Полет ч.2

Я снова взглянула на Джека. Солнце уже клонилось к закату, мучительные полуденные часы мы пережили...и не сошли с ума, хотя я до сих пор удивляюсь, как нам это удалось. Наверное, спаслись только тем, что разговаривали. О чем же Джек рассказывал мне днем? Погодите-ка...

— Ксю, ты уходишь!

Я вскинула голову.

— Нет-нет, я здесь!

Джек с тревогой смотрел на меня. Когда мы вышли из погреба на свет божий, я наконец впервые за эти две с половиной недели увидела, во что превратил пирата его заклятый враг. Джек действительно страшно исхудал, левая бровь у него была рассечена и рана сильно воспалилась, глаз затек, всё лицо и грудь были в засохшей крови. А когда нас приковывали к столбу, я заметила ещё кое-что — у Джека на руках не было ни одного кольца. И мой медальон тоже исчез. Чуть позже я узнала — полковник снял с Джека все его амулеты.

— А мой медальон? Давно он его снял?

— Пару дней назад. Думаю, только за счет него я и продержался так долго. А ещё потому что знал — ты здесь пропадешь без меня...я не имею права умереть, даже если сам захочу этого...

Серый туман перед глазами...Голос Джека откуда-то издалека:

— У тебя наверняка тепловой удар, детка...сейчас он отпустит тебя — скорее иди к реке и окуни голову в воду. А ещё лучше — искупайся. Только осторожно, не утони!

— С чего ты взял, что он меня отпустит?

— Он всегда так наказывает за ослушание — порка, а потом день у столба...сдохнуть он тебе не даст, на это не стоит рассчитывать...

Понимаю, это малодушно, но, узнав, что моим мучениям скоро настанет конец, я обрадовалась и несколько воспрянула духом.

Джек не ошибся. Когда солнце почти совсем село, явился полковник — следом за ним ковылял мой старый знакомый, Родригес. Он уставился на нас с Джеком, как на выходцев с того света.

Полковник постоял немного позади нас, любуясь делом своих рук, потом сделал знак мулату:

— Развяжи её, пусть идет...если сможет. Надеюсь, мисс, это послужит вам хорошим уроком. Работайте хорошо и с вами будут хорошо обращаться. Работайте плохо...и вы умрете!

Родригес снял кандалы. Ноги мои подогнулись и я опустилась на землю, цепляясь ничего не чувствующими руками за столб. Полковник поморщился.

— Ну, живо-живо, убирайтесь, пока я не передумал!

Мысль о том, что сейчас он прикует меня обратно, была так ужасна, что я поползла прочь на четвереньках, как дикое животное. И очнулась только когда ощутила дуновение свежего вечернего ветра на своем лице.

Я находилась посреди поля. Руки, в которых восстанавливалось кровообращение, страшно болели. Чувствительность ещё не вернулась к ним. Перед глазами плавали золотые и черные круги. Тем не менее, каким-то краешком своего помраченного сознания я помнила наказ Джека, потому что в следующий миг очнулась уже головой в ручье. Мне стало немного полегче, хотя голова ещё сильно кружилась. Я лежала на животе, вода ручьями стекала с отросших волос. Жажда поутихла, видно, я ухитрилась напиться, даже находясь в полубеспамятстве.

"А в воде, наверное, всякие возбудители", праздно размышляла я, не шевелясь, "холера там...или сибирская язва...или какая-нибудь тропическая дрянь...ну и черт с ней!"

Одновременно с последней мыслью я снова принялась хлебать из ручья. Потом машинально перевернулась на спину...и вогнала ногти в землю, чтобы не заорать. Несколько минут я посвятила этому благому порыву — сдерживала крик — пока, наконец, боль в спине, потревоженной моим неловким движением, слегка не поутихла.

— Я на колчаковских фронтах ранен, — прохрипела я, делая попытки подняться.

Господи, какая боль!

Я думала, что испытала многое, когда боцман огрел меня своей "кошкой", но по сравнению с этим он меня просто погладил.

— К черту! — прошипела я, падая животом в мягкую глину, — не буду я вставать! Останусь здесь и сдохну! Пусть мне крокодил бошку откусит! Это невыносимо! Я не могу! Проклятый мир! Что я такого сделала, что всё время попадаю в какие-то передряги? За что? Пусть они сами, без меня как-нибудь...

Я всё говорила, говорила и не могла остановиться, такая меня охватила злость на несправедливость этого мира. Наконец, выдохлась и умолкла. И тут же с поразительной ясностью нахлынуло ощущение, охватившее меня, когда полковник отворил дверь погреба...вкус губ Джека...яркий свет, бьющий по глазам...его руки в моих волосах...глаза Джека, черные, бездонные, как ночное небо...его спина — иссеченная, покрытая шрамами...

"Я не имею права умереть, даже если сам захочу этого"...

"Я хожу по лезвию ножа...и мне это нравится..."

— Ааааа!!! — яростно простонала я, — пропади всё пропадом!!!

Оперлась на руки, рывком вытолкнула тело вверх, вставая на четвереньки. Боль огненной плетью рванула вверх от поясницы к плечам.

— Не выдержишь?! Сдохнешь?!! — почти рычала я, хватаясь за тростник, чтобы выпрямиться, — я тебе сдохну! Я тебе так сдохну, своих не узнаешь, проклятая слабачка!!!

Встала на ноги. И, шатаясь, пошла назад, к плантации.

Как ни удивительно, но злость решила проблему. Я пришла в такую ярость, что боль теперь даже помогала мне — от неё я свирепела ещё больше. Теперь главное было — сохранить это в должных рамках, не дать себе натворить глупостей...

Я тихонько прокралась за пристройки, на сеновал. Неслышно ступая, прошла насквозь, к задней двери. Столбы для наказаний находились за службами, где было много свободного места — полковник очень любил собрать своих слуг и вершить суд, так сказать, в назидание всем присутствующим. И, кажется, сейчас там происходило именно это...

Действительно, вокруг столбов стояли, по-моему, все, кто вкалывал со мной и Лиз на плантации. Кстати, а где же Лиз? Высунув голову из-за косяка, я внимательно вглядывалась в молчаливую группу людей — не мелькнет ли среди меднокожих мулатов светлая фигурка девушки. Нет, её здесь нет...ну да может быть, это и к лучшему. Ей уже достаточно впечатлений.

Полковник стоял в самом центре, возле столба, к которому всё ещё был прикован Джек. Лицо у пирата было очень спокойное, словно он находился у себя в каюте на "Жемчужине" и я поразилась его самообладанию. Слуги держали в руках факелы, а чуть в стороне был разведен костер.

Полковник стоял, горделиво выпрямившись, словно на параде и на его лице было написано нескрываемое торжество. Оно слышалось и в его голосе, когда он произнес:

— Смотрите и слушайте все вы! Перед вами человек, который пятнадцать лет назад сбежал с моей плантации на Ямайке. Он совершал побег неоднократно, за что был наказан со всей строгостью, но так и не исправился и не покорился своей участи. В конце концов, одна из его попыток побега всё же увенчалась успехом — причиной тому стала...нерадивость некоторых моих слуг. Всех их постигла смерть, — лицо полковника исказила гримаса ярости. Джек вздрогнул и переменился в лице, — но теперь, как вы видите, этот человек снова в моих руках! Потому что никому и никогда не уйти от Роджера Мора! Запомните это все!

Слуги стояли молча, опустив глаза в землю. Похоже, подобные сцены были для них привычны.

— А теперь, Джек, — полковник приблизился к своему пленнику и ткнул его в спину концом хлыста. По лицу Джека пробежала короткая судорога боли, я сжала кулаки, не замечая, как ногти впиваются в ладони, — теперь повтори то, что сказал вчера в хижине. Скажи всем, кто твой хозяин, капитан Джек Воробей!

При имени Джека по толпе слуг прошло оживление, мимолетное, как дуновение ветра. Они знали о Джеке Воробье.

Повисла пауза. Я отчаянно грызла пальцы.

"Скажи, что он твой хозяин, пусть подавится!", умоляла я Джека про себя, "прошу тебя, Джек, пожалуйста!"

— Ты, видно, что-то плохо допонял, Роджер, — медленно, тягуче растягивая слова, произнес Джек и обернулся, насколько ему позволяли прикованные руки, — наверное, английский подзабыл в этой глуши! Ну так я тебе напомню, мне не жалко. Я — капитан Джек Воробей. Ты можешь замучить меня до смерти, но я свободен, как и тогда, пятнадцать лет назад, и останусь свободным до самого последнего вздоха! Только ты его не услышишь, не надейся на это! Твои кости будет поджаривать дьявол в аду, а я всё ещё буду жить и бушевать!

Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь треском веток в костре. Я так и застыла, глядя на Джека. Я ожидала от него чего угодно, но только не такой пламенной речи.

Джек, ты же мастер уловок! Ты мог бы водить его за нос ещё полночи, не говорить ни "да", ни "нет", делать вид, что отступаешь, а потом переворачивать всё с ног на голову...но я не знала, что же произошло на самом деле между Джеком и полковником, там, в хижине...быть может, все уловки уже были испробованы...быть может, когда-то приходит край и терпению Джека. Быть может, наступает момент, когда нужно идти до конца, несмотря ни на что...вот только...какой ценой?

— Вот как! — в тон Джеку промолвил полковник, — и это твоё последнее слово?

— Да, клянусь душой!

Слуги в ужасе попятились в разные стороны. Господи, он что, хочет разозлить этого психопата так, чтобы он забил его до смерти?!

Полковник медленным движением снял камзол. Только сейчас я заметила, что он одет во что-то типа военной формы. Я видела такую в фильме, на офицерах Порт-Рояла. Только парика у полковника не было.

— Ну, что ты сделаешь, что? — продолжал упорствовать в своем безумном намерении Джек и, словно прочитал мои мысли, — будешь бить, пока рука не устанет? Это же бесполезно, Роджер, сам знаешь!

— Разве? — всё так же спокойно возразил полковник, аккуратно вешая камзол на гвоздь, торчащий из стены сарая, — а вот мне помнится, как кто-то, корчась в кандалах в той хижине, умолял меня о пощаде! Умолял если не бить, то хотя бы не обливать после этого соленой водой — было такое?

Джек засмеялся. Это был настоящий, искрений смех. Как давно я не слышала, как Джек смеется!

— Тебе, наверное, это приснилось, Роджер! Снилось все те пятнадцать лет, что ты провел, тоскуя обо мне. Но послушай, что я тебе скажу. Легко добиться своего, лишив человека пищи и воды — это и последний дурак сумеет. Дай мне время оклематься, пусть силы вернуться ко мне — и тогда перед тобой будет достойный противник! Что более почетно — сломать того, кто и так уже полумертв от лишений или человека, полного сил и жизни? А? Подумай, Роджер.

Во время этого вдохновенного монолога полковник стоял, повернувшись спиной к Джеку, и тяжело дышал. Рубашка между его лопатками потемнела от пота. Внезапно он резко развернулся — таким я его ещё не видела. Толстое лицо его тряслось от ярости, глаза сверкали. Вся его холодная насмешливость слетела с него, обнажив истинное лицо полковника Мора, на которое страшно было смотреть. Такие глаза, наверное, можно увидеть, если забрести ночью по ошибке в пещеру голодного льва.

"Сейчас он его убьет", вдруг отчетливо поняла я, "он потерял контроль над собой и просто убьет Джека, ему надо не так уж много"

Полковник тем временем наклонился к костру и поднял что-то. Это был раскаленный докрасна металлический прут. Слуги в ужасе кинулись врассыпную, огоньки факелов замелькали и пропали во мраке. Горел лишь костер и в его дьявольском свете отчетливо виднелись две фигуры, точно вырезанные из черной бумаги — палач и его жертва. Медленно, точно карающий рок, полковник двинулся к Джеку.

— Отлично, Роджер! — казалось, пират нисколько не испугался, — прикончи меня! Но я умру, не покорившись тебе, запомни мои слова, они будут гореть у тебя в голове до самой смерти! Многих тебе удалось сломить, но только не меня!

Я встала. Оказывается, я сидела на земле, ухватившись за косяк, и даже не замечала этого. Сделала шаг вперед, точно под гипнозом. Да и всё происходящее казалось мне страшным сном.

Господи, пусть это будет сон! Пусть мы проснемся на "Жемчужине" и долго будем смеяться и сетовать, что зря вчера выпили столько рома!

Джек повернул голову на звук шагов, и его беззаботное лицо исказилось от ужаса. Он непроизвольно дернулся в кандалах.

— Ксю! Нет! Не подходи!

Но я осталась глуха к его приказу. Обогнула столб — Джек делал яростные попытки освободиться — и загородила пирата собой, встав между ним и полковником. Прижалась спиной к спине Джека, наши раны соприкоснулись. Кровь к крови.

— Ну что ж, бей! — произнесла я негромко, глядя в глаза голодному льву, в чью пещеру нас угораздило попасть, — но только убей нас обоих одним ударом, иначе следующим мертвецом станешь ты сам!

Полковник сделал ещё два шага и занес слабо мерцающий алым прут над головой.

XXXXVI.

"-Ты не победил, ты сжульничал! В честном бою я бы тебя заколол!

— Тогда сражаться честно явно нет резона!"

Уильям Тернер, капитан Джек Воробей, ПКМ-1

— Ксю, уйди! Ксю, отойди сейчас же! Оставь меня!

Однако я продолжала упрямо стоять, игнорируя вопли и прыжки Джека за моей спиной. Только очень хотелось закрыть глаза. Может, это и не по-геройски, но я ни на что не претендую. Уж больно страшно смотреть, как на тебя замахиваются раскаленным прутом с целью снести тебе башку...

Однако удара так и не последовало. Вместо него раздался негромкий смех. Я открыла глаза. Мне показалось, что я ослышалась, но всё было верно.

Полковник смеялся. Прут он бросил обратно в костер и стоял теперь перед нами, уперев руки в бока, и веселился.

— Ну, мисс...как вас там — знал, что вы меня не разочаруете, и не ошибся! Этот негодяй перекупщик всё-таки не надул меня — по крайней мере, в отношении вас! Хотя сначала, признаюсь, я был несколько поставлен в тупик. Вы так прилежно работали! Мне хотелось посмотреть, сколько вы протянете, если давать вам ещё меньше еды — и после этого вы украли мою лошадь, чтобы совершить некий крестовый поход...

Я закусила губу. Черт, неужели Родригес проболтался!

— Я знаю, где вы были вчера, — угрожающе произнес полковник, — я был там и видел ваши следы возле хижины. Но это ничего не меняет. Наказание вы своё получили — ступайте и работайте так же хорошо, как и раньше.

И он снова засмеялся каким-то странным смехом.

— Полковник Мор, — произнесла я, не трогаясь с места, — объясните, зачем вам всё это? Что вам нужно от нас? Или вы из чистого удовольствия морите нас голодом и избиваете? Какой в этом смысл?

Джек за моей спиной вздрогнул, но промолчал.

Полковник изучающе посмотрел на меня...а потом вдруг сделал быстрый шаг вперед и, схватив меня сзади за шею, рывком подтащил к себе. Я почувствовала, как его железные пальцы впиваются в мои сонные артерии, и инстинктивно дернулась, но полковник держал крепко.

— Какой смысл, милая девочка? — произнес он мне прямо в лицо, — было время, когда я убивал за такой вопрос, а теперь я стар и разорен, эта плантация — единственное, что у меня осталось и приносит она не так уж много. А уж развлечений на ней и вовсе никаких. Так вот вы — моё развлечение. Люди, подобные вам и этому краснокожему ублюдку (я услышала, как Джек за моей спиной скрипнул зубами) так забавны! Они так кичатся своей свободой и так горды возможностью идти и плыть, куда им вздумается! Разве не приятно лишить их всего этого и посмотреть, как они будут дергаться?