— Что?

— Ну...не думать о прошлом.

— Не всегда, конечно, — он усмехнулся, — но я стараюсь.

Некоторое время мы молчали, наслаждаясь покоем. Солнце пригревало сквозь листву, ветер шумел в кронах пальм. Джек опустил голову на руки и прикрыл глаза — он, наверное, сутки уже не спал. Меня тоже клонило в сон, но хотелось дождаться Уилла. От нечего делать я разглядывала богатую летопись похождений Джека Воробья, начертанную на его спине в виде шрамов. Количество и разнообразие их впечатляло. Можно было подумать, что Джек их коллекционирует. Преобладали узкие, поперечные шрамы — видимо, следы побоев, но была и парочка звездообразных — таких же, как я видела у него на груди. Огнестрельные ранения. А на левом боку смуглая кожа была как бы сморщена широкой полосой — здесь явно был когда-то глубокий ожог. Какой цепкостью и волей к жизни надо обладать, чтобы выжить после всех этих ранений!

Я осмотрела свои руки и ноги — на них тоже было немало ран и ссадин. Впопыхах я, разумеется, забыла свою рубашку там, под деревом и теперь мне это аукнется — обгорю, как пить дать. Носить жилет на голое тело — это моветон...Кроме всего прочего я рассекла бровь какой-то веткой. Кровь уже запеклась, но ощущение было не из приятных. Я уж молчу о потянутых плечах, которые и не думали угомониться. Снять с Джека медальон, что ли? Но я вовремя вспомнила, что он обжегся о ядовитое дерево. Пока мы плыли к острову, Джек рассказал о своем первом опыте знакомства с этим растением. Тогда он всего лишь отломил ветку манцилина, чтобы отогнать комаров. После этого несколько дней кожу жгло, всё лицо покрылось пузырями, и он ослеп на оба глаза. Так что, пожалуй, не стоит рисковать — пусть раздражение пройдет полностью. Но как же всё-таки ноют плечи!

Я откинулась назад и стала смотреть в безмятежно-голубое небо. Потом перевела взгляд на берег. Уилл возвращался — видимо, решил не рисковать и не идти в обход острова, а может, просто устал. К нам он не подошел, а сел на берегу, у кромки прибоя. И, глядя на его застывшую, точно статуя скорби фигуру, я подумала, что всё-таки он в чем-то лучше нас с Джеком, старых циников. Он любил, любил по-настоящему и потерял свою любовь. Быть может, Элизабет и не была достойна такой любви, но в этом мире остался человек, который искренне скорбит по ней. А кто пожалеет обо мне? Или о Джеке?

Потекли дни блаженного покоя. Мы только и делали что спали, ели и снова заваливались на песок. Иногда купались. Наши тела и души нуждались в отдыхе, и мы отдыхали на полную кутушку. На острове было полно деревьев, приносящих чудесные плоды — от бананов и уже знакомых мне манго до таких экзотических и невиданных, как тамарилло**, гуава

* * *

и гуанабана

* * *

. Джек показывал мне каждое дерево, разъяснял, какие плоды можно есть и как — заканчивался урок обязательной дегустацией. Если дерево было очень высоким, Джек находил какую-нибудь палку или небольшой кокос и ловко сшибал фрукты, висевшие даже на высоте десяти-пятнадцати метров. Глазомер и координация движений у него были просто потрясающие, что было особенно удивительно в свете его пристрастия к рому. Правда, вожделенная бутылка опустела, и Джеку снова пришлось вести трезвый образ жизни, на что он не упускал случая пожаловаться.

Разумеется, я быстро сгорела и облезла и ходила, прикрываясь от солнца пальмовым листом, как зонтиком, чем немало смешила Джека. У него-то шляпа была — только она одна ему и осталась в утешение. Сапоги он забросил, и теперь мы ходили босиком, как туземцы.

Днем Джек учил меня бить рыбу острогой, а ночью — ловить крабов. Крабы были просто огромные — я в жизни таких не видела — с темно-розовой спинкой и белым брюшком. Вначале мы ловили их на рифах, забрасывая в море веревку с привязанной к ней рыбьей головой или ещё какой-нибудь падалью. Веревку сплели из лиан. Я предложила сплести из шерсти со спины, но поскольку ни у меня, ни у Джека таковой не наблюдалось — в смысле, шерсти — а спросить Уилла мы не рискнули, пришлось обойтись более прозаическим материалом. Потом на другой стороне острова Джек обнаружил целое крабовое поселение — его обитатели были поменьше и прятались в норках под камнями. Они были отважные — поворачивались к ловцу и угрожающе щелкали клешнями, острыми, как бритва. Джек ловко хватал их за спинку или подбивал камнями и хохотал, глядя как я накидываю на краба свой многострадальный жилет, а потом прыгаю сверху, чтобы умертвить добычу. Чаще всего напрасно, потому что краб успевал подорвать когти из-под жилета и спрятаться в норе. Крабов мы пекли на горячих углях, и кушанье это мне не приедалось, хотя Джек заставлял меня больше налегать на фрукты и рыбу, утверждая, будто от постоянного потребления крабов начинаются головокружения и можно даже ослепнуть

* * *

*.

Иногда я просто сидела на берегу и наблюдала, как рыбачит Джек. Стройный, смуглокожий, как индеец, он медленным, стелющимся шагом двигался по отмели, держа наготове заостренную палку и неотрывно глядя себе под ноги. Отросшие волосы разметались у него по плечам, точно грива льва, переплетаясь с обтрепанными концами банданы. Видавшая виды шляпа сдвинута на затылок. Внезапно короткий, резкий удар — такой стремительный, что я всегда вздрагивала от неожиданности — и вот уже Джек торжествующе вскидывает острогу, на конце которой трепещет рыба. Иногда, конечно, он промахивался и тогда снова принимался ходить, как сомнамбула. Пытался научить этому хитрому способу ловли рыбы и меня, но мне недоставало быстроты реакции. Рыба была хорошо видна сквозь прозрачную воду, но вот ударить и попасть в узкую спину, да ещё так, чтобы сразу наповал — это мне никак не удавалось. В конце концов, после того как я чуть не проткнула себе ногу острогой, Джек прогнал меня на берег, и теперь мне оставалось только смотреть и восхищаться его умением.